Иногда дети долго не засыпают, устраивая баталии. Мы стараемся не очень в этом их ограничивать. Хотя рычаги корректировки их поведения мы сохраняем: баба Яга (иногда баба Йогурт), совы, которые «не спят, капризных стерегут ребят», Туча Гора, Туша-Кутуша, крошка Вили-Винки «ходит и глядит», Тутти-Грути и другие герои воображаемого населения нашей квартиры и окрестностей. Эти персонажи существуют не для устрашения. Они просто не любят беспорядка, могут быть строгими и взыскательными.
Строка девятая (прогулочная)
Я не люблю улицу и не понимаю прогулок с утра и до обеда. Улица — потенциальный источник опасности. Понимаю, что в этом вопросе со мной можно поспорить. Если есть возможность, уезжаем подальше. Бывали на морях, реках, в лесах и полях. Ловили рыбу пятиметровой телескопичкой. Разводили костры и пекли картошку.
Сын первый раз в жизни воспользовался самолётом в трёхмесячном возрасте. Но я не считаю, что такого рода достижения необходимы каждой семье. Да и море, скорее, бесполезное излишество. Тем более в столь малом возрасте. Южный климат требует серьёзной адаптации.
В нашем варианте ежегодные вылазки на море продиктованы желанием видеться с бабушкой и дедом. Замечательно, что дети набираются впечатлений, это благо. Бегают счастливые под виноградными арками и играют в футбол грецкими орехами. А в Оренбурге скучают по морю и ждут лета с нетерпением, скучают, скорее, по летней воле.
Строка десятая (равноправная)
Хочется сохранить с детьми общение на равных. Иногда приходится делать над собой усилие. Две недели я почти ежедневно предлагал сыну подстричься. Тщетно: он решительно игнорировал мои предложения. Но не посажен ещё тот огород, который бы мы не обошли. Начал ровнять чёлки дочкам. Сыну тут же затея стрижки показалась увлекательной. Половину причёски вытерпел сносно, вторую — кое-как. Усидчивость — не мужской конёк.
Мы стараемся детям давать возможность решать вопросы самим. Вот В. Леви даже пропорцию некую вывел: «…примерно в 1/3 случаев уступайте своему маленькому упрямцу…». Чем-то напоминает рецепт из поваренной книги. Но иногда приходится ребёнка ставить перед фактом: «Есть такое слово „НАДО“».
Строка одиннадцатая (детсадовская)
В одной из телепередач прозвучала мысль, что «детский сад — это место, где дети могут побыть в безопасности, большего требовать от сада не нужно». Я бы не исповедовал такого однобокого подхода. Здесь дети приобретают значительно больше навыков и умений, чем можно предположить. В садике работают талантливые специалисты: педагоги, логопеды, музработники. Я благодарен их творческому потенциалу, несоизмеримому бюджетному окладу. Значимо то, что сад даёт возможность посмотреть на своего ребёнка со стороны. Мы ведь все эгоистично любим в детях себя. Сад в какой-то мере воспитывает и родителей, позволяет посмотреть на малыша объективнее.
Да, хочется, чтобы именно наши дети учили главные роли к утренникам. Хочется, чтобы они не конфликтовали с окружающим миром. Чем раньше придёт этот навык, тем лучше. Сад — наш союзник. И во всех оценках мы отталкиваемся именно от этого умозаключения.
Строка двенадцатая (медицинская)
Лучший «друг» ребёнка — доктор. Он всегда знает, каким сильнодействующим антибиотиком расшатать малышу иммунитет.
Поначалу мы даже (Господи, прости!) следовали их чуткому руководству.
Хотели бы просто не болеть. Но закаливание — дело не одного дня. Маршируем в холодных ванночках, стараемся выдерживать витаминные рационы и укрепляем иммунитет…
Строка тринадцатая (чесночная)
Чеснок — не наше ноу-хау. В каждой группе на информационных стендах висят листочки с рекомендациями «Профилактика гриппа». Чёрным по белому советуется использовать чесночные бусы и оксолиновую мазь. Мы взяли на вооружение эту простую идею, но в одной из групп столкнулись с неожиданным противодействием. Да, запах чеснока не очень-то приятен, но он реально помогает не цеплять всякую заразу. Давайте водрузим, друзья, чеснок на наши знамёна!
Строка четырнадцатая (возвышенная)
Скоро растает эта надоевшая жижа под ногами и рябины у сада выпустят свежую зелень. Это нечто закономерное, но неожиданно приятное. Как ДЕТСТВО.
Всё происходит так, как должно. Именно так.
Через час наши малыши проснутся, и наступит утро. Мы шумно соберёмся и пойдём в наш садик навстречу новому дню.
Всё будет хорошо.
Плохой солдат
Капитан резво соскочил со своего стула и бросился к телефону.
— Алло! Кто-кто? А! У нас тут солдатика нужно посадить на гауптвахту… Что? Записку об аресте подготовим позже. А пока пришлите патруль, пусть его отведут в задержку. Немедленно, слышите?
Патруль в лице молодого прапорщика пожаловал минут через десять.
— Где у вас тут провинившийся? Кого сажать?
Капитан пальцем указал на меня:
— Вот этого сажайте.
Я встал, не торопясь накинул шинель и небрежно стал нахлобучивать шапку, затем окинул всё таким взглядом, будто шёл не на «губу», а на виселицу.
