– Очевидно, дело в охлаждающих вентиляторах, – сказала она мне.
Я сомневался, что это истинная причина аппаратных сбоев. Мне потребовалось немало времени, чтобы научиться читать, но по сравнению с этим освоить язык компьютеров было проще простого. Подобно тому как я когда-то научился определять время, запоминая положение теней, теперь я стараюсь удержать в памяти формы букв – и уже могу понимать некоторые печатные слова.
Может быть, просто во мне снова просыпаются прежние, проявившиеся еще в детстве способности к обращению с электроникой: я обнаружил, что с тех пор, как у меня появился собственный компьютер, я понимаю эту технику почти интуитивно.
За последние месяцы я научился пользоваться несколькими компьютерными программами, включая ту, которая переводит мои символы в слова, позволяя мне посылать электронные письма, и еще одну, которая позволяет мне отвечать на телефонные звонки с помощью компьютера.
– Привет, у телефона Мартин Писториус, – произносит мой компьютерный голос. – Я не могу разговаривать сам, поэтому говорю с помощью компьютера, а для этого требуется некоторое время, так что, пожалуйста, наберитесь терпения.
Несмотря на это предупреждение, большинство звонящих бросают трубку, поскольку невыразительность моего электронного голоса действует настолько гипнотически, что им кажется, что они разговаривают с роботом. Но я уже начал решать эту проблему, когда меня попросили выступить с речью о моем жизненном опыте. Сотрудники центра здоровья услышали мою историю от сотрудников стационара и попросили подробнее рассказать им о моей коммуникационной системе. Но, потратив 40 часов на создание 8-минутной речи, я осознал, что мой компьютерный голос настолько монотонен, что даже Ромео заставил бы Джульетту зевать от скуки, если бы ему пришлось озвучить свое признание в любви таким способом.
Я начал экспериментировать, ища возможности сделать свой компьютерный голос более естественным. Вначале я стал вводить точки в середину предложений, чтобы мой компьютерный голос звучал так, словно он делает паузы для «дыхания». Затем решил изменить запрограммированный американский акцент таким образом, чтобы он был больше похож на южноафриканский, с каким говорил бы я сам, если бы мог. Наконец, я решил выбрать другой голос, которым буду говорить: так же как люди, печатая на компьютере, выбирают шрифт, я мог выбрать один из десятка возможных вариантов голосов, имеющихся в моей компьютерной программе. Тот, который я выбрал, носит имя «Идеальный Пол», и, кажется, он мне очень подходит: его тембр не слишком высок и не очень басовит.
Индивидуальная подгонка речи определенно придала мне больше уверенности, но все же не смогла полностью искоренить страх, который донимал меня в тот день, когда нужно было произносить эту речь. Я знал, что многие из собравшихся в зале мне знакомы, и постоянная дрожь в руках – часть наследия моего прошлого – усиливалась по мере того, как меня наполняла тревога. Вирна во время моего выступления сидела рядом со мной, но, даже несмотря на это, я дрожал так сильно, что едва смог манипулировать переключателями, чтобы включить компьютер. Я заставил себя дышать глубоко и ровно, глядя на экран и слыша, как мой голос начинает говорить.
– Добрый день вам всем и спасибо за то, что пришли сюда сегодня, – говорил он. – Я очень волнуюсь, поэтому решил записать свою речь.
Далее я подробно описывал все, что происходило со мной, начиная со дня тестирования, и все, чему я с тех пор научился – владению компьютерным обеспечением и символами, переключателями и головной компьютерной мышью. А после того как я закончил речь, люди начали подходить ко мне с поздравлениями. Потом они стали обсуждать сказанное мною друг с другом, и мне было очень непривычно понимать, что они говорят о произнесенных мною словах. Это случилось со мной впервые в жизни.
Легкость моего обращения с компьютерами натолкнула отца на мысль, что я, возможно, смогу разобраться с ними и здесь, в центре здоровья. Очевидно, он попросил дать мне шанс попробовать их починить, и именно поэтому Вирна пришла забрать меня из классной комнаты в стационаре. Пожалуй, моя учительница в тот день вполне могла решить, что мир сошел с ума, если кому-то пришла в голову идея, что один из ее подопечных может отладить компьютер. Но я увидел в этом знак – долгожданный шанс показать, на что я способен.
Мои нервы скрутились в жгуты, пока Вирна везла меня по коридору. Я хотел доказать, что способен на большее, чем просто проговаривать слова с помощью ноутбука. Сидя перед компьютером, я пристально смотрел на экран. Вирне придется быть моими руками и двигать мышью, ориентируясь в системе, чтобы я мог исправлять ошибки по мере того, как она будет читать вслух надписи на экране, а я в ответ стану говорить ей, что нужно делать. В конце концов, отладка компьютера немного похожа на прохождение лабиринта: время от времени забредаешь в тупики, но в конце концов находишь нужный путь. Мне просто нужно было довериться своим инстинктам по мере того, как компьютер выдавал нам команды, и мы просидели за ним несколько часов, решив сначала одну проблему, потом другую и наконец разобравшись с третьей.
Когда мы закончили, меня наполнило радостное чувство. Я это сделал! Я едва мог поверить, что сумел разобраться с проблемой, с которой не мог сладить никто другой. Я заставлял Вирну снова и снова проверять компьютер – просто чтобы убедиться, что я действительно решил все проблемы, и всякий раз было ясно, что система вновь работает как надо.
