Потом вернулся в палату. Где-то там, далеко в коридорах больницы, разговаривали. Мне почудился чей-то знакомый голос. Вот все умолкло. А теперь голоса совсем близко. Кто эго разговаривает за дверью?
Дверь распахнулась. На пороге стоял физик Калганов. Он держал в руке какой-то сверток. За ним вошел его ассистент, тоже со свертком в руке.
— Здравствуйте, Сергей Сергеевич! — сказал Калганов и кивнул нам головой.
Он широко и размашисто пододвинул стул и уселся к кровати Думчева.
— Кто вы такой? — спросил Думчев.
— Физик Дмитрий Калганов.
— Не помню. Не знаю… Калганов?
— А я гостинец вам привез из Москвы!
— Не понимаю. Какой гостинец?
— Ого! Любопытный какой! А вот возьму и вовсе уйду! — захохотал Калганов. — И не узнаете, какой у меня с собой гостинец для вас!
— А я стану у дверей и не пущу, — уже засмеялся в ответ Думчев.
Калганов развернул свертки.
Он клал перед больным на столик, на стул и даже на край кровати какие-то очень легкие пакеты, завернутые в черную бумагу.
— Что же это такое? — воскликнул Думчев.
— Облицовка! Будущая облицовка домов!
— Не понимаю! О чем вы толкуете?
— Знаете ли вы, Сергей Сергеевич, что в этой черной упаковке? Здесь пластинка точно такой же толщины, как толщина чешуйки бабочки.
— Вздор! Чешуйка бабочки так тонка, что простым глазом и не увидишь, а взять в руки совсем нельзя.
— Правильно! Правильно! Вот потому мы в лаборатории покрывали нашим сверхпрочным прозрачным составом зеркальную поверхность этих брусков.
— Как же так? — оживился Думчев.
— Смотрите же! Вот здесь цифры — обозначение длины световой волны. Это и есть толщина слоя, покрывающего бруски. И на каждом буква «Д» — Думчев. Вашим именем мы называем этот облицовочный материал.
— Вы смеетесь! Это насмешка, шутка! Думчев опоздал! Кто я в науке? Опоздал! Так не смейтесь же над ним, над этим Думчевым! — резко вскричал Сергей Сергеевич.
— Ах, так! — тепло и просто рассмеялся физик. — Посмотрите же!
Он стал разворачивать образцы.
Загорались, потухали и вновь загорались цветные лучи. Думчев всматривался. И вдруг он точно что-то вспомнил: он стал перебирать и прилаживать образцы один к другому. Краски, резкие, неожиданные, краски неспокойные, без всякой гармонии метались по палате.
Я посмотрел на Калганова. Ласково и терпеливо он помогал Думчеву. Ассистент разворачивал образцы и называл вслух какие-то цифры.
Калганов прислушивался к цифрам и в то же время вглядывался в цвет лучей, следя за движениями рук Думчева.
— Так! Так! — радостно говорил Калганов. — А теперь не так. Посмотрите!
Очень осторожно, спокойно, тихо и бережно помогал он Думчеву — помогал так трогательно, как помогают ребенку.
Где-то хлопнула дверь, и мне показалось, что в палате стало еще тише. Солнечные пятна медленно двигались по стене. Иногда эти пятна на стене встречались и перекрещивались с новыми, неожиданными красками.
Потом снова в тишине послышались тихие голоса физика и его ассистента. Они очень тихо перекликались:
— …Микроны… цифра… минус… степень… волны… толщина…
А когда физик и его ассистент смолкли, тишина стала совсем напряженной.
Там, где-то в травах, теперь в полдень сильнее застрекотали кузнечики, и ящерица подставила свою желто-бурую, всю в черных пятнышках спинку лучу солнца, скользнула с пня, исчезла в траве.
Вдруг легкий ветерок шелохнул занавеской. И по комнате прошел мягкий, влажный, чуть-чуть сырой запах скошенной травы. Он скользнул по нашим лицам, и в эту минуту сломалась тишина.
Думчев внезапно приподнялся. Он радостно и светло улыбнулся и посмотрел на нас.
— Вот! Вот! — крякнул он радостно. — Смотрите! Смотрите же!
Я глянул.
Здесь предо мной горели и переливались краски в том самом сочетании, как там, в Стране Дремучих Трав.
Здесь с помощью физика Калганова Думчев составил из привезенных образцов то причудливое, живое сочетание красок, что горело на его заборе из хрупкого материала — из крыльев бабочек.
