Толпа притихла.
— Товарищи женщины! — Василий поправил съехавшую на затылок фуражку. — Повторяю: хлеб мы отправляем рабочему классу России, который получает его по осьмушке. — Голос Шемета окреп: — Хлеб идет и в Красную Армию, что бьет сейчас белополяков и Врангеля. Должны мы ее накормить? У вас у многих на фронте мужья и братья, кто откажет им в куске хлеба? Может лежит он в госпитале, а поесть нечего? — Волнение вновь охватило Шемета. — Может, лежит революционный солдат, умирает в чистом поле, а вы жалеете дать ему хлеба. — Тяжелый ком подкатил к горлу Василия. Он закончил чуть слышно: — Зачем все это? — Рука Шемета протянулась по направлению разорванных мешков пшеницы.
Опустив головы, казачки медленно расходились. Продотрядцы начали приводить в порядок разгромленные амбары.
— Весь тут шухарь подняла Лукерья Великанова! — сообщил Шемету оправившийся от испуга милиционер.
— Кто такая? — спросил тот мрачно.
— Местная казачка. Отца у ней выслали из станицы как експлоататорский елемент. Муж, Семка Великанов, из беднеющего класса. Раньше робил у отца Лукерьи в батраках, потом, значит, женился на ней, вошел в дом тестя.
— Где он сейчас?
— В голубой банде, — ответил словоохотливый милиционер, — а Лукерья, жена Семки, мутит народ.
— Почему ее не арестуете?
Милиционер произнес со вздохом:
— Улик нет.
— Какие тебе улики нужны, когда разнесли амбары и бишкиль[20] твой разбили.
— Но ведь это не Лукерья, а казачки.
— Я вижу, ваша Лукерья — неглупая баба! — насмешливо бросил Шемет.
— Бабочка, действительно, аховая, — согласился милиционер. — Похоже, председателя станичного совета опутала. Ходит перед ней на цыпочках. Можно сказать, вся станица у ней под началом. А кто пикнет, она сейчас: «Вот приедет Семен, даст жару».
Передав лошадь Дороне и не слушая больше болтливого милиционера, Шемет зашагал в станичный совет. На крыльце крестового дома с резными наличниками, окрашенными в голубой цвет, стояла казачка. Скрестив руки на пышной груди, слегка откинув красивую голову с большой короной светло-каштановых волос, она с усмешкой смотрела на Василия.
«Вероятно, это и есть Лукерья Великанова, о которой говорил милиционер», — подумал Шемет.
Поймав на себе ее взгляд, он невольно поправил выбившийся из-под фуражки чуб. Но если бы он увидел Лушу через несколько минут, когда она вошла в дом, он был бы поражен резкой в ней переменой.
Пнув вертевшуюся под ногами кошку, Луша хрустнула пальцами, торопливо подошла к буфету, вынула пузатый графин, посмотрела на свет желтоватую жидкость и поставила на место.
— Самогонки хватит. Этого красавчика я приберу к рукам. Надо только сказать Викентию, чтоб на постой ко мне направил.
Луша вышла через заднее крыльцо в огород, ступая осторожно, чтоб не помять длинные плетни огурцов и арбузов, остановилась у забора. До ее слуха донесся стук тарантаса.
— Не Дорофей ли едет? — женщина сделала руку козырьком, посмотрела на дорогу и вздохнула с облегчением. Увидев Лушу, Толстопятов молодцевато спрыгнул с тарантаса.
— Мое вам с кисточкой, Лукерья Егоровна, — поздоровался он.
— Здравствуй, — сухо кивнула та и, помолчав, спросила: — Как там у них?
Толстопятов заговорил вполголоса:
— Трое казаков на днях убегли от Семена. Будто бы с повинной в Усть-Уйскую. Ребята их дорогой догнали, ну, значит, и того… — Толстопятов выразительно рубанул себя по шее. — А новой прибыли в людях не видно…
Брови Луши сдвинулись.
— Где Семен?
— В Горелых колках.
— Сейчас же заворачивай обратно, гони к нему. У нас продотряд стоит. Скажи, чтоб из лесов пока не выходил. — В голосе женщины зазвучала повелительная нотка.
— Как у тебя с хлебом? — помолчав, спросила она.
— В надежном месте.
— Весь?
— Нет, оставил для близира пудов тридцать. Пущай товарищи пользуются. Потому как я сторонник Советской власти. — Толстопятов заколыхался от смеха. — А Семена ночью повидаю.
Луша сорвала несколько огурцов.
— На, поешь. В дом-то не зову. Опасно. Поезжай с богом.
— Лукерья Егоровна… — Дорофей умильно посмотрел на нее.
— Что еще?
— Себя-то береги, раскрасавица наша. Ведь на тебе все держится. Семен-то, Семен только шашкой орудовать мастер… А вот коснись что-нибудь умственное сделать — к тебе.
— Ладно, ладно, поезжай с богом, а то как бы не заметили.
Дорофей зашагал к тарантасу. На выезде из переулка он еще раз посмотрел на казачку.
— Даст же господь такую красоту! Не человеку только досталась, — вздохнул заимщик.
ГЛАВА 5
Улицы были безлюдны, лишь возле амбаров остались караульные. Конные дозоры надежно охраняли подступы к станице.
В доме станичного совета, куда вошел Василий, находился один секретарь.
— Разыщите председателя, чтоб немедленно был здесь, — заявил решительно Василий и, потрогав колченогий стул, прислонил его плотнее к стене.
