Помню, что, подходя к гостинице, я был уже спокоен за Думчева. Мне стало только грустно: ведь я уеду — расстанусь с ним.
А в маленьком домике, что рядом с гостиницей, горела настольная лампа. Верно, Надя наконец-то получила настоящее письмо от Павла… Верно, с тихой радостью она читает это письмо… и перечитывает. В который раз!
В гостинице я нашел письмо от Тарасевича. Он писал мне:
«Дорогой друг, я вызван на областную конференцию. Очень сожалею, что вы не застанете меня. Химик Ободов рассказал мне о результатах анализа и о том, что вы от него отправились в город. Но вот уж два дня прошло, а до города вы не дошли. Какая-то женщина по фамилия Черникова из Райпищеторга сообщила в городе, что вы «растаяли и пропали» у нее на глазах. Какая чепуха! Надеюсь, что все вы сами объясните, когда благополучно вернетесь. Но так как вся ваша одежда, по словам Черниковой, почему-то осталась у каменоломни, то я помог в деле организации поисков и уезжаю с большой тревогой за вас. С приветом.
Глава 61Строится дом
Вьется улица-змея.
Дома вдоль змеи.
Улица — моя.
Дома — мои.
Прошла ночь. Проснувшись довольно поздно, я оглядел светлый номер гостиницы и не сразу почувствовал ту тревогу, которой был вчера охвачен: как Думчев?
Я сейчас же отправился к нему, но на одной из улиц увидел Думчева. Никого не замечая, точно забыв обо всем на свете, стоял он на углу улицы и смотрел на стройку какого-то большого дома.
Поодаль стояли Надежда Александровна и соседка. Они не спускали с Думчева глаз. Соседка знаком пригласила меня подойти к ним. Я узнал, что она утром, совсем рано, услышала, как хлопнула входная дверь, и увидела, как Думчев уходит из дому. Беспокоясь, что Сергей Сергеевич еще и чаю не напился, а надолго ли уходит и когда вернется — неизвестно, она позвала Надежду Александровну. Обе побежали вслед за ним. Все собирались его окликнуть — и все не решались. И вдруг он остановился у этого дома, и вот стоит, стоит» все смотрит и смотрит.
А на что тут глядеть! Разве не видел он, как большой дом строится?
Думчев долго и неподвижно стоял на одном месте.
Потом в каком-то нетерпении, точно негодуя за что-то на самого себя, стал он быстро менять места наблюдения.
Плыла… плыла в ясном утреннем небе стрела крана с бункером, наполненным цементным раствором. Трепетали на легком ветру и то припадали к забору, то рвались вверх к небу огромные красные полотнища со словами: «Досрочно выполним и перевыполним полугодовой план строительства жилых домов!» А из открытого окна в это же небо лилась песня:
…по камушкам… по желтому песочку…
Фраза обрывалась, был слышен только настойчивый аккомпанемент, и снова ария начиналась с самого начала:
…по камушкам… по желтому песочку…
Певица в соседнем доме разучивала арию Наташи из оперы «Русалка», и растекался в свежем воздухе ее высокий голос.
Она смолкала, и тогда становилось слышно, как девушки-маляры, стоя на подоконниках, крася рамы, открывая и закрывая окна, поют что-то свое. Слова песни были грустные, но девушки пели беззаботно и даже с каким-то озорством, так что становилось весело на душе.
А в небе, утреннем, голубом, высоком небе плыла», плыла стрела крана с бункером. Вот и кран двинулся. Он перемещался вдоль стройки. Снизились тросы. Вот они опять уходят в высоту, и стрела кружат, кружит над стройкой. Новой стройкой без лесов.
К одноэтажному дому, около которого стоял Думчев, подошли юноша и две девушки. Не входя в калитку палисадника, перегнувшись через низенький забор, за которым густо разрослись кусты шиповника и роз, юноша позвал:
— Оля! Оля! Скорей! Мы уезжаем на яхте! Как договорились вчера!
— Иду! — ответил чей-то звонкий голос.
Юноша и девушки уселись на скамейку у палисадника.
Думчев подошел совсем близко к ним. Юноша встал и предложил Думчеву сесть. Но Думчев не сел. Он точно изучал их. Как широко и светло улыбаются они! Как весело смеются, продолжая свой разговор!
Хлопнула калитка. Выбежала Оля из палисадника. В белом платье, с ярко-синей косынкой в руке. Она запела:
Споемте ж, друзья,
Ведь завтра в поход…
Все подхватили песню и, взявшись за руки, побежали к морю.
Долго им вслед глядел Думчев.
Пела певица. Пели девушки-маляры. А издалека едва доносилась песня Оли и ее друзей.
А в утреннем небе совсем ажурной стала стрела с бункером. Легко, плавно и весело плыла она в высоком небе над этой стройкой.
Думчев шел домой.
Мы шли за ним. Но он нас не замечал. Он говорил сам с собою:
— Поют! Все поют! Вот ты и удивлен… А дом? Где, куда спрятались каменщики — строители этого дома? Механизмы… Но все поют… Откуда же такая радость? Как же это все понять?..
