– Где тебя носило? – гневно поинтересовалась принарядившаяся для праздника мать, аккуратно пересчитывая монеты, которые Чара, сипло дыша, ссыпала на стол, – и что это ты на себя нацепила? – в её голосе зазвучало подозрение, но тут на крыльце послышался нетрезвый голос очередного «ухажёра» и гнев сменился на привычное равнодушие.
У первых ярмарочных палаток Чара улизнула, прокладывая себе путь поближе к ритуальному кругу. Огромный, словно отделённый от собравшихся невидимой стеной, он был пуст. Трава, зелёная при свете дня, сейчас отливала синевой. Лица собравшихся плыли белыми пятнами в лунном свете. Кандидаты, а их было много в эту ночь, выстроились полукругом по дальнему краю свободного пространства. Где-то там, напрасно дожидался Тинка. Прямо за их спинами высился помост для господ из Замка и их высоких гостей, сейчас он был заполнен зрителями и окружён охраной. Она безнадёжно опоздала… Сердце девочки сдавило от горя и ярости на нелепую, несправедливую случайность. Она вспомнила огонёк безумия в глазах Колдея и снова ощутила его руки на своей шее…
Голоса толпы, окружившей ритуальный круг, сливались в невнятный, монотонный гул, от которого у Чары закружилась голова. Но внезапно все смолкло. Тишина, прокатившаяся по Лугу почти осязаемой волной, поглотила все звуки. Это вышел вперёд Городской голова с медным колоколом в руке. Он, как и все, смотрел теперь в небо. Луны – маленькая белая, жёлтая щербатая и ослепительная голубая – выстроились над Лугом и тогда он ударил в колокол. Чистый звук поплыл над замершей толпой, над деревней и городом, над всеми землями Лугового Замка. И они появились – десять, одиннадцать… двенадцать! крылатых силуэтов, на фоне разноцветных лун. Чара замерла, забыв, что нужно дышать. Все, за годы накопленные возражения самой себе, бесследно исчезли – одно их присутствие наполнило её существование глубоким, загадочным смыслом.
Огромные кони, складывая крылья, опускались в центр Луга. Фыркая, шумно дыша, взрывая копытами траву вместе с дёрном. Деревенские лошадки и даже породистые скакуны господ, показались бы неуклюжими стригунками перед этими грациозными великанами. Но на Лугу и близко не было обычных лошадей – Крылатых коней они боялись панически.
Городской голова снова выступил вперёд, сзади к нему подоспели два крепких мужика с объёмными бадьями. Чара знала, что в них зерно и вода – часть ритуала. Крылатые кони есть и пить не станут.
Табун привёл тот же вороной жеребец, что и в прошлый раз. Только теперь он стал массивнее, шире. Волнистая грива целиком укрыла мощную шею, а кончик густой чёлки касался носа. Последней приземлилась тоненькая серая кобылка, совсем молодая. Она всхрапывала, бочила, нервно переступая ногами, диковато косили, угольками, глаза, да концы сложенных крыльев чернели по краю.
Три луны освещали Луг. Кони разошлись по широкой дуге и остановились напротив кандидатов. Юноши и девушки выходили к ним по одному. Захватив пригоршню зерна из одной бадьи и подчерпнув лодочкой ладони воды из другой, они, по очереди, подходили к каждому из Крылатых коней. Кто-то оставался, другие возвращались обратно. Никто не знает, как именно делают свой выбор Крылатые кони. Может быть, только Стражи? Но, насколько было известно Чаре по обрывкам рассказов и сплетен, Стражи, сами по себе – загадка, никогда этого не обсуждали.
Сердце девочки неистово колотилось в груди, в ушах шумело. Всем своим существом она была сейчас там – на другом краю ритуального круга, среди кандидатов….
Вороной жеребец, как и шесть лет назад, участия в церемонии не принимал. Он медленно обходил Луг, совсем близко к притихшим людям. Вот он приблизился к Чаре достаточно, чтобы девочка поняла, насколько он огромен. Неукротимая сила, пугающая и восхищающая одновременно, сквозила в каждом движении, каждом перекате мышц под блестящей шкурой. Ей показалось, что он, как и в прошлый раз, немного задержался прямо возле неё. Из-за чёлки сверкнул лунным бликом глаз, в ладонь, отчаянным порывом осмелившуюся потянуться к морде, тихонько храпнуло теплом и… ничего не случилось. Мимо лица Чары проплыла тень сложенного крыла, в подошвы ударила земля под его удаляющимися шагами. Жеребец завершал свой обход.
А церемония выбора, между тем, подошла к концу. Одиннадцать счастливчиков взобрались на спины своих Крылатых коней и, почти так же степенно, двинулись по кругу. Успокоилась, неспешно прошагав мимо, серая кобылка, под своей стройной, темноволосой всадницей… Чара даже глаза прикрыла от неожиданно острого укола зависти. Вороной великан в центре ждал завершения ритуала, спокойно глядя на плотно окруживших ритуальный круг людей. Девочке отчаянно хотелось надеяться, что, вот сейчас, он направится к ней, и её жизнь переменится навсегда…
Завершая круг, кони поднимались в галоп, за темп до отрыва раскрывали мощные крылья и уходили в небо. Вороной взлетел последним. Люди все ещё продолжали стоять в тишине, словно зачарованные. И только Чара сделала несколько неосознанных шагов, да так и застыла на краю опустевшего круга, вся вытянувшись, подавшись вперёд и вверх – куда звала душа, уносящаяся вслед за Крылатыми конями. Их силуэты растворились в небе, луны начинали медленно расходиться. Толпа загудела, зашевелилась. Разгорались огни костров, зазвучала музыка. От разномастных палаток, кольцом окружавших Луг, потянуло запахами еды. Праздник заполнял теперь все пространство низины. Одиннадцать Стражей и шестеро – из земель Лугового Замка! Им было, что праздновать.
