Впоследствии от генерала Корнилова мы узнали, что Керенский ему на ухо сказал: «Будьте осторожны. Я не уверен, что ваши слова не станут известны немцам». Значит, в зале заседаний Временного правительства мог находиться тайный агент противника.
Доклад генерала Корнилова был принят без возражений, все предложенные им мероприятия Временное правительство одобрило.
После заседания Керенский пригласил генерала Корнилова и нас на завтрак. Он занимал в Зимнем дворце помещение, в котором в свое время жил император Александр II. Мы сначала вошли в его кабинет, где «имели честь» (!) быть представленными находившейся там «бабушке русской революции» Е.К. Брешко-Брешковской. Это была грузная, расплывшаяся в ширину, наполовину выжившая из ума старуха. Затем прошли в маленькую столовую императора Александра II, где застали знаменитого художника И.Е. Репина, который с почтительными поклонами просил разрешения сделать во время завтрака эскиз с Брешко-Брешковской для ее портрета. Это Репин-то!
Он поместился со своим блокнотом в углу столовой, а Брешко-Брешковская во время всего завтрака, когда художник ее зарисовывал, старалась принимать «авантажные позы», что было «и печально и смешно».
За столом прислуживали бывшие придворные лакеи, но уже не в ливреях, а в серых куртках без гербовых пуговиц. Когда один из них поднес мне блюдо, я заметил, что оно дрожало в его руках. Я посмотрел на него и узнал старика камер-лакея, который еще так недавно прислуживал в Ставке у царского стола. Слезы были у него в глазах: видимо, мое присутствие ему напомнило прошедшее время и его долголетнюю и чинную придворную службу.
Во время завтрака Керенский был в хорошем настроении и неоднократно побуждал Корнилова самым энергичным образом приводить в исполнение предложенные им и утвержденные правительством мероприятия для восстановления боеспособности армии. После завтрака мы тотчас же уехали в Ставку, где немедленно началось осуществление принятых решений.
Генерал Корнилов был безгранично храбрый, честный, правдивый и прямой в душе офицер, всецело проникнутый чувством воинского долга. Благодаря личной храбрости, проявленной им в боях, и своему смелому побегу из немецкого плена он пользовался в армии почти легендарной известностью. Несмотря на его строгость и требовательность, солдаты любили генерала и были ему преданны.
Во время начавшегося в армии после революции развала Корнилов создал из оставшихся верными своему долгу солдат ударный полк, носивший его имя и отличавшийся большой храбростью. Особенно же беззаветно – буквально до степени обожания – был предан ему текинский конный дивизион, который неотлучно находился при нем и был готов «лечь за него костьми». Этот полк и дивизион приняли на себя охрану Ставки после назначения генерала Корнилова Верховным главнокомандующим.
Одна лишь весть о его назначении имела уже магическое действие: солдаты на фронте, зная его решительность и строгость, подтянулись и стали даже отдавать честь офицерам, а солдатские комитеты стушевались и притихли.
Но, обладая выдающимися воинскими качествами, генерал Корнилов не был наделен ни дальновидностью, ни «эластичностью» мысли искусного политика и не подозревал о тех трудностях и даже опасностях, с которыми сопряжена должность Верховного главнокомандующего. Сложные политические комбинации были ему совершенно чужды, и по простоте душевной он не замечал тех ловушек и пропастей, которыми была усеяна революционная почва.
После назначения генерала Корнилова патриотические умеренно настроенные круги русского общества, потерявшие уже было надежду на спасение России, воспрянули духом. Круги эти состояли из деятелей Союзов земств и городов, из членов умеренно-либеральных буржуазных партий и из представителей разных культурно-просветительских объединений.
В то время как революционный центр, возглавляемый Временным правительством и Советами рабочих и солдатских депутатов, находился в Петрограде, деятели патриотических объединений, союзов и партий сосредоточились в Москве. Они организовали там Общественное совещание[29] и пригласили на него генерала Корнилова, надеясь этим поднять патриотическое настроение в стране.
Стремясь расширить опорой на общественность «базу» для приведения в исполнение одобренных уже правительством мероприятий, генерал Корнилов принял приглашение и этим себя погубил.
Принимая это приглашение, он выходил из рамок военной сферы и вступал на политическую почву. Будь он при этом дальновиднее, будь ближе знаком с историей революций, он понял бы, что может вызвать этим среди революционеров подозрение в «бонапартизме», чего они всегда и везде больше всего боялись, особенно если это касалось боевого и популярного в армии генерала, каковым был Корнилов.
Это, конечно, и случилось.
