После окончания работ в «экваториальном квадрате» «Витязь» направился в Новогвинейское море, пройдя близко от островов Хермит, на которых впоследствии нам удалось побывать. Острова были окутаны частой сеткой дождя, и вскоре клочковатые тучи стали наползать на «Витязь», но то ли внезапно переменился ветер, то ли какая-нибудь другая причина, на «Витязь» упало всего несколько капель, и мы с интересом наблюдали, как пузырятся на воде частые дождевые капли в нескольких десятках метрах от корабля. И долго еще за кормой «Витязя» на пустынном горизонте виднелось темное грозное сгущение облаков, окутавших острова Хермит.
На другой день при подходе к очередной станции на поверхности океана показались какие-то странные полосы, изменявшие время от времени свои очертания. Оказалось, что это огромные косяки нерестующей крупной рыбы. Ихтиологи, и особенно рыболовы-любители, а таких на «Витязе» множество, пришли в волнение. Они умоляли начальника экспедиции В. П. Петелина изменить курс и подойти ближе к стаям рыбы; предлагались планы, как выловить эту рыбу. Но начальник экспедиции, сам заядлый рыболов, был непреклонен: время терять нельзя!
Резким контрастом с относительно безжизненными водами открытого океана представлялось Новогвинейское море. Что привлекло сюда стаи рыбы? Может быть, обилие пищи, обусловленное близостью берега? А он не так далеко: плавучие вестники Новой Гвинеи — стволы деревьев, кокосовые орехи и водоросли — встречались нам все чаще.
Течения иногда заставляют предметы совершать грандиозные путешествия. Глядя на безжизненный ствол дерева с голыми, торчащими над водой сучьями, невольно вспоминаешь покинутые экипажем корабли-призраки, которые носятся во власти стихии. Но первое впечатление обманчиво. Ударьте посильнее по плывущему стволу, и с него в воду, как горох, посыплются крохотные крабики, бросится в разные стороны рыбья мелюзга. Это мальки коралловых рыб и рыб, обитающих в прибрежных зарослях, а иногда и пелагических.
Плавучие предметы — «и стол и дом» для этих рыбок. Они укрывают мальков от солнечных лучей, здесь и обилие пищи в виде оседающих на плавучих предметах мелких рачков, моллюсков, многощетинковых червей-полихет и водорослей.
Говорят «плавает как рыба», а между тем среди рыб есть и неважные пловцы. Вот, например, обитающий у плавучих стволов спинорог. Это плоские, иногда довольно красиво окрашенные рыбы, спинной плавник которых увенчан острым плотным шипом. Однажды наш ихтиолог Беседнов подцепил сачком половинку кокосового ореха, в трещинках которой так плотно сидели спинороги, что их едва удалось извлечь. А у некоторых рыб есть специальные кожистые выросты, которые позволяют им зацепляться за «стебли» плывущих водорослей и другие предметы.
«Водорослевых рыб» немало, но основное население «плавника» — это усоногие рачки балянусы (или морские желуди) и морские уточки. Их белые известковые коронки и треугольники довольно быстро облепляют плавающие предметы и становятся тем крупнее, чем дольше «плавник» находится в море. Кроме них, на плавучих предметах селятся различные водоросли, моллюски, кораллы, губки.
Все эти прикрепляющиеся организмы селятся не только на пассивно плавающих предметах, но и на днищах судов. Как известно, сильно обросшие суда теряют скорость, так как увеличивается их трение о воду.
НА ЗЕМЛЕ ПАПУАСОВ
Чудесное, пронизанное солнечным светом утро. Па небе ни облачка, но свежий ветер вызвал веселую пляску волн, и море — непрерывная череда зеркальных зайчиков.
Кажется, а может быть и в самом деле, в воздухе едва уловимый аромат каких-то растений примешивается к ставшему совсем неощутимым соленому запаху океана. Берега Новой Гвинеи видны еще плохо; они окутаны утренней туманной вуалью. Но вот она постепенно тает — мы приближаемся к земле, и уже легко различить красноватый обрывистый берег и над ним уходящие вдаль отлогие склоны гор, покрытые темно-зеленым плащом тропического леса.
Даже в бинокль берег кажется безжизненным, но кое-где поднимаются тоненькие столбики дыма, и, вероятно, не одна пара глаз с любопытством наблюдает за нами так же, как и 21 сентября 1871 года, когда здесь, в водах залива Астролябия, появился русский корвет «Витязь», на борту которого находился Миклухо-Маклай. Он выбрал это побережье для исследований не случайно: Дампир, а затем Дюмон-Дюрвиль, открывший залив Астролябия, здесь не высаживались. Русский ученый стал пионером исследования огромного загадочного острова, занимающего 888 тысяч квадратных километров.
С тех пор прошло восемьдесят лет, но природа внутренних районов Новой Гвинеи остается почти неизвестной. И это не удивительно. Новая Гвинея — горная страна, почти две трети ее находятся на высоте более 600 метров над уровнем моря. Вдоль всего северо-восточного побережья острова проходит грандиозная горная цепь, увенчанная вечноснеговыми вершинами. Эта горная система постепенно понижается к востоку (преобладают столовые горы и лавовые плато), а затем погружается под воду и прослеживается в виде подводного хребта, увенчанного отдельными островами. Наиболее высокие вершины погруженных гор — архипелаги Д'Антркасто и Луизиады.
