Глава 30
НОЧНЫЕ ГИГАНТЫ ВЫХОДЯТ НА РАБОТУ
Ночь глухая, как зверь стоокий
Глядит из каждого куста…
— Думчев! Думчев!
Вдруг огни загорелись в разных местах
Я сбит с толку. Что это? Злая игра? Огоньки, огоньки окружают меня — они гаснут, тают, исчезают и вновь горят. Близко — далеко, далеко — близко!
Но где же Думчев?
Я подбегаю к одному огоньку, но он гаснет. Я к другому — он гаснет. Так я кружусь… кружусь бесцельно.
О, это гнилушки и светящиеся жучки! Но где же меж ними факел Думчева? Наверно, он держит в руке светящуюся гнилушку. Я останавливаюсь: лучше не метаться. Жду. Пусть Думчев идет ко мне сам.
Действительно, какой-то огонь спокойно и деловито приближается. Я слышу явственно:
— Че-ло-век, человек, отзовись! Человек, откликнись!
— Доктор Думчев! — кричу я. — Доктор Думчев! Я жду! Скорей!
Огонь все ближе — голос Думчева все слышней…
— Человек, я иду к тебе!
Но почему этот голос вдруг стал удаляться? Почему огонь факела все меньше?
Почему от меня все убегает? И огоньки, и кусты, и деревья — все бежит.
И при неверном, призрачном свете луны, при свете мерцающих огоньков я увидел! что огромный дождевой червь тащит лист, на который я нечаянно встал.
Огоньки мимо! Все мимо! Соскочить с листа? Опасно! Я не решаюсь. Червь подтащил лист к ямке: червь вполз к себе в жилище. Я ухватился руками за края ямки. Червь утащил к себе лист, а я остался наверху в с облегчением вздохнул.
Все было тихо. Шла ночь, но огней я уже не видел. Факел Думчева где-то горел — горел для меня, но я его уже не видел. Потерял его навсегда.
Я не решался двинуться с места и точно на часах застыл у норы червяка. Все вокруг меня принимало самые удивительные и загадочные очертания.
Почудилось ли мне? — Где-то зашумел паровоз. Шум все ближе. Я всмотрелся и увидел: гигантская допотопная рептилия вытянулась и стала на хвост — она шипела. Она раскачивалась вправо и влево, шея надулась. Гадюка! Так вот откуда шум паровоза!
А рядом с гадюкой лежал холм — огромный шар, утыканный пиками. Еж?
Гиганты! Они вышли на ночную охоту.
Змея свернулась и развернулась, блеснула зигзагообразная лента вдоль ее спины — змея кинулась на гигантский клубок. Рванул ветер, закачались деревья Страны Дремучих Трав.
Я собрал все силы и полез на какое-то дерево.
Оттуда с высоты я увидел необычайную схватку этих гигантов.
Свет луны спокойно и ровно освещал поляну. И мне все было хорошо видно.
Вот на одно мгновенье шар как бы открылся: еж впился в хвост змеи. Гадюка точно взбесилась — она заметалась, кусая ежа. Напрасно! Она попадала на иглы.
Все вырастало предо мной в необычных масштабах. И мне трудно убедить себя, что это еж и гадюка.
Схватка продолжалась. И в разные моменты этой схватки еж и гадюка то приобретали свою обычную, давно мне известную форму, то разрастались, видоизменялись, приобретали новые, необычные, гигантские размеры. Что делать? Кружится голова! Надо не смотреть на эту схватку двух страшных созданий природы, не Слушать храпения, шипения, доносящихся снизу. Я взбирался по дереву, все дальше и дальше от земли.
А внизу борьба разгоралась.
Еж крепко прижал хвост гадюки к земле. Он кусает ее хвост. Гадюка тянется по земле, еж не отпускает. Гадюка пытается вырваться, но он прижал ее хвост к земле.
Вдруг борьба прекратилась. Спектакль оборвался. Еж отскочил. Змея поспешно уползала.
Враги разошлись. Я стал было спускаться на землю. Но еж покатился вслед за змеей. Он обошел ее, прыгнул, впился зубами в шею гадюки. Змею сильно встряхнуло.
Еж откатился. Он свернулся в шар. Гадюка зашипела, она тыкалась в разные стороны. Но еж был недвижим. Он прижал к брюшку рыльце и ноги, подвернул свой короткий хвост.
Он хрюкает, пыхтит, как паровая машина.
Гадюка, видно, устала, отползла. Она ползла из последних сил.
Еж помчался вслед за змеей. Он догнал ее и впился в позвоночник.
Змея раскачивалась. Но зубы ежа не отрывались от шеи гадюки. И я, забыв об их гигантских размерах, кричу.-
— Кусай! Кусай ее, Фырка! Прокуси ей шею!
Еж отбежал. Гадюка была мертва. Еж сделал свое дело. Он отдыхал: высунул рыльце — свое добродушное, насмешливое рыльце. Он поставил ноги на землю, и его игольчатый панцирь расправился.
Затем он медленно подошел к мертвой гадюке и стал ее трепать. Разорвал ее на части, схватил кусок и побежал куда-то в сторону. Наверно, к себе в логово.
Скоро показались два маленьких холмика, утыканных иглами, еженята.
Еженята накинулись с жадностью на добычу. Еж смотрел на них.
Как я устал от этого зрелища! Как хочется спать! Но ночные шорохи, шелесты, шумы не прекращаются ни на минуту.