Если бы генерал Корнилов отдавал себе в этом ясный отчет, то решился бы на такой шаг лишь после всесторонней и серьезной подготовки, то есть после создания мощной военной опоры путем сосредоточения в Ставке и вблизи столицы боевых и вполне ему преданных, сильных воинских частей, на которые он мог бы в случае надобности положиться. Это можно было сделать исподволь и осторожно, под предлогом формирования в районах поблизости от столицы «ударных частей» для Северо-Западного фронта, что одобрялось Временным правительством.
Между тем в Ставке при генерале Корнилове состоял один лишь ударный полк его имени и текинский дивизион, а на фронте он, по-видимому, ограничился обещанием поддержки со стороны главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала А.И. Деникина, что не могло иметь большого значения, ибо этот фронт был слишком далек от столицы.
В Москве генерал Корнилов был встречен с большим воодушевлением, и Московское совещание прошло в середине августа под знаком громадного патриотического подъема, что, конечно, не могло не перепугать революционных деятелей, заставив их бояться за свою шкуру.
В конце августа Временное правительство предательски спровоцировало генерала Корнилова, обратившись к нему с «конфиденциальной» просьбой послать в Петроград конный отряд якобы для усмирения готовящегося большевистского восстания. Когда же отряд под командой генерала Крымова подошел к столице, оно объявило, что Корнилов намеревается свергнуть правительство и задушить революцию. Обвинив его в контрреволюции, Временное правительство вынесло решение о его смещении и аресте и послало в Ставку и на фронт запрещение исполнять его приказания.
Войска вновь «революционно» вздохнули, и никто, конечно, не принял открыто его сторону. Таким образом, пропало, как пропадают «покушения с негодными средствами», выступление генерала Корнилова и вместе с тем безвозвратно погибло успешно начатое им дело восстановления боеспособности армии.
Было ли в действительности у генерала Корнилова приписанное ему Временным правительством намерение свергнуть революционную власть, трудно сказать. В его планы были посвящены в Ставке лишь два-три близких к нему офицера и генерал Деникин на Юго-Западном фронте. Даже объявленный вместе с ним арестованным начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал А.С. Лукомский не знал о его замыслах. Об этом лично от него мне стало известно во время разговора, который я имел с ним ночью, после получения постановления об аресте. И я этому верю, ибо Лукомский, один из мудрейших и дальновиднейших людей, которых я в своей жизни встречал, конечно, удержал бы Корнилова от рискованных шагов, которые без соответствующей подготовки могли бы лишь привести его и начатое им дело к гибели.
Однако арестовать генерала Корнилова в Ставке было не так-то легко. Дело не обошлось бы без страшного кровопролития, ибо Корниловский полк и Текинский дивизион решили воспротивиться этому силой.
Узнав об этом, Временное правительство поручило трудную задачу приведения в исполнение своего постановления генералу Алексееву, находившемуся в Петрограде не у дел. Он, получив заверение, что жизнь генерала Корнилова и его сотрудников не будет подвергнута опасности, взял на себя эту задачу, дабы сколь возможно смягчить последствия этого погибшего дела.
После переговоров генерала Алексеева с генералом Корниловым и преданными ему частями решили, что генерал Корнилов и его сотрудники будут «заключены» под стражу Текинского дивизиона в одной из гостиниц Могилева. По приведении этого решения в исполнение Корниловский полк ежедневно проходил мимо этой гостиницы парадным маршем, приветствуя своего вождя.
Вскоре могилевские «узники» были переведены в Выхов, где их так же, как в Могилеве, «караулил» Текинский дивизион.
После большевистской революции Корнилов покинул «тюрьму» и, встав во главе своих «тюремщиков» – верных ему текинцев, – прошел легендарным походом через весь юг России на Дон, где впоследствии геройски погиб, сражаясь во главе Добровольческой армии с большевиками.
Глава 3Конец Ставки. Генерал Н.Н. Духонин
Вместо генерала Л.Г. Корнилова Верховным главнокомандующим был назначен генерал Н.Н. Духонин. Это был храбрый и безупречно честный боевой генерал, по характеру очень мягкий и любезный человек.
После неудачи корниловского выступления развал армии пошел с удвоенной быстротой. Вновь начались гонения и убийства офицеров, теперь по подозрению в принадлежности к сторонникам Корнилова. Комитеты солдат и матросов вновь забрали силу, и борьба с правительственной властью и командным составом обострилась на почве обвинения их в попустительстве, приведшем-де к «корниловскому мятежу». Временное правительство, потерявшее всякую опору после своего предательства Корнилова, принуждено было в угоду большевистски настроенным революционным комитетам усилить свою демагогическую политику, что, конечно, не могло привести ни к чему другому, как к захвату в ближайшее время власти крайними революционными элементами.