Острова открылись не сразу. Сначала вдали наметились темные силуэты маленьких островков и скала, они все вырастали, и вот неожиданно со свистом пролетела стайка красноголовых попугаев.
Капитан заранее договорился по радио о лоцмане, и он не заставил себя ждать. Вдалеке показался лоцманский катер, еще полчаса — и он у нашего борта.
Медленно приближаемся к острову, и постепенно перед нами открывается большая бухта Симпсона, которую по праву считают одной из красивейших в мире. Она окружена невысокими зелеными горами, увенчанными тремя голыми конусами действующих вулканов: Мать (Комбиу — 685 м). Северная Дочь (Гованумбатир — 545 м) и Южная Дочь (Турангупа — 530 м). Южнее, у самого входа в бухту, виднелось еще несколько небольших конусов. Густая зелень подступала к самому зеркалу воды; кое-где можно было различить черепичные крыши и белые стены домиков Рабаула. Приближается пирс и серебрящиеся на солнце металлические крыши портовых складов. Проходим деревянный причал для небольших судов; около него покачивается несколько крохотных яхт. За ними на берегу цистерны, на каждой красным крупно нарисована раковина-гребешок, какие употребляют как пепельницы. Это эмблема всемирно-известной нефтяной компании «Шелл» (по-английски — раковина).
Нас встречают. На пирсе пестрая группа людей. Европейцев всего несколько человек, они все в белом и стоят особняком. Из местных жителей лишь немногие носят майки и короткие брюки, у большинства только набедренные повязки из белой или синей ткани; все босые. А вот и представители властей. Двое в форме — на них береты с эмблемами и черные туники до колен; оба босые; на руках и щеках татуировка. Появляется высокий европеец в защитной форме с погонами — это санитарный инспектор.
С «Витязя» уже отданы швартовы, спущен парадный трап, и по нему поднимаются официальные лица. Мы смотрим сверху, стараемся угадать, кто из них таможенник, санитарный врач, шипчандлер[13], еще по радио приглашенный на работу но обслуживанию «Витязя» в порту. Последним поднимается старик китаец в ковбойке и в тропическом шлеме — местный «водяной», как оказалось. Нам ведь предстоит получить здесь не одну сотню тонн воды.
Формальности по приемке судна несложны, и скоро нам разрешили выйти в город. Полицейский офицер проверил у трапа наши «мореходки», и вот витязяне впервые встали на чужую землю.
Пройдя неогороженную территорию порта, мы оказались на тенистых рабаульских улицах. В книге Кэролайн Майтингер «Охота за головами на Соломоновых островах» рассказывается о посещении автором Рабаула[14]. Но ее Рабаул совсем не похож на Рабаул наших дней. С тех пор прошло приблизительно двадцать лет. За это время два больших землетрясения и военные действия во время второй мировой войны полностью разрушили прежний город.
Пожалуй, Рабаул нельзя назвать городом в обычном понятии. Мы сошлись на том, что Рабаул больше всего похож на селение где-нибудь в Абхазии. В самом деле, одноэтажные деревянные домики с верандами, яркая сочная растительность, среди которой выделяются раскидистые магнолии, покрытые крупными белыми цветами, совсем такие, как на Черноморском побережье.
Посредине улицы асфальт, а по обе стороны от него полосы травы с протоптанными тропками. Совсем далеко от дороги и друг от друга — коттеджи. Эти легкие постройки типа бунгало распространились из Индии по всем тропическим странам. Стены таких домиков почти целиком состоят из стеклянных жалюзи… А зачем за каждым домиком внушительных размеров цистерна? Это мы узнаем несколько позже.
Вот та улица, очевидно, главная. На ней больше автомобилей, самых ярких, необычных расцветок. Здесь магазины, они тоже одноэтажные, с широко распахнутыми дверями. Проходим агентство воздушного флота, а за ним кино — большое здание барачного типа. Судя по афишам, здесь фильмы идут только два раза в неделю.
На улицах людей немного, особенно мало европейцев. Позже мы узнали, что объясняется это совсем не преобладанием в городе местного населения, которое живет в основном по окраинам. Просто Рабаул, как писала и Кэролайн Майтингер, стоит, кажется, на первом месте в мире по количеству автомобилей на душу, причем в расчет, разумеется, принимают только «белые души». По этой же причине отсутствуют тротуары. Все — для «белых» владельцев автомобилей, для пешеходов — ничего.
Мы прошли не один километр по длинным рабаульским улицам, прежде чем вышли на окраину, где характер построек резко изменился. Небольшие фанерные лачуги стояли близко друг к другу. Между ними не было ни декоративных кустов, ни клумб, а виднелась только фиолетовая листва бататов. Аборигены — мужчины с повязками на бедрах, женщины в поношенных свободных платьях, ребятишки, большей частью совсем голые — с интересом смотрели на нас. С интересом, но и с опаской. Слухи разносятся быстро. Они уже знали, что это идут люди с белого красивого корабля, но зачем?..
На острове Новая Британия преобладают папуасы, вывезенные из Новой Гвинеи, и меланезийцы.