Прапорщик терпеливо ждал, очевидно зная, что в этот момент лучше не лезть под руку.
Начальник патруля с интересом изучал свои записи. Затем поднял глаза от талмуда и, обращаясь к прапорщику, весело заметил:
— Ага! План по задержанию выполнили! Поработали на славу!
Прапорщик тоже улыбнулся, а затем доложил, что привёл меня. Майор первый раз кинул взгляд в мою сторону.
— Провинился, да?
— Так точно, товарищ майор, провинился.
— А что натворил?
— Плохой я солдат, товарищ майор. Не соответствую военной доктрине РФ.
— О-о, — присвистнул майор. — Так что же в журнале задержек записать, за что тебя посадили?
— Да что хотите, товарищ майор. Можете записать, что голова у меня не из дерева, запишите, что думаю чаще, чем раз в сутки…
— Э-э, солдат! Запишу, что не выполнял требования Устава.
— Вот-вот, я всегда знал, что майоры — башковитый народ.
— Ладно, не умничай. Снимай ремень, шапку, выкладывай всё содержимое карманов. Живее, у меня есть другие дела.
Я быстро стянул ремень с шинели, брючный — из штанов, снял галстук, шапку, часы, вытащил военный билет. Наверное, только я мог в этой дивизии прийти в задержку в парадной форме. Прапорщик учтиво отпер дверь клетки.
— Вот здесь, солдат, ты будешь сидеть!
— Спасибо, товарищ прапорщик! А я-то, дубина, думаю, зачем же вы открыли мне эту каморку.
Прапор взял меня за плечо и подтолкнул. Да я и сам понял, что здесь команды лучше выполнять молча.
В камере не было пусто. На единственной скамейке восседал солдатик, усиленно изображая, будто меня не замечает. Он смотрел в пустоту, и его большое, вскипевшее мельчайшими пупырышками лицо сохраняло совершенно единообразное выражение.
Я знал, что первый момент знакомства всегда определяет дальнейшее отношение и поэтому решил показать, что я не молодой воин, а как раз наоборот — очень бурый и сильный. Я, не торопясь, расстёгивая на ходу рубашку, сделал шаг вперёд и со всего размаха плюхнулся на скамейку. Мой сосед продолжал сидеть подобно каменному изваянию. Я стал нагло в упор рассматривать его. Солдатик моргнул несколько раз глазками. Это весьма определённо дало понять мне, что он нервничает, и тогда я начал:
— Да не бойся, братец, не буду я тебя бить. Расслабься! — сосед удивлённо измерил меня глазами. Я резко выпрямился и протянул ему руку:
— Дима меня зовут!
Солдат повернулся ко мне и, ещё раз хлопнув глазами, произнёс:
— Коля.
Я как можно увереннее сжал его руку и успел заметить наколку на его пальцах — «Таня».
— Невеста? — спросил я, указывая на наколку.
— Да так… — стушевался Коля.
— Давно служишь? — продолжил я свой расспрос.
— Я дембель. — ответил Николай и с гордостью, испытующе посмотрел на меня. Я понял, что если промолчу, то положение моё полетит к чёрту. А врать о том, что я тоже дембель не хотелось. И тогда я извернулся совсем по-другому:
— Ой, Колян! Среди вашего призыва столько уродов. Я ещё никогда не видел таких дембелей.
Солдатик опять стушевался, так как моя реплика относилась в равной мере и к нему.
— Да, ладно… — произнёс он через некоторое время. Я стал рассматривать камеру. Собственно, сидел в ней уже второй раз. В августе прошлого года залетал сюда за нечищеные сапоги. Тогда меня вытащили через два часа после задержания. Теперь, чувствуется, так легко не отделаться.
Камера маленькая, по периметру два на два метра, метра три в высоту, одно маленькое окошечко у потолка зарешёчено стальными прутьями, над окном — круглосуточно горящий фонарь. Стены покрыты цементом, который образовал такой неприятный пещерный рельеф, что становилось жутковато. Цементные наплывы окрашены извёсткой, поэтому солдаты после задержки долго отмывают от формы белые пятна.
Дембель встал со скамейки и подошёл к двери.
— Семь часов пятнадцать минут, — произнёс он. — Вон, видишь в щёлку видно настенные часы.
Я развалился на скамейке, подложив под голову аккуратно свёрнутый китель.
— Коля, спокойной ночи! Делать нечего, буду спать.
— Давай, Дима, покурим, — предложил дембель, так как он уже сутки сидел и спать ему не хотелось.
— Я бросил курить.
— Чёрт! А у меня и спичек нет.
Я развернул китель и стал рыться в карманах. За подкладкой завалялось несколько спичек.
— Ладно, Коля, выручу тебя. Держи.
Дембель достал из внутреннего кармашка мятую папироску, кусочек чиркаша и стал громко кашлять, при этом зажигая спичку, так, чтобы из-за кашля её не было слышно. Дело в том, что в задержке курить строго запрещено, а сутки сидеть без перекуров просто невыносимо. Поэтому солдатики, зная, что попадут сюда, прячут сигареты в одежде, разрывают спичечную коробку и отдельно складывают в кармашки формы спички и чиркаш. При таком хранении спички обнаружить трудно.