– Отличная работа, Мартин! – повторяла Вирна, с удовольствием улыбаясь мне. – Не могу поверить, что ты это сделал. Наши программисты не справились, но ты это сделал!
Везя меня обратно по коридору в пансионат, она посмеивалась себе под нос. «Вот теперь они увидят!» – снова и снова повторяла она.
Даже то, что я снова оказался в классе пансионата, не смогло испортить мне настроение. Я больше не замечал, где нахожусь. Мне было все равно. Я видел своим внутренним взором компьютерный экран, и схемы внутреннего устройства мелькали у меня в голове, пока я направлял себя и Вирну по его лабиринту. Я это сделал!
Через какое-то время возникла еще одна проблема – на сей раз с электронной почтой, – и снова Вирна рассказала мне о ней. Сердце мое забилось быстрее от возбуждения, и я всей душой пожелал, чтобы меня опять попросили помочь. Но в следующий раз Вирна пришла за мной не сразу, а только спустя несколько дней. Наверное, ее менеджер решил, что в первый раз мне просто повезло, и не был уверен, что я сумею повторить свой успех.
И вот теперь мы с Вирной снова сидим перед компьютерным экраном.
– Мне нажать F1? – спрашивает она.
Я наклоняю голову набок, имея в виду «нет».
– Может быть, F10?
Я улыбаюсь.
Она нажимает клавишу, и мы входим в первый слой настроек модема. Я знаю, что придется пройти еще много слоев, прежде чем я отыщу проблему. Надо успокоиться и мыслить ясно. Я должен во второй раз показать, на что способен, и доказать свое умение. Я предельно сосредоточен, говоря Вирне, что нужно делать дальше. Каким-то образом понимаю, что смогу решить и эту проблему. Чувствую это. Уверен, что с помощью Вирны смогу пробраться в устройство этой хитрой машины и обнаружить причину проблем.
И тогда я ощущаю в себе это… новое переживание, которое впервые ощутил на прошлой неделе, починив компьютер. Теперь оно снова вернулось. Это странное состояние – точно павлин разворачивает свой хвост из многоцветных перьев; оно заставляет меня раздуться и почувствовать себя незаменимым. Потом до меня доходит, что это чувство гордости.
20: Дерзни мечтать
Есть ли на свете что-нибудь могущественнее материнской любви? Это стенобитный таран, способный срывать с петель ворота замка, цунами, которое сносит все на своем пути.
Мамины глаза сияют этим чувством, когда она поворачивается ко мне.
– Я только на минутку забегу туда, чтобы выяснить, куда нам нужно ехать, а потом вернусь за тобой, – говорит она.
Мама выходит из машины и захлопывает дверцу. Я остаюсь сидеть, и весеннее солнце льется через ветровое стекло, заставляя меня щуриться. Мы приехали в коммуникационный центр, где меня впервые тестировали почти два года назад.
Сегодня меня пригласили посетить день открытых дверей для студентов, после того как моя мать настояла на необходимости сообщить специалистам о моем прогрессе.
– Ты так далеко продвинулся, Мартин! – говорила она мне. – Я непременно поеду и встречусь с ними. Они захотят об этом знать. Ты пользуешься компьютером всего год – и как много уже способен на нем сделать!
Это случилось несколько недель назад. Я знал, что нет смысла пытаться остановить маму, коль скоро она приняла решение похвастаться, поэтому сидел и ждал ее. По возвращении она взволнованно рассказала мне о том, что там было.
– Они хотят встретиться с тобой, – говорила она. – Им никак не верится, что ты так быстро прогрессируешь. Они пригласили тебя на семинар со студентами.
Понимаю, почему все так удивляются. Я и сам несколько утратил равновесие, осознав, что теперь у меня есть работа. Всякий раз, когда меня привозят в офис, где я один день в неделю занимаюсь волонтерской работой, мне приходится убеждать себя, что я не сплю. Я работаю в том самом центре здоровья, где помогал наладить компьютеры вместе с Вирной, и я едва могу поверить в то, что теперь от меня требуется нечто большее, чем тупо разглядывать стены в дневном стационаре.
Это простая работа: я фотокопирую документы и складываю их в папки, потому что правая рука достаточно окрепла, чтобы держать листы бумаги, а моя замечательная коллега по имени Хасина помогает мне, если оказывается, что что-то я не могу сделать сам. Кроме того, я отлаживаю компьютеры по мере возникновения проблем.
Самое лучшее в этой работе то, что я наконец-то смог расстаться со стационаром. Каждый вторник у меня возникает странное чувство: меня провозят сквозь двери здания, и мое тело почти неощутимо кренится вправо, в сторону моей прежней классной комнаты, но мы поворачиваем в противоположном направлении – к центру здоровья. Расставание со стационаром – своего рода развилка на моем жизненном пути: я бы умер, если бы меня снова послали в подобное заведение. Мне иногда кажется, что тень призрачного мальчика, которым я был, по-прежнему живет в том месте, где я провел столько лет. Но я отталкиваю эту мысль прочь: я отказываюсь думать о прошлом теперь, когда у меня есть будущее.