Все встреченные нами хорошо сложены, с густыми, мелко вьющимися волосами. Цвет кожи от светло-кофейного до почти черного. Многие мужчины татуированы. Линии более светлые, чем кожа, нанесены на плечах, щеках и лбу. У многих губы в красном соку бетеля[15].
По дороге мы не раз пытались вступить в разговоры с местными жителями. В их поведении — забитость бесправных людей. Женщины и дети дичились, прятались друг за друга.
Возвращаясь в порт, мы обменивались впечатлениями и вспомнили, что не заметили упомянутых в лоции достопримечательностей, в частности музея. Позже нам рассказали, что музей погиб во время сильнейшего землетрясения 1941 года, а ботанический сад Рабаула, упомянутый во всех международных справочниках, был уничтожен во время второй мировой войны.
— Разве вы не слышали, какая тут война была? Ведь японцы оккупировали весь архипелаг. Тут были жестокие бои, именно здесь остановили японцев, рвавшихся к Австралии. Ну, а перед этим американцы разрушили город бомбежками с воздуха. Все, что вы видите, построено заново.
— А почему же не восстановят музей и сад? — спросили мы.
— Кому нужда делать это? Сюда люди приезжают зарабатывать деньги, а не тратить их. Здесь все работают по договорам, на три года и редко больше. А мэрия… ей это не по силам.
Быстро стемнело; в тропиках ночь всегда как «шапкой накрывает». Не было ни Луны, ни Венеры, такой яркой под этими широтами. И тут мы познакомились еще с одной особенностью Рабаула — полным отсутствием уличного освещения. А свет из окон далеких коттеджей не освещал дорогу. Мы неуверенно продвигались к берегу и наконец чуть не ощупью добрались до корабля.
Когда после ужина мы снова вышли на палубу, то увидели, что пирс полон народу. Не одна сотня рабаульцев собралась у борта «Витязя», а поодаль разместился целый парк разноцветных машин. Слышалась английская, немецкая, французская речь, а кое-кто объяснялся и при помощи жестов. Здесь и там обменивались сувенирами — монетами, марками, значками. Знакомства завязывались быстро.
Один из новых знакомых, архитектор Юсси, объяснил нам особенности Рабаула — отсутствие уличного освещения и заинтересовавшие нас цистерны у домов.
— Ведь Рабаул — это город на вулкане, — сказал Юсси. — Бухта, в которой стоит ваш корабль, — кратер погрузившегося вулкана. Очень часто мы ощущаем подземные толчки. Из-за этого нельзя провести водопровод: он будет разрушен, а естественные источники далеки от домов, вот и собираем дождевую воду в цистерны. Уличного освещения нет по этой же причине: будут шататься столбы, рваться провода.
— Но разве нельзя что-нибудь придумать?
— Зачем? Здесь никто подолгу не живет. И потом после того как стемнеет, мы никуда не ходим. Театра нет. Разве только кино… да сюда редко попадают хорошие картины.
— А разве не приезжают гастролирующие труппы, не бывает концертов?
— Нет, никогда. Сюда ведь артистам ехать невыгодно: пожалуй, и дорога не окупится.
— А газеты?
— Одна газета выходит раз в неделю. Заполнена она главным образом объявлениями, рекламой и хроникой местной жизни. Печатают ее не здесь, а в Порт-Морсби на Новой Гвинее и доставляют сюда самолетом.
— Почему вы так интересуетесь черными? — спросила нас маленькая брюнетка в узких красных брючках. — Потому, что их нет в вашей стране, да?
— Нет, потому что они коренные жители острова. Наш известный ученый Миклухо-Маклай долго жил на Новой Гвинее и правдиво описал быт меланезийцев и папуасов. Но одно дело прочитать, а другое — увидеть своими глазами.
— Здесь не принято ими интересоваться. У нас нет дискриминации, но не вводить же этих черных в общество…
Около 11 вечера все темнокожие рабаульцы как по команде исчезли с пирса. Оказывается, существует правило, по которому они после 23 часов не имеют права показываться на улицах.
Жаркое утро следующего дня застало нашу группу уже на берегу. Посоветовавшись, мы решили пойти не в город а в противоположную сторону, по шоссе. По обеим сторонам его росли огромные светло-зеленые бананы, кое-где виднелись лачуги меланезийцев. Вскоре нас нагнала автомашина, за рулем которой сидел уже знакомый нам санитарный инспектор, а рядом полисмен. Мы забеспокоились — может быть, здесь запретная зона?
Поравнявшись с нами, пикап резко затормозил, а когда он остановился, санитарный инспектор приветливо. поздоровался и пригласил нас поехать посмотреть окрестности. Оказывается, он и полисмен направлялись в какую-то инспекторскую поездку по папуасским деревням. Мы охотно приняли предложение.
Шоссе шло вначале вдоль берега моря. Но вот асфальт кончился, началась грунтовая дорога. Следуя по ней, мы отдалились от берега и углубились в обширную кокосовую плантацию. Повсюду здесь горками сложена шелуха кокосового ореха, доносится от сушилен сладковатый запах копры