— Вот, вот! — повторял Думчев, и глаза его светло и смело глядели на нас.
Физик долго присматривался, что-то подсчитывал и стал диктовать цифры ассистенту. При этом он сказал: «…Закрепите… закрепите… это сочетание, этот узор…»
Перед нами лились яркие краски, они расцветили палату, цвета переливались, смешивались, и уже нельзя было отделить один цвет от другого. Цвета застенчивые, робкие переходили в сильные, бодрые; цвета грустные появлялись на миг и тут же иссякали, чтоб превратиться в горячие, торжественные, долгие и величавые.
Думчев поднял свою старческую руку. Длинные сухие, узловатые пальцы сжались в кулак.
— Хвала и слава! — сказал он внятно и громко. — Разуму человека хвала и слава!
И Думчев закрыл глаза. Навсегда.
Но в тишине разливалась световая музыка, звучала величавая и торжественная, светлая и гордая симфония цветов и красок, созданных великим разумом человека — покорителя, преобразователя природы!
Послесловие
Книга В. Брагина «В Стране Дремучих Трав» показывает нам удивительную страну.
Человек чудесным образом попал в мир насекомых. Встреча макромира с микромиром уже сама по себе дает ряд интересных моментов. И автор в живом действии показывает исключительно интересный материал.
В книге много любопытных сведений о жизни насекомых. Она знакомит читателя также с основными положениями учения Дарвина — значением борьбы за существование и вытекающим из нее естественным отбором.
При сохранении научной правдивости в романе проведено на целом ряде занимательных эпизодов противопоставление инстинкта и разума.
Роман затрагивает и вопросы общей биологии и, наконец, содержит интересные сведения по истории техники. Все это очень удачно вплетено в фабулу и органически связано с развитием действия.
Насекомые — группа животных, наиболее богатая видами. Это богатство становится понятным, если сравнить число известных нам видов насекомых с числом видов других групп животных. Наука уже зарегистрировала около миллиона видов насекомых, тогда как птиц мы знаем всего тридцать тысяч видов. Разница немалая!
В действительности она еще больше. Науке известны далеко не все виды насекомых, живущих в наши дни на Земле. Предполагают, что на Земле живет не менее двух миллионов видов насекомых, а некоторые ученые утверждают, что их можно насчитать до десяти миллионов.
По приблизительному подсчету, насекомые составляют около трех четвертей общего количества видов животных.
Мир насекомых к тому же очень разнообразен. В этом мире достигают и высшего развития инстинкты.
Насекомые выделывают бумагу, картон, цемент, строят свои дома из бумаги» картона, цемента, воска, шелка, листьев, древесины. Жук водолюб сооружает плавучее гнездо с вентиляционной трубой, служащей одновременно и парусом. Муравьи и термиты возводят многоэтажные постройки, строят тоннели и разводят в своих гнездах грибы. Насекомые изготовляют своеобразные «консервы».
Среди насекомых мы встречаем формы с удивительными глазами: каждый глаз разделен на две половинки с различными фокусами. Самцы некоторых бабочек «чуют» своих самок за несколько километров. Есть жуки, выдерживающие тяжесть человека: их не раздавить, наступив на них ногой, — так крепок их панцырь. А толщина этого панцыря измеряется всего долями миллиметра. Личинка стрекозы передвигается по принципу ракетного двигателя; крохотная гусеница непарного шелкопряда летает: легкий ветерок подхватывает и несет ее — у нее есть «паруса».
Мы мало еще знаем жизнь насекомых. Миллион видов — это миллион «на булавках» в музейных коллекциях. А как живет этот миллион? Рассматривая засушенную бабочку или муху, вы не ответите на такой вопрос.
Изучение жизни насекомых имеет и огромное практическое значение. Многие насекомые — опасные враги человека и его хозяйства. Насекомые разносят и передают ряд опасных болезней.
Успешно бороться с вредными насекомыми — это значит сберечь миллиарды рублей в народном хозяйстве. И борьбу эту возможно организовать, только хорошо зная жизнь насекомых.
Есть и полезные насекомые. Тысячи из них опыляют растения. Без этих помощников не соберешь хорошего урожая. Помогают человеку и те насекомые, которые истребляют вредных насекомых — врагов урожая.
Итак, читатель, иди в Страну Дремучих Трав — мир насекомых сулит тебе много интересных открытий.
Доктор биологических наук Н. Н. Плавильщиков