— Оно можно и поискать. — Отложив счеты, секретарь сунул босые ноги в валенки и зашлепал к дверям.
Оставшись один, Василий предался невеселым размышлениям: «В станице есть люди, связанные с голубой бандой. Надо проверить…» Заслышав стук копыт, Василий подошел к окну.
— Дороня! — заметив Третьякова, крикнул он. — Зайди. — Открыв створку, Шемет помахал всаднику рукой. Дороня соскочил с коня.
Подросток с льняными волосами, одетый в пиджак с чужого плеча, превратился в эти годы в красивого юношу с открытым умным лицом, с достоинством носящего форму. Вот он подтянулся, оправил одежду и быстро поднялся по ступенькам крыльца.
— Прикрой плотнее дверь и садись ближе, — распорядился Шемет. — Тебе известно, что в районе станицы Усть-Уйской появилась голубая банда? — опросил он.
— Да, я знаю об этом.
— Слушай дальше. Недавно в укоме партии о тебе был разговор. Как я помню, одно время ты был в партизанском отряде Русакова.
— Да. Вы, Василий Александрович, были у нас начальником эскадрона.
— У тебя хорошая память, — улыбнулся Шемет. — Так вот, Русаков отозвался о тебе как об опытном разведчике.
— Ну, какой у меня опыт, — смутившись, ответил Дороня. — Просто выполнял задание и все.
— Теперь тебе даем новое поручение: разведать местонахождение банды, сообщить об этом при первой же возможности Усть-Уйскому военкому Новгородцеву… Какое-то время будешь находиться в его распоряжении. Когда нужно, мы тебя вызовем. Сейчас я напишу Новгородцеву письмо. — Василий взялся за бумагу.
— Когда выезжать?
— С утра. Береги себя. Не забывай, что лезешь в волчью пасть.
Дороня вышел. Садясь на коня, подумал: «Не забыл меня Григорий Иванович, помнит. А задание выполню… выполню…»
Проводив глазами Третьякова, Шемет опустился на стул. На душе было неспокойно: «Рано Дороню политруком назначили. Но и то сказать, бурно растет парень. Умен, находчив. Вернется ли живым!»
Скрипнула дверь. На пороге стоял человек, одетый в легкий парусиновый пиджак и широчайшие шаровары с лампасами. Круглое, как арбуз, лицо с маленькими плутоватыми глазками выражало угодливость. Приложив руку к форменной фуражке, козырнул:
— Здравия желаем.
— Вы — председатель совета? — спросил сухо Шемет.
— Так точно. Чем могу служить? — председатель не спеша повесил пиджак на торчавший в стене гвоздь.
— Коммунист?
— Член Российской коммунистической партии большевиков, — усаживаясь за стол, ответил тот с готовностью.
— Как вы могли допустить беспорядки в станице? — Шемет в упор посмотрел на председателя. — Больше того, спрятаться, когда вся станица бурлит?
— Провиночка есть, это правильно. Действительно, пошумели бабы немножко, но ошибочку поправим. Дело пустяковое.
— Почему вы как председатель станичного совета не предупредили ошибку? — Шемет с трудом сдерживал охвативший его гнев: — Задержать отправку хлеба рабочим вы считаете пустяками?
— Согласен, заминка вышла, — заерзал тот на стуле. — Не сумлевайтесь, все будет в аккурате…
— Очевидно, нам придется разговаривать по этому вопросу в уездном политбюро, — поднимаясь со стула, сердито сказал Шемет. — А теперь устройте меня на ночлег.
Председатель поспешно сорвал пиджак и, забежав вперед, предупредительно открыл дверь:
— Это можно-с. Тут недалеко подходящая квартирка есть.
На улице было темно. Деревья и постройки тонули во мгле. Остановившись возле какого-то дома, спутник Шемета произнес:
— Вы тут постойте, я узнаю насчет комнаты. Здесь приезжие завсегда останавливаются.
Ждать его пришлось недолго.
— Заходите. Комната как раз свободна.
Нащупав ногой ступеньки, Василий поднялся на крыльцо. В ярко освещенных сенях стояла Луша, приподняв лампу и приветливо улыбаясь.
Первой мыслью Шемета было вернуться в станичный совет: хозяйка дома — жена бандита. Зачем председатель привел его сюда?
Отступать было поздно. Василий решительно шагнул следом за хозяйкой.
— Заходите, Викентий Захарович, — кивнула та.
— Благодарствую. Тороплюсь домой, — ответил председатель.
— Постойте, — рука Шемета приподнялась. — Скажите начальнику охраны, чтобы выслал ко мне связного.
— Скажу, — ответил с готовностью Викентий и, сделав какой-то знак Луше, вышел.
Хозяйка провела постояльца в комнату.
— Похлопочу насчет ужина, — Луша вышла на кухню, поспешно открыла окно.
— Здесь я, здесь, — послышался приглушенный голос Викентия.
— Ну, как он? — шепотом спросила Луша, кивнув головой на комнату.
— Лют, как зверь. В уездное политбюро грозил меня потащить.
— Ничего, у меня будет ласковый.
— На тебя вся надежда, Лукерья Егоровна. Боюсь, как бы партийный билет не отобрали. Выручай, голубка.
— Ладно. Утре приходи. Не забудь четверть самогонки прихватить. Пить будем трое.
— Ух ты! — От мысли о пирушке с начальником продотряда у Викентия захватило дух. — Раскрасавица ты наша, — произнес он в восхищении.