Так говорил сам с собой Думчев. А где-то далеко певица все пела:
Пробегала… пробегала… быстра… реченька…
Глава 62Я снова откладываю отъезд
Друга прилежно ищи, а найдешь — береги.
Думчев заперся в своей лаборатории и не выходил оттуда. Мы решили его не тревожить. Так прошел день.
Я очень устал от всего пережитого. Да и пора, пора было возвращаться в Москву.
— Сергей Сергеевич все говорит о странных вещах, я не пойму его, — жаловалась мне Булай. — Скажите, где был Сергей Сергеевич все годы? Откуда он вернулся?
Но я медлил с ответом. Ведь мне надо, надо теперь же, сегодня или завтра, свершить еще один путь с Думчевым. Пройти с ним по дорогам десятилетий, дорогам, уже пройденным всеми людьми нашей страны. Надо ввести его в нашу жизнь. Надо подобрать для этого правильные слова и все объяснить ему. И он увидит, поймет все, что произошло за эти десятилетия. А тогда пусть Булай узнает о Стране Дремучих Трав. А сейчас всякие разговоры и расспросы его только встревожат.
Под вечер второго дня я постучал в дверь лаборатории Думчева.
Я был чрезвычайно удивлен, увидев на лице Думчева совсем неожиданную улыбку-слегка ироническую, даже по-детски чуть-чуть шаловливую. Она то пряталась в уголках рта, то проявлялась (в блеске глаз. Точно первое знакомство с нашей жизнью осветило его лицо.
— Друг мой! — начал Думчев. — Я увидел, я приметил нечто такое, что сразу и слов не подберешь.
— Вот для этого я и пришел к вам, Сергей Сергеевич! Мне кажется, что я помогу вам понять, почувствовать все, что вы увидите.
— Спасибо за ваше доброе намерение, но я не отстающий ученик в гимназии.
Я понял его: долго, очень долго он жил без людей, привык жить без всякой помощи в Стране Дремучих Трав, привык во всем разбираться сам.
— Вы меня не поняли, Сергей Сергеевич. Перед вами совсем-совсем новая жизнь…
— Вот потому я и хочу без чьей-либо помощи войти в эту жизнь. Сам хочу! Все понять, все почувствовать! Тут моя гордость! Моя честь! — И Думчев круто повернул тему разговора. — Вот смотрите, — указал он на узкие длинные листочки, лежащие стопками полукругом на большом столе. — Я начал записки о моем длительном путешествии по Стране Дремучих Трав. Пусть ученый мир учтет мои наблюдения и последует в науке за моими выводами.
Тут я со всей своей горячностью предложил Думчеву:
— Я сам отвезу в Москву эти записки и сам передам их в редакцию журнала «Наука и техника»!
— Спасибо! Вот за это от всей души спасибо!
В лабораторию тихо вошла Надежда Александровна. Она зажгла лампу, тихо опустила шторы.
Спокойно, не спеша, она поставила на свободный край стола чашки с кофе и небольшое овальное блюдо с блинчиками.
Думчев продолжал говорить о Стране Дремучих Трав, об ее замечательных обитателях, об их удивительных формах. Он предложит такие выводы и такие положения, которые заставят ученых пересмотреть историю техники. Больше того: его выводы и положения предопределят совсем новые пути в развитии изобретательства.
И весь этот вечер и во все последующие дни он говорил только о своем докладе, который должен изумить мир.
— Я вот составляю для журнала из всех этих записей только конспект.
Это слово — «конспект» — звучало у Думчева как-то по-особому выразительно, точно в этом слове был заключен для него глубокий смысл, понятный ему одному.
Какой радостью и воодушевлением горели его глаза!
— Спасибо! От всей души спасибо!
Он много и часто повторял: «Спасибо, спасибо», был как-то смущен и растроган. Он признался, что не знает, как благодарить меня.
Несколько раз я порывался спросить Думчева об удивительном составе порошка и пилюль, так чудесно влияющих на человеческий рост, и о возможности снова приготовить эти составы.
Неужели мир не узнает этой тайны?
Но я не спросил.
«А вдруг мой вопрос растревожит его, и предстанет перед ним тот день его венчания, когда случай и испуг смешали его мысли и изобретение стало бедствием для изобретателя?
Потом! Потом спрошу его об этом. Сейчас некстати».
А Думчев все повторял:
— Скоро, скоро мир узнает о моих открытиях! Вы вернули меня к людям! За это спасибо! Но все величие вашего подвига я чувствую только сейчас, когда вы предлагаете мне свою помощь. Спасибо вам за то, что вы передадите людям мои открытия в Стране Дремучих Трав!
Через несколько дней я получил две копии конспекта Думчева. Копии были аккуратно переписаны острым крупным почерком. По видимому, писала Булай.
И опять Думчев благодарил меня за то, что я принимаю такое большое участие в его «великом деле». Он сказал:
— Один экземпляр конспекта лично для вас.