К центральной горной системе Новой Гвинеи примыкает беспорядочное нагромождение труднопроходимых хребтов и приподнятых плато, рассеченных глубокими и лесистыми долинами. «Легче с горной палкой добраться до высочайшей вершины европейских Альп, — сказал один итальянский исследователь, — чем перебраться через любой холм в Новой Гвинее». Эти изолированные от внешнего мира внутренние области острова, куда еще только начинают проникать геологические и другие специальные экспедиции, населяют племена, стоящие на уровне развития каменного века, и для естествоиспытателей наших дней Новая Гвинея в известной степени Terra incognita[23], здесь науку ожидают новые и поразительные открытия.
Мы идем проливом «Витязя». Несколько отошли от берега, а жаль: как раз сейчас появилось какое-то селение в глубине миниатюрной бухточки. Вероятно, это деревня Телята, которую посещал Миклухо-Маклай. Интересно, сохранилась ли медная дощечка с монограммой отважного путешественника, прибитая к одному из деревьев в этой деревне? Но вот «Витязь» идет чуть-чуть мористее, и здесь очередная станция, а затем поворот на юг в Соломоново море. На этот раз море было приветливым. Из-за недостатка времени не смогли повторить прошлогоднюю океанографическую съемку и ограничились всего двумя станциями, где работали только геологи и биологи.
Утро 29 апреля застало «Витязь» у островов Тробрианд. Пройдя между островами Киривина и Китава, вскоре вышли в архипелаг Луизиады. Свое название архипелаг получил от Бугенвиля в честь французского короля Людовика XV. Архипелаг — множество зеленых, похожих на мшистые кочки, и белых коралловых островков. С трудом верится, что это вершины затопленного хребта.
«Витязь» шел путем, которым, вероятно, не проходил еще ни один корабль. Капитан И. В. Сергеев не покидал мостика. У эхолотов непрерывно дежурили, тотчас же докладывая об изменении глубин. А они менялись прямо-таки фантастически: от нескольких сот до нескольких десятков метров в течение каких-нибудь пяти минут хода корабля. На мачте постоянно находился вахтенный штурман с биноклем, зорко наблюдая за изменением оттенков воды, которая над рифами обычно нежно-зеленого цвета.
— Вижу мель, — докладывает штурман, и капитан немедленно дает сигнал машине «стоп», а затем корабль, бурля винтами, отрабатывает задний ход. Опять новый курс. Так, непрерывно маневрируя, «Витязь» двигался через рифы Луизиады. Ночью пришлось встать на якорь, но как только занялся день — снова в путь. Наконец пройден узкий проход в отроге барьерного рифа, и «Витязь» очутился в Коралловом море. А вскоре показался и коренной берег Новой Гвинеи.
Причудливо извивающаяся пенная полоса протягивается вдоль берега, показывая положение барьерного рифа. Где-то здесь в коралловом барьере — проход Базилиск. Но где? Разрешая наши сомнения, через едва заметный разрыв в полосе пенящейся воды проскочил катер лоцмана. Белый, совсем игрушечный на вид, он, весело прыгая на волнах, быстро приближался к нам и вскоре мягко ткнулся в борт «Витязя» у спущенного трапа. Пожилой и немного грузный лоцман — англичанин в шортах и белых чулках — ловко взобрался по трапу и поднялся на мостик.
На белом поплавке-катере — моряки-меланезийцы в непринужденных позах, свойственных морякам любой части света. Они с любопытством рассматривают первый советский корабль, посетивший эти воды, а на «Витязе» то и дело щелкают затворы фотоаппаратов: еще бы — первое знакомство с жителями этого удивительного острова.
За кормой закипела вода, потянулся пузырчатый след, и вскоре мы уверенно вступаем в проход барьерного рифа. По обоим бортам под слоем булькающей и шипящей, как нарзан, воды угадываются белые массивы рифа, обнажающегося кое-где в отлив. Под защитой этой подводной преграды, над которой вздымались и бессильно гасли океанские волны, чуть-чуть покачивались на зыби лодки рыбаков и ловцов жемчуга.
Мелководная акватория за барьерным рифом, примыкающая к берегу и протянувшаяся от Порт-Морсби до залива Оранжери, изобилует жемчужницами, и иногда здесь скапливаются целые флотилии ловцов жемчуга.
Обогнув холмистый мыс, покрытый поблекшим кустарником и редкими деревьями, «Витязь» вошел в бухту. После неумолчного грохота океана и упругого, звенящего ветра стало неожиданно тихо и душно, как перед грозой, но раскаленное небо светилось безоблачной синевой.
И хотя надвигался дождливый сезон, на нас за все время пребывания в Порт-Морсби не упало ни единой капли из полагающихся 900 миллиметров с лишним осадков за этот период.
В горячем и влажном воздухе отчетливо слышалась работа судовых двигателей, но вот все смолкло: «Витязь» подходит к пирсу, где толпится пестрая группа полицейских-меланезийцев, чиновников-англичан, портовых рабочих меланезийцев и папуасов. За пирсом вдоль берега протянулись приземистые портовые сооружения, склады копры, еще дальше пальмы, сквозь которые проглядывают белые двухэтажные дома города.