Глава 31
РОСИСТОЕ УТРО
Это утро — радость лета,
Это мощь и дня и света
Где спрятаться, где уснуть? Я примостился было на одном листе, но внезапно налетевший ветер так сильно закачал его, что я едва не свалился на землю. Тогда я спустился со своего дерева.
Спрятаться и уснуть под каким-нибудь кустом? Я стал собирать на земле сухие хворостинки на подстилку. Рука коснулась края какого-то отверстия. Внутренняя сторона этой щели плотно обвита канатами. Паутина? Очевидно, гнездо земляного паука. Я пошарил около гнезда. Рядом лежал какой-то круг. Не крыша ли это норы паука? Земляной паук всегда лепит из песчинок крышечку для своей норы. Дома ли хозяин? Наверно, нет. А то крышка прикрывала бы щель.
Все же несколько раз я пошарил хворостинкой по паутине. Прислушался. Никто не отзывался из подземелья. Тогда я залез в эту щель, обследовал ее. Паутина была суха. Кое-где «штукатурка» обвалилась. На дне ямы лежали комья земли.
Видно, земляной паук покинул навсегда это жилище. Я устроился здесь и спокойно уснул.
Резкий звон разбудил меня. Удар колокола — тишина. Снова удар. Я прислушался: звон повторился, но в другом месте и опять оборвался.
Но вот уже звоны эти следуют один за другим: то часто, то редко, то ближе, то дальше.
Я вскочил и стал выбираться из щели. Глянув вверх, я оторопел. Над отверстием висел огромный стеклянный мяч. Он переливался на солнце всеми цветами радуги. Неужели это капля росы? А эти звоны — падающие капли?
На моих глазах мяч стал вытягиваться и принимать форму груши. Еще мгновенье-он оторвется и упадет мне на голову. Выскочить я не успею. Быстрым движением я протянул руку, нащупал крышку и захлопнул ее над щелью. Почти мгновенно раздался оглушительный звон. Стеклянный мяч разбился о крышку. Как хорошо, что земляной паук, сделав крышечку, устраивает из паутины своеобразный шарнир и засов! Спасаясь от врага, паук вставляет свои коготки в небольшие отверстия крышечки и крепко удерживает ее над своим жильем.
Крышка так плотно прикрывает отверстие, что, пожалуй, это сооружение можно сравнить с плотно закрывающимся люком.
Но пора выбираться. Я открыл крышку люка, глянул и вскрикнул от восторга. Куда ни глянь — направо, налево, впереди и надо мной в. воздухе висели, качались, а потом падали и разбивались стеклянные шары.
Звоны… Звоны стоят в воздухе. Летят брызги-осколки в разные стороны, а в брызгах и шарах играют лучи солнца. Звоны и краски!
Здравствуй, звенящее, росистое утро!
Глава 32
ЧЕЛОВЕК СПАСАЕТ ЧЕЛОВЕК!
Лук звенит, стрела трепещет,
И клубясь издох Пифон.
Резкая трескотня оглушила меня.
Что за диковинный зверь? Крылья длинные и зеленые. Задние ноги длиннее передних. Это он производит треск. Ноги его покрыты твердыми шипами. Кузнечик!
Подальше, подальше от этого оглушительного треска и звона! Один шаг — я уже в чаще леса среди странных деревьев. Корни, желтовато-белые, тесно переплетаясь, уходили в почву, а стволы, все ярко-зеленые, одни улетали стрелами в небо, другие, пригнувшись к земле, переплетались своими вершинами и узкими длинными листьями. Но и в чаще все слышится этот звон и треск кузнечика. Я оглянулся.
Там совсем рядом с кузнечиком вырастает, то сливаясь и пропадая в этой чаще, то выделяясь из нее, какое-то другое существо.
Солнце всходит. И это существо смотрит на восходящее солнце. Зверь вытянулся и сложил свои «лапки».
Не его ли называют в народе «богомолом»? Ну конечно, это богомол!
Я залюбовался им. Как спокойно и величественно он поворачивает свою голову, точно хочет внимательно прислушаться к треску кузнечика!
Не надоел ли ему кузнечик своим треском? Богомол то выступает вперед, то вновь исчезает в чаще.
Пуф! Пуф! — раздается рядом с кузнечиком.
Точно резкое царапание ногтем по стеклу. Стук, треск.
Занятно!
Богомол, нежно-зеленый, едва заметный в траве, изящный и стройный, поворачивается к кузнечику.
Да, действительно, кузнечик, видно, ему порядком надоел.
Но как пластичны движения богомола! Вот он выставил вперед переднюю ногу — приготовился к какому-то незамысловатому танцу.
Презабавно! С этой ноги глядят черные пятна с белыми точками внутри. Нарисованные глаза! А на бедре — двойной ряд острых шипов, точно пила.
Шипы разного цвета и разной длины. Одни черные, другие зеленые, одни подлиннее, другие покороче.
И вдруг кузнечик повис на пиле. Кузнечик рванулся. Богомол отставил ногу, и я увидел на бедре у богомола еще одну пилу — с более мелкими и гуще расположенными зубьями.
Пилы сомкнулись и держат кузнечика. Кузнечик бьется в этих тисках. Тщетно: удары его ножек бьют в пустоту — по воздуху. Еще мгновение, и все кончено. Кузнечик затрепетал, замер и стих. Богомол расправляется с кузнечиком: одна нога держит на зубьях своей пилы жертву за туловище; другая давит голову кузнечику.