Я смутился и поднес пилюлю ко рту.
Но тут же опомнился: нечестно! А Думчев командовал:
— Скорей! Скорей!
Но я не торопился.
— Ночью мне не найти дороги до города. Рано утром я уйду от вас.
— Хорошо. Возьмите мой плащ — земля сырая.
Я взял плащ и лег на песок. Где-то недалеко от меня улегся Думчев.
Я долго не мог уснуть. Как быть? Как мне поступить? Потом я стал забываться… Неожиданная мысль пришла мне в голову: я приму пилюлю, ко мне вернется мой прежний рост, и я возьму Думчева с собой к людям.
Я вскочил на ноги и подбежал к Думчеву. Он спал. Я склонился над ним, осторожно разбудил его и рассказал свой план.
— Что вы! Что вы! — вскрикнул Думчев.
Я отшатнулся.
— Что вы! Не позволю! Гулливер привез с собой в кармане к людям лилипута. Но я… я не позволю унести себя отсюда. Сядьте рядом. Дайте вашу руку. Вот так! И выслушайте меня спокойно. Оставьте меня здесь навсегда. Вы вернетесь. Поставите где-нибудь недалеко отсюда на окне рефлектор, чтоб свет падал на белую материю, натянутую на раму. Туда, на этот свет, будут прилетать к вам мои письмоносцы. А теперь спите спокойно. Не будите меня больше. И помните: когда я проснусь, я вас здесь не должен застать.
Думчев умолк и скоро заснул.
Из-за тучи вышла полная луна, и показалась она мне бесконечно-бесконечно далекой. Никогда в жизни я не видел такой далекой луны.
Думчев лежал на песке, запрокинув голову. Я хотел ему сказать последнее «прости» и окликнул:
— Сергей Сергеевич!
Он не ответил — спал. Я посмотрел на него. Какая-то лихорадка охватила меня. Мысль, что я оставлю старого человека в этой выжженной, мертвой Стране Дремучих Трав, была мне невыносима.
Оставить Думчева здесь? Нет! Он должен вернуться к людям. Сегодня же! И это я сделаю! Здесь! Сейчас же!
Радостно и тепло стало у меня на душе.
И снова я подошел к спящему Думчеву. Он дышал ровно и тихо. Он спал, как ребенок. И тогда… тогда… я взял крупинку и осторожно опустил ее в полуоткрытый рот спящего человека.
И тут же сам испугался своего поступка. Мне представилось: вот сейчас доктор Думчев начнет приобретать свой прежний рост. А я… я ведь останусь здесь навсегда.
Как? В Москве наступит утро, с тихим шелестом упадут газеты в зеленый почтовый ящик, прибитый к моим дверям… Но я не разверну эти газеты. Не взволнуюсь радостью моей страны.
Будут звонить по телефону дорогие мне люди, но это будут напрасные звонки.
Вечером в настороженной тишине театра раздвинется занавес. В эту минуту я всегда ощущаю теплое дыхание зрителей, ловлю их взгляды, пытаюсь угадать, какие чувства владеют ими. Когда же, когда переживу я это вновь?
Как смешно! Кончить жизнь в схватке с какими-то пауками и мухами!
И жалость, жалость к самому себе охватила меня.
Я завернулся в плащ, весь сжался в комок и затих.
Большое нервное потрясение часто заставляет человека сразу заснуть. Заставляет заснуть даже того человека, который обычно страдает бессонницей. Да, я забылся, уснул, без снов, и спал, по видимому, долго.
Глава 54
НАСТУПИЛО УТРО
О день, о новый день!..
Научи меня, мой дроздок, твоему дару возрождаться с каждой новой зарей, полным веры живой!..
— Вставайте! — услышал я голос Думчева.
Яркий луч восходящего солнца ударил мне в лицо, и я, не открывая глаз, заслонился от солнца рукой. Но солнце припекало. Где мой плащ? Куда он сполз? Я вскочил. Предо мной стоял Сергей Сергеевич.
— Доброе утро! — произнес он спокойно и весело.
— Утро? — переспросил я и посмотрел на Думчева с недоумением. Ведь он никогда не произносил таких слов: утро, вечер… «Странно», подумал я и ответил: — Доброе утро!
— Не стойте же в воде.
Мои босые ноги были по щиколотку в воде. Это какой-то ручеек! И перешагнуть можно.
Но что случилось? Где Великий поток? Где остров, который нас приютил? По руке ползет какой-то муравей. Ярко блестят на солнце крылышки стрекоз. Где я?
Тут вспомнился мне вчерашний вечер: отсветы пожарища в воде, песчаный остров Великого потока… и луна из-за туч. Луна осветила Думчева… Он спал, а я… я опустил в его полуоткрытый рот пилюлю. Так почему же Думчев стоит теперь предо мной и такого же роста, как я? Значит, пилюля не подействовала? Итак, нам обоим оставаться в Стране Дремучих Трав! Навсегда?! Неужели пилюля оказалась негодной?
Думчев внимательно приглядывался ко мне.
— Вы слышите? — указал он на синеющий лес. — Кто-то явственно зовет нас: рю-рю-рю-рю…
Я вслушивался, вглядывался, я все кругом было так необычно, что я не мог ничего понять.
Рю-рю-рю…
Вспомнил! Ведь это зяблик рюмит перед дождем.
Зяблик! Пение птиц! Я не в Стране Дремучих Трав!
Там я не услышал бы зяблика! Там все шумел и шумел бесконечный лес, там неистовый треск кузнечика оглушил бы меня.
