— Ну и работа! Понимаешь, Грубианка? Мне за новой книжкой ордеров в город идти! А приказано: стой здесь и сторожи одежду. А если за овощами приедут? А как же овощи без ордеров, без квитанций отпускать? А потом отвечай, отчитывайся, кому и почем отпускала. Вчера люди пропавшего человека искали? Искали! Рощу прочесывали, в каменоломни спускались. А я им говорю: «Не ищите. Он тут, на этом месте, на моих глазах что-то проглотил… сразу вдруг растаял», пропал… Сама же я об этом в город сообщила». А мне и сказали: «Ну, так сторожи эту одежду. А сюда через день ученая собака прибудет. В Москве про нее известно, Эльфой прозывается. Она одежду понюхает и в этих погребах, каменоломнях, развалинах кого надо отыщет…» Вот тут и стой! За что напасть такая?! Кто же я есть? Заведующая государственной базой Райпищеторга или сторож чужих пиджаков? А тут голые ходят… пугают еще…
Черникова смолкла.
— Гражданка, — крикнул я, — верните мне мою одежду!
— Твоя, что ль?
— Моя! Киньте одежду мне сюда, в кусты. Вы отвернитесь, я сам ее возьму!
— Приказано охранять! Кого надо, того ученая собака Эльфа отыщет.
— Прошу вас, товарищ Черникова…
— Не упрашивай… Приказано ни на шаг от одежды!
— Ну и не надо! Дождусь ученой собаки.
Мы переглянулись с Думчевым и сразу поняли друг друга.
— Идут! Ведут! — крикнул я из кустов.
— Кто? Что? — отозвалась Черникова.
— Собаку ведут! Ученую собаку! Эльфу!
— Где? Где?
— Там! Смотрите! Там они, за поворотом…
Черникова сделала несколько шагов, заслонила рукой глаза, стала всматриваться туда, куда я указал.
Я выскочил из-за кустов, схватил одежду и кинулся обратно. Вслед нам неслось:
— Разбой! Разбой среди белого дня!
Собака Черниковой лаяла.
Но мы уже были в беседке.
Вот… вот он, мой костюм! Но один костюм на двоих?! И мы поделили одежду. Пиджак и брюки — Думчеву. А у меня… у меня был чересчур, «спортивный» вид. Думчев был весел: еще немного — и засмеется. А я смеялся. Хохотал, хохотал до слез!
Рю-рю-рю, — где-то рядом рюмил зяблик.
Мы весело топтали кусты. Испуганный дрозд чокал свое: чок-чок-чок…
И лай собаки и то, как рюмил зяблик и как чокал дрозд, — все это казалось мне трогательным отрывком какой-то мелодии, давным-давно знакомой, родной и близкой.
Глава 57
МЫ ИДЕМ В ГОРОД ЧЕНГСК
Рука друга всегда легка.
Странный вид Думчева в чужом, очень широком и большом костюме и мой «спортивный» вид заставили нас пробыть до вечера в беседке и роще. Людей мы здесь не встречали. А когда стемнело, мы вышли на дорогу. Направились в город. Оба мы были голодны.
Думчев шел очень медленно. Иногда он останавливался. Оглядывался. Он вернулся к жизни, но всеми мыслями, чувствами, переживаниями еще не расстался со Страной Дремучих Трав.
Я наконец узнал, как Думчев добыл вторую пилюлю. Он с увлечением рассказывал мне об этом.
В ту памятную ночь на островке Думчев проснулся оттого, что по его ногам журчала вода. Ночь была светла и тиха.
На небе стояла полная луна, и было все ясно видно. Вдруг он заметил, что недалеко от него два скарабея катят свой шар по земле. Не в этот ли шар закатали они утерянную пилюлю?
Не осознав еще, что к нему вернулись масштабы нормального человеческого роста, Думчев стал искать рядом с собой свое старое оружие — жало осы. Он не нашел его и, схватив какую-то щепку, вступил в бой со скарабеями. Сколько тут было напрасной хитрости с его стороны! Чтобы остановить шар, Думчев положил щепку на дороге. И шар остановился. Но скарабеи стали вращать свой шар, как волчок. Щепка увязла в пыли, и шар снова покатился. Думчев новыми хитростями опять заставил шар остановиться. Но как проверить, есть ли в нем пилюля? И вдруг он наступил на шар ногой, совсем случайно, совсем неожиданно. Шар расплющился. Думчев был поражен. Как же так? Шар всегда казался ему огромной круглой горой. Как гладка и ровна была — всегда поверхность шара! Часто он думал: человеку нужен токарный станок, чтоб выточить такой шар. Надо сочетать вращательное движение обрабатываемого предмета и поступательное движение инструмента», снимающего стружку. А скарабей делает свой шар круглым и правильным, даже не сдвигая его с места. Он сидит на верхушке комочка навоза — будущего шара. Здесь, поворачиваясь во все стороны, он отрывает головой от навоза кусочек за кусочком. Захватив эти кусочки, он накладывает их на равные места будущего шара, уминает, прижимает, выравнивает. Шар готов — он круглый и ровный.
Я слушал Думчева и думал. Вот мы уже идем в город! А он? Он все еще видит пред собой обитателей Страны Дремучих Трав с их инстинктивной работой. Возражать ли ему? Нет! Сам он скоро, очень скоро увидит, возьмет в свои руки инструменты, созданные человеком. Какие чудеса творит, какие великолепные вещи создает человек этими инструментами! Думчев сам это поймет. Вспомнит он скарабея. И тогда улыбнется и скажет: «Как я был смешон в своих рассуждениях!»
— Так вот, скарабеи часто катали в Стране Дремучих Трав такой же шар мимо меня, и всегда я бывало отбегал подальше от них. А тут вдруг огромная гора раздавлена моей ногой. Гигантский шар, круглый, ровный и гладкий, лежит расплющенный предо мной… Как это случилось? Почему? Но что там блестит? Знакомый белый блеск. О, это пилюля! Пилюля обратного роста! И у нас — две пилюли!
Но смогу ли я отыскать вас? Как найти человека в траве? Где Великий поток? Где островок, на котором вы остались? Вместо потока — ручеек. И когда после долгих поисков, на рассвете, я нашел в ручейке камень, вокруг которого вода нанесла немного песку, я понял: это островок. На этом островке спало, завернувшись в знакомый мне плащ, крохотное существо. Это были вы. Маленький-маленький человечек. И мне стало понятно, почему так легко и просто я раздавил ногой шар и почему разбежались скарабеи… Бережно, осторожно, боясь раздавить вас, я опустил вам в рот найденную пилюлю.
Так закончил свой рассказ Думчев.
Вечерело. В городе уже зажигались огни.
Гласа 58
У ПОРОГА СТАРОГО ДОМА
О трудном пути правду скажут тебе
Лишь те, что изныли в далекой ходьбе
Вечерело. У самого синего моря лежал городок.
Мы медленно шли мимо окон чужих домов. В одних домах зажглись огни, в других еще темно. Окна открыты, слышны обрывки разговоров, всплески смеха. Думчев то и дело останавливался.
Вот за окном склонились над книжкой два вихрастых мальчугана; один из них быстро водит по карте пальцем. Глаза у них горят. Где они путешествуют?
А вот под большим синим абажуром собралась вся семья за вечерним чаем. На высоком стульчике сидит белокурая девочка, размахивает ручками, что-то лопочет, а все кругом смеются.
И кто поверит, если сказать, что рядом лежит страна, где на каждом шагу гибель — хищники, обвалы, потоки, падающие скалы, