ляют липкие слои медвяной росы на листьях деревьев. Движениями своих ножек они отбрасывают капельки сиропа. Легкое дуновение ветерка — и медвяная роса падает на землю.
Следуя за муравьем, я оказался на территории сиропно-сахарного завода.
Муравей резко отличался своей окраской среди зеленых тлей. Он перебегал от одной тли к другой и очень бережно трогал своими усиками жирное брюшко то одной, то другой зеленой скотинки. Она приподнималась, — на заднем конце ее брюшка вдруг выступала, блестя на солнце, круглая капелька прозрачной жидкости. И муравей глотал эти капельки. Но вот он, видимо, насытился. Осторожно перешел с листа на ствол, а со ствола стал спускаться на землю. Я свесил голову со своего листа и смотрел ему вслед. К нему навстречу шел другой муравей. Этот новый муравей ударами своих усиков заставил остановиться первого муравья. Сытый муравей присел на задние ножки и, вытянув голову вперед, выпустил изо рта каплю сиропа. Голодный потянулся к сытому: часть сиропа перешла к голодному. Сюда же спешили другие муравьи. Муравей, побывавший у тлей, стал уделять каждому из них немного сиропа.
Все это было очень забавно. Но я хотел есть. Быть на территории завода сахарного сиропа и остаться голодным! Нет, так нельзя! Почему, бы мне не отведать этой же пищи? Подойти бы поближе к этим животным!
Очень долго я полз, тянулся туда, где оба листа, верхний и нижний, почти соприкасались. Лист-полотнище трепетал, колыхался. Один миг, одно неверное движение — и я скатился бы и полетел вниз. Но все же я добрался.
Теперь тли были совсем близко. Я остановился и тронул рукой одну толстую скотинку. Тронул раз, другой. Совсем как муравей. Похлопал ее рукой. Она немедленно предоставила мне капельку жидкости. Жидкость была сладкая и ароматная.
Так я переходил от одной к другой, все более и более восторгаясь вкусом этого чудесного сиропа.
«Неужели Сергей Сергеевич Думчев не вкушал сей сладчайший напиток? — подумал я и решил: — Пора спуститься на землю. Возможно, Думчев уже вернулся. Приглашу его на пир. Впрочем, еще один глоток…»
Ах! Сильный резкий удар в темя свалил меня с ног. Я заметался по огромному полотнищу листа. Два муравья наскочили на меня.
Глава 41На большом тракте
Я песни последней еще не сложил,
А смертную чую прохладу.
Один из муравьев потащил меня с листа на ствол, а со ствола — прямо вниз. Другой муравей догонял нас. Если бы этот второй муравей, ростом поменьше, действительно помогал первому, мне бы несдобровать. Но все дело в том, что он точно задался целью мешать своему товарищу. Он то забегал вперед и тащил меня обратно- вверх по стволу, то, становясь поперек дороги, подставлял свою спину, чтоб принять всю тяжесть моего тела непременно на себя. Всем этим он очень мешал большому муравью. Очнувшись, я быстро разобрался во всем этом.
Что ж! Здесь будет схватка человеческого разума с инстинктом. Муравьев много, они сильнее меня, но я вступлю в схватку с ними!
Марк Твен описывает, как два муравья, найдя ногу кузнечика, волокут ее домой:
«После каких-то совершенно превратных умозаключений они берут ногу за оба конца и тянут изо всех сил в противоположные стороны. Сделав некоторую передышку, они совещаются. Оба видят, что что-то неладно, но что-не могут понять. Снова берутся за ногу — результаты по прежнему те же. Начинаются взаимные пререкания: один обвиняет другого в неправильности действий. Оба горячатся, и наконец спор переходит в драку. Они сцепляются и начинают грызть друг друга челюстями и катаются по земле, пока один из них не поранит руку или ногу и не остановится, чтобы исправить повреждение. Происходит примирение, — и снова начинается прежняя совместная и бессмысленная работа, причем раненый является только помехой. Стараясь изо всей мочи, здоровый тащит ношу и с ней раненого друга, который, вместо того чтобы уступить добычу, висит на ней».
Кто не наблюдал за жизнью муравьев, за их «работой»! Были люди, которые считали муравьев высокоорганизованными животными, наделенными почти разумом.
Но прав Марк Твен, говоря о муравье: «Удивительно, как такой отчаянный шарлатан ухитрился морочить столько веков чуть не весь мир!» И добавляет: «Муравей хорошо работает тогда, когда за ним наблюдает неопытный натуралист, делающий неверные выводы».
Как часто мы видим: муравьи, которые для целесообразности их труда должны помогать друг другу, только мешают один другому. На любое зернышко они накидываются с разных сторон. Им надлежит выполнить одну задачу: отнести зернышко в муравейник, в определенную кладовую, но они точно сговариваются мешать друг другу — то толкают зернышко в разные стороны, то рвут один у другого, то отталкивают друг друга прочь от этой добычи.
Но почему же груз все-таки прибывает по назначению? Только потому, что каждый муравей хотя и мешает своему соседу, все же тащит груз к родному муравейнику. Таким образом, зерно, влекомое муравьями в муравейник, движется по самой прихотливой кривой — то вперед, то назад, то направо, то налево. И все время это зерно кружится и переворачивается.
Все это я вспомнил, когда муравьи тащили меня куда-то.
Вот один из муравьев столкнул меня со ствола на землю, но я почти мгновенно уцепился за какой-то бугорок и сразу же вытянул ногу, за которую меня и схватил другой муравей. Схватил, потащил вверх и тем самым удержал от внезапного падения на землю.
Так каждое мгновение, приноравливаясь к нелепостям их «взаимной помощи», я «помог» им весьма бережно, осторожно спустить меня на землю.
Только тут я заметил: к кустам, на которых «паслись» стада тлей, пролегала торная муравьиная дорога. По видимому, она тянулась до муравейника. Дорога была покрыта муравьями-они спешили к тлям.
Муравьи волокли меня, волокли по хорошо протоптанному тракту. Здесь, на этой дороге, к ним подоспело еще несколько муравьев.
«Надо выиграть время, — сказал я себе. — Думчев вернется и выручит меня, либо я сам что-нибудь придумаю».
Чем больше муравьи «помогали» друг другу тащить меня, тем легче мне было мешать им: я то двигался вперед, то уходил обратно, то укладывался на чью-нибудь спину.
Но я понимал: они тащат меня все-таки в муравейник.
В тот миг, когда я окажусь там, начнется самая страшная из пыток.
На миг мне представилась картинка из одной старой книжки по природоведению. «Африканские муравьи-кочевники, нападающие на рогатую гадюку» — такова была подпись под картинкой, где тьмы и тьмы муравьев уничтожали извивающуюся в корчах гадюку.
Да, мне несдобровать!
Спина болела, руки были исцарапаны.
Но что там впереди? Холм? Нет, это муравейник.
Хоть и очень медленно, но все же меня волокут к нему. Я был в отчаянии.
Но тут я глянул на своих похитителей и не мог не рассмеяться. Ведь все, что происходит со мной, — прежде всего смешно.
Весьма несложная задача была предо мной: не помогать муравьям, которые влекут меня к муравейнику, а «помогать» тем, которые мешают тащить меня туда.
И тут пошла потеха. Я помогал, то одним муравьям, то другим. Таким образом, я побывал и у одной обочины дороги и у другой. Потом я снова оказался на муравьином тракте.
И вдруг я почувствовал: силы мои в этой игре мало-помалу истощались, холм — муравейник — все приближался. Я устал.
Глава 42Ламехуза спасет
Конь познается при горе́, а друг — при беде.
Вдруг я услышал крик:
— Держитесь! Ничему не удивляйтесь!
Это кричал доктор Думчев. Он, по видимому, вернулся и, не застав меня на месте, поспешил мне на помощь.
— Сергей Сергеевич, что делать?
— Берегите силы!
— Муравейник… Туда… туда волокут!..
— Понимаю! Вижу! — кричал Думчев. — Муравейник близок! Ничего! Уступите муравьям!
— Там гибель!
В этот миг муравьи толкнули меня в другую сторону, и я не расслышал слов Думчева.
— Сергей Сергеевич! Смотрите… смотрите… они друг другу мешают…
— Да, да! Они всегда мешают друг другу! Но муравейника вам не избежать.
— Что же делать?
— Ламехуза спасет вас.
— Кто?
— Ла-ме-ху-за! — донеслось до меня.
— Не понимаю! Что такое ламехуза?
Напрасно я вопрошал — Думчев не отвечал. Он куда-то скрылся. Потом Он появился вновь в стороне от тракта. Он гнал перед собой длинной палкой какое-то рыжее животное с продолговатой головой и с длинными булавовидными усиками.
Странный жучок! Вдруг Думчев погнал жучка с обочины на дорогу.
— Это ламехуза? — крикнул я.
— Нет! Ламехуза еще прибудет. Это жучок ощупник. Ламехузу ждите!
Он толкнул жука в самую гущу муравьев. Жучок упал на спину чуть впереди меня. Муравьи кинулись на него. Думчев крикнул издалека:
— Пробирайтесь ближе к жучку!
— Зачем?
— Потом все поймете!
Жучок подставил муравьям брюшко, а сам похлопывал усиками муравьев, и они отрыгивали ему пищу. Происходило примерно то же самое, что я видел, когда сытый муравей кормил голодного. Одна ватага муравьев за другой набрасывалась на жучка. Запах эфира распространился в воздухе.
Я послушался Думчева и пробрался к жучку. Муравьи, кидаясь к жучку и лакомясь эфирной ароматической жидкостью, которую выделял жучок, забрызгали меня своей пеной и слюной.
Это меня спасло: свирепость и натиск муравьев заметно слабели. Они еще толкали меня, но без прежнего усердия и ярости.
Но что, если этот кислый запах муравьиного спирта улетучится?
— Думчев! — крикнул я. — Что же дальше?
— Ламехуза спасет вас!
— Не понимаю!
Но никто не отзывался.
Огромная, уходящая в небо гора, черная, шевелящаяся, — выросла предо мной.
— Муравейник! — прошептал я. И понял: гибель неизбежна!