Или все это сон? Или вся Страна Дремучих Трав только приснилась мне?.. Или сейчас мне снится этот зяблик?
Рю-рю-рю, — рюмит зяблик.
Но вот стоит предо мной Сергей Сергеевич… Я не свожу с него глаз. И все думаю: он такого же роста, как я! Так было и вчера. Так было и тогда, когда я впервые увидел его там, у страшного «города» — гнезда ос. Оба мы… одинакового роста! Значит, единственная пилюля не подействовала. И оба остались навсегда в Стране Дремучих Трав?
— Что же, Сергей Сергеевич, надо признаться, что ваши пилюли обратного роста скверно приготовлены. Вот порошок, уменьшающий, рост, — величайшее открытие. А пилюля… просто так… никакая. А я-то надеялся…
— На что вы надеялись?
— Так, ни на что, — сказал я раздумывая. — Впрочем, все понятно: пилюля потеряла свою силу за это время.
— Да, десятки лет!.. Изрядный срок! — сказал Думчев, насмешливо поглядывая на меня.
Странно, почему Думчев говорит «десятки лет», а не тысячелетия, десятки тысяч лет, как раньше?
Уже не шумит Великий поток… Нет острова… Какой-то пустырь… Вон полукруглая стена! Это, верно, халикодома построила свое цементное гнездо. Нет, это развалины большого белого дома с остатками каменной веранды. Кругом все изрыто: ямы, рытвины, щели… Наверное, здесь каликурги прячут парализованных тарантулов… Нет! Это остатки каменоломни.
Я сел рядом с Думчевым на зеленый пригорок у ручья. А ручеек звенел, журчал, навевал дремоту. Я слышал знакомый шелест листьев, долгий, сладостный; вдыхал запах свежескошенного сена.
Покой, тишина и какая-то светлая веселость переполняли меня. Не вернулся ли я в мир своего раннего радостного детства и сирень, стукнув в мое низенькое окошко, заглянула в комнату и разбудила меня? Нет, это не детство!
Но почему ушла и пропала настороженность, жестокая опасливость за каждый свой шаг, жест и за свою судьбу?
Как хорошо! Солнце так жжет и припекает. Но почему же Думчев голый?.. И почему он так пристально смотрит на меня?..
— Сергей Сергеевич, где мы?
Глава 55
ХОРОШО ЗНАКОМЫЙ КОСТЮМ
…Смотрел, и видел и не верил…
— Мы находимся… — начал Думчев и замолчал.
— Глядите! Сюда! Вон за кусты глядите! Мы голые, а там…
— Там одежда!
На пне лежал костюм — серый в широкую клетку. Очень знаком мне этот костюм! А вот и вязаный галстук — темно-серый с красным.
Я видел когда-то на каком-то очень знакомом человеке этот костюм. Но на ком? Обувь коричневая. Она растет на моих глазах и кажется похожей на скалу, раздавившую наш плот у потока.
— Это костюм гиганта, — сказал я.
— Да, костюм гиганта! Знаете, в Стране Дремучих Трав я раздобуду вам шелковые брюки из ниток шелкопряда, ватную куртку соткет психея. И мы будем в плащах. Но стойте! Что же это такое? Возможно, я путаю… То я сознаю, что ко мне вернулся мой рост, то теряю это ощущение возврата к жизни людей нормального роста… Не пойму… Ведь были две пилюли…
— Не две пилюли, а одна…
Но Думчев вскочил с пригорка.
— Грохот! Что это за грохот? — Он закрыл ладонями уши.
— Где? Где?
Да, какие-то странные, прерывистые звуки. Они мне знакомы, я их уже слышал когда-то. И я бегу на эти звуки. Вот какой-то навес, покрытый травой. Звуки доносятся оттуда, из-под навеса, из глубины. Я спускаюсь по каменным ступенькам… Площадка. Стол. Два стула. На столе фонарь «летучая мышь». Я остановился. Звонкие, прерывистые звуки все ближе й ближе. Я жду.
И вот из глубины появляется человеческая рука с фонарем, и предо мной предстает знакомая, очень хорошо знакомая фигура женщины в ватнике. И сюда же прыгает собака чепрачной масти, с пушистым-пушистым хвостом…
И тут я сразу все, все вспомнил… все понял…
— Здравствуйте, товарищ Черникова! Я вернулся! — прокричал я с восторгом и радостью.
— Что такое? Голый человек?
Я выскочил из погреба. Вслед мне раздался бешеный лай собаки.
Глава 56
РАЗБОЙ СРЕДИ БЕЛОГО ДНЯ
Кто тонет, тот не боится дождя.
— Думчев! Сергей Сергеевич! Где вы?
Молчание. Лай собаки утих. Но вот кусты всколыхнулись, раздвинулись, и Думчев спросил шопотом:
— Что, уже умолк грохот?
— Лай собаки? Да!
— Нет, не лай, а грохот.
— Это лай собаки! Здесь база Райпищеторга.
— Поймите же меня! Я уверен…
Думчев не договорил — на нас мчалась собака. Я схватил ветку и замахнулся. Собака, поджав хвост, с лаем побежала обратно к своей хозяйке.
— Эта собака показалась мне сначала огромным допотопным животным, — сказал Думчев. — А вы на нее — веткой… И она прочь от вас. Тут только я и поверил, что грохот — не грохот, а лай, и что мы оба… оба вернулись…
— Тише! Слушайте!
Там, у базы Райпищеторга, Черникова громко разговаривала со своей собакой. Мы оба прислушались.