Чара брела через оживлённый люд, обхватив себя за плечи руками, съёжившись, не глядя, куда ставит ноги. Тинка нашёл её, потерянную и оглушённую, на самой границе шумно веселившегося Луга. Там, где начиналась серая петля тропинки, ведущая наверх, в тишину деревни, все звуки и свет из которой стекли с холма на Луг. Не задавая вопросов, только скривившись так, словно ему было больно на неё смотреть, он осторожно, но настойчиво, подтолкнул Чару в спину. И она послушно побрела наверх, к дому.
Уже позже, лёжа в своём углу, за занавеской, совершенно опустошённая, Чара заплакала. Молча, без всхлипов и рыданий. Она свернулась в болезненно тугой комочек, подтянула коленки к подбородку, насколько позволила грубая кожа брюк – сил, чтобы раздеться уже не оставалось – и замерла на жёстком топчане, не вытирая свободно бегущих слез.
…Услышав своё имя, она проснулась. Потёрла сухие, воспалённые глаза. Прислушалась к вязкой тишине в доме. Что-то было не так… Сон! Он больше не желал ускользать! Ей снилось, что внизу, на Лугу, её ждёт тот, кто звал за миг до пробуждения так много раз! Чара сорвалась с топчана и выскочила за дверь.
Солнце ещё не взошло, только у горизонта начинало зеленеть небо. Следы отшумевшего праздника скрывал стелющийся по Лугу туман, но он не смог полностью поглотить Крылатого коня, одиноко стоящего в центре. Чара, едва касаясь тропинки босыми ногами, летела вниз, словно это у неё выросли за спиной крылья. Она добежала до ритуального круга, утопая в сырой кисее тумана, и нерешительно замерла в шаге от вороного. Крылатый конь тихонько заржал, изогнул шею и уткнулся широким лбом ей в грудь. Она обняла огромную голову обеими руками, щекой прижалась к жёсткой чёлке возле самых ушей, и захлебнулась от нахлынувших чувств. Мир, в одно мгновение, перестал быть чужим и равнодушным. Она почувствовала, как навсегда обретает в нем своё место.
«Традиции нарушать нельзя, во всяком случае – на глазах у всех, – прогудело у неё в голове, мягко и немного укоризненно, – но мой всадник – ты, Чара. И я ждал достаточно долго. Пришло наше время». Она вздрогнула, но рук не отняла. Только счастливая улыбка, возникшая как-то сама собой, неожиданно обозначила на щеках две ямочки.
Крылатый конь осторожно высвободил голову и подогнул левую ногу. Сгиб крыла опустился ей под ноги и аккуратно приподнял над землёй. Спружинили жёсткие, упругие перья. Она ловко, словно делала это всю жизнь, разместилась на тёплой спине, руки сами ухватились за широкую прядь гривы и в лицо ударил ветер.
Внизу, высвеченный показавшимся из-за горизонта солнцем, быстро уменьшался в размерах привычный ей мирок. И вырастал под крыльями, распахивался во всю обозримую ширь – огромный, незнакомый – новый мир.
Алла Френклах
Родилась в Москве. В печально вспомнить каком году. По образованию химик. Сейчас живу в Нью-Йорке, работаю программистом. До определенного момента жила спокойной и размеренной жизнью, а потом отправила детей в колледжи, перестала убираться домa, посадила мужа на голодную диету и засела писать рассказы. Чем до сих пор и занимаюсь.
Артемида
Почему все новорожденные – кутята, галчата, дети – так пронзительно и жалобно кричат?
Двухмесячная дочка будит меня ровно в два часа ночи, cловно сверившись по часам. Рядом вздыхает Юлька. Сонно тараторит:
– Я сама. Я сейчас.
Выбирается из-под одеяла. Приносит захлебывающуюся плачем девочку, которую я ещё толком не привык звать по имени. Ксюшей-Сюшей.
Юлька устраивается поудобнее, подкладывает под спину подушки. Скрипят пружины старого матраса. Малышка судорожно всхлипывает и затихает, завладев грудью, которая, между прочим, раньше безраздельно принадлежала мне.
Укрываюсь с головой одеялом и проваливаюсь в сон. В следующий раз кормить Сюшу моя очередь. Бутылочка сцеженного молока ждёт в холодильнике своего часа.
Утром не могу окончательно проснуться даже под душем. Хожу по комнате как лунатик, собираясь на работу. Роняю одежду, натыкаюсь на острые углы. Юлька, перебравшаяся на середину кровати, зарылась лицом в подушку. Отросшие светлые кудряшки беспорядочно торчат в разные стороны.
Сюшa безмятежно дрыхнет в дареной колыбельке, церемонно сложив губы бантиком. Малышка спит в шапочке. Она почти совсем лысенькая – на голове только какой-то невнятный пух. Юлька боится, что девочка простудится. Сгребаю сo шкафа бумажник, часы и телефон. Выхожу в холодный коридор.