Условия работы оказались весьма неблагоприятными. При морозе 10–13° почти непрерывно штормило, ветер пронизывал полушубок, и поэтому поверх надевали резиновый шахтерский плащ. Особенно тяжело было в такую погоду работать с металлическими приборами. Поднятые из воды, они моментально обледеневали и «жгли» руки. К тому же во время станций нельзя было обогреться в каютах, так как вся электроэнергия отдавалась работавшим лебедкам и в помещениях на этот срок выключалось отопление.
Вблизи от острова Монерон «Витязь» попал в жестокий шторм. От забортных брызг палубы, лебедки и рангоут быстро стали покрываться слоем льда. Слой с каждым ударом волн становился все толще. Это грозило опасностью — известны случаи, когда корабли под многотонной тяжестью намерзающего льда оседали в воде все ниже и тонули. С утра был объявлен аврал. Вся палубная команда во главе с боцманом и часть научных сотрудников скалывали лед, а снег сгребали в кучи, совсем как на городских улицах! Затем все это выбрасывали за борт.
При полном отсутствии видимости от сильного снегопада и брызг «Витязь» продвигался почти не сбавляя хода — помогал радиолокатор.
После окончания шторма продолжали идти прежним курсом, но вблизи Сахалина ход пришлось сбавить: «Витязь» вошел в плавучие разреженные льды и, лавируя между ними по большим разводьям, продолжал работу.
Когда ветер утих, а температура воздуха понизилась до минус 14°, разводья стали быстро покрываться льдом и отдельные льдины смерзались в большие поля. «Витязь»— не ледокольное судно. Поэтому капитан спустился на палубу и просил поторопиться со станцией. «А то смотрите, зазимуем тут», — заметил он.
Большие хлопоты доставляло спутывание тросов, на которых опускают за борт приборы. Хотя «Витязь» достаточно большое судно, но если приборы спускаются на глубину 500 метров и глубже, течения могут скрестить тросы. Нередко ихтиологи ловят в свои сети вертушки гидрологов, а планктонологи поднимают на борт только обрывок троса — сетка «отпилена» соседями. Постепенно мы набрались опыта, и такие происшествия стали редкостью.
Закончив работы в северной части моря, «Витязь» направился в пролив Лаперуза, где мы сделали несколько разрезов. Была ясная, почти безветренная погода. Солнце розовым светом заливало спокойное море и заснеженный мыс Анива вдали. Но зимою штиль долго не удерживается. Как только вышли из пролива, Японское море встретило норд-остом до девяти баллов. Снова началось обледенение и борьба со льдом.
Когда ветер немного утих, сделали несколько станций до дна, но настоящих глубоководных организмов выловили мало. Только раз или два попались типичные обитатели больших глубин — малиновые гребневики. Весь остальной улов — организмы, в других морях населяющие слой воды в среднем от 500 до 1000 метров. Здесь же они встречаются в нескольких тысячах метров от поверхности. Это загадка, которую еще предстояло решить.
По выходе из пролива Лаперуза недалеко от острова Хоккайдо спустили плавные сети, надеясь поймать сельдь. В сети попалось всего несколько рыб, но ихтиологи, вскрыв их, тотчас отметили очень интересный факт: у всех сельдей желудок был до отказа набит планктонными рачками. А ведь до сих пор считалось, что сельдь зимой почти не питается.
Вскоре «Витязь» повернул к югу. Постепенно становилось все теплее. Мы сменили полушубки на ватники, а валенки — на сапоги. Растаял лед на палубе, приборы уже не «обжигали» руки. Потеплением особенно довольны были сотрудники отряда бентоса: пробы грунта, взятые дночерпателями, до сих пор стояли в ведрах неразобранные — грунт нельзя было промывать на морозе.
В южной части моря было уже заметно приближение весны. В северных и умеренных водах, так же как и на суше в тех же широтах, отчетливо видна смена времен года. Учение о сезонах в море разработали советские исследователи П. П. Ширшов, В. Г. Богоров и Б. П. Мантейфель.
Весна в воде начинается со значительного увеличения количества фитопланктона. Потепление воды и увеличение интенсивности света стимулируют размножение этих одноклеточных водорослей. Они бурно размножаются, и вода приобретает зеленый оттенок. Как говорят, наступает «цветение» моря. Начало этого цветения было отмечено нашими планктонологами в южной части Японского моря еще в феврале. Здесь же ученые наблюдали и значительное количество зоопланктона — основной пищи пелагических рыб[7]. Недаром на самом юге вблизи Цусимского пролива зимует скумбрия.
Утром 1 марта «Витязь» вернулся во Владивосток. Трудности рейса были преодолены, впервые проведено изучение зимнего гидрологического и гидрохимического режима вод Японского моря, собрано большое количество проб планктона, бентоса и личинок рыб. Получены новые сведения, подтвердившие вывод известного исследователя дальневосточных морей К. М. Дерюгина об отсутствии глубинной фауны в Японском море.
* * *
Май 1952 года. Последние минуты перед отходом в новое плавание. В иллюминаторе — яркое солнце, голубое небо, светлые здания большого города. На столе последний букет черемухи, впереди серое море, туман, штормы…
Уходит последняя шлюпка с провожающими, и веселый весенний Владивосток постепенно скрывается вдали.
Основная цель экспедиции — комплексное исследование важных промысловых районов Берингова моря: прибрежья Камчатки, Олюторского и Анадырского заливов. Большой интерес представляла и гидрологическая съемка моря ранней весной.
В открытый иллюминатор плеснуло волной, но слегка, как предупреждение. Его пришлось закрыть, и, вероятно, надолго. В каютах теперь всегда тепло, даже на станциях — на корабле проведено паровое отопление.
Путь «Витязя» лежал через залив Анива к порту Корсаков, где мы должны были принять на борт гидрографов.
Еще на большом расстоянии от Корсакова непередаваемо приятно запахло водорослями… Прибрежные воды Сахалина, как и Приморья, Японии и Кореи, известны обилием бурых водорослей, называемых морской капустой или ламинарией. Эти растения прикрепляются к морскому дну специальными корневидными выростами. Ламинария имеет вид ленты шириной 5—35 сантиметров и длиной 3–5 метров. Морская капуста образует мощные заросли. Сырой вес этих подводных лугов составляет 7–8 килограммов на квадратный метр. Водоросли добывают со шлюпки при помощи шестов с крючьями на конце. Ламинария — пищевой продукт, основные потребители ее Япония и Китай. Из нее приготовляют более десятка блюд. У нас делают консервы «морская капуста», напоминающие по вкусу икру из баклажан.
Помимо ламинарии, на Дальнем Востоке добывают красную водоросль — анфельцию. Красные водоросли живут глубже бурых и покрывают дно небольшими кустиками. Эти водоросли используются преимущественно для получения агар-агара, применяемого в кондитерской промышленности, медицине, бумажной промышленности. Из водорослей можно добывать ценные кислоты, спирт, краски, ацетон. Пригодны они и как удобрение…
Показался порт Корсаков, в него мы не заходили — сберегая время, «Витязь» встал на внешнем рейде. Город находится на плоской равнине и с моря не виден — его закрывают портовые сооружения.
Взяв на борт гидрографов, «Витязь» вышел из залива Анива и направился по Охотскому морю вдоль Курильской гряды. Теперь экспедиция была в полном составе. В каждом рейсе обычно бывает немало молодежи, а в этом ее было особенно много: почти весь гидрологический отряд состоял из студентов Владивостокского гидрометтехникума. Большинство из них были совсем юные девушки, они не очень-то слушались своего начальника, аспиранта К. Т. Богданова, который был ненамного старше их.
Капитан «Витязя» Игорь Васильевич Сергеев тоже был молод, но уже имел большой опыт плаваний. На «Витязе» он работал второй год и хорошо знал специфику работы исследовательского судна.
Начальником этого рейса был профессор А. Д. Добровольский. Опытный исследователь, он много раз бывал в Арктике и не первый год плавал на «Витязе».
Утром «Витязь» вошел в Авачинский залив, один из самых больших и красивых на Тихом океане. В нем могли бы поместиться флоты нескольких стран. Горные цепи окружали залив, снежные вершины сопок блестели на солнце. Особенно хороши были заснеженные вулканы — Авачинский, Коряцкнй, Желтовский.
«Витязь» подошел к небольшому гористому полуострову, любимому месту досуга петропавловских жителей. Здесь расположены парк отдыха, спортивные площадки.
Петропавловск-на-Камчатке вытянулся вдоль берега. За домами поднимаются зеленые горы, а над ними высятся горы снеговые.
Невысокие, большей частью деревянные здания — таков был Петропавловск 1952 года. Как и все дальневосточные города, он быстро рос и благоустраивался. Каждый год заходил «Витязь» в Петропавловск, и ежегодно витязяне отмечали все новые черты в его облике.
В городе много исторических памятников.
На невысоком постаменте с барельефом парусника на фронтоне — камень, к которому цепью прикреплен якорь. Это памятник Лаперузу, французскому мореплавателю, открывшему пролив между Сахалином и Хоккайдо. Он описал западный берег Сахалина и несколько заливов и мысов в Приморье. Они сохранили французские названия: залив Де-Кастри, мыс Жонкиер, остров Монерон.
Памятник Берингу представляет черную колонну на белом постаменте.
Самый древний памятник — надгробная плита над могилой Чарлза Кларка, участника третьей экспедиции известного английского мореплавателя Джемса Кука, ставшего после гибели Кука его заместителем. Эпитафия на английском языке, посвященная не столько покойному, сколько его начальнику капитану Куку, гласила, что именно Кук и Кларк в 1768 году открыли… Камчатку. Это звучит достаточно странно. Не говоря уже об открытии Камчатки, укажем, что Петропавловск основан за четверть с лишним века до посещения его Куком — в 1741 году.
На склонах сопки, заросших деревьями, над морем замерли две часовни — памятники героической обороны Петропавловска в 1854 году от нападения соединенной англо-французской эскадры.
На площади — обелиск над могилой тех, кто отдал свою жизнь за счастье советского народа. На монументе высечена надпись: «Вечная слава героям, павшим в боях за честь и победу нашей Родины. Память о вас, вернувших Родине Курильские острова, переживет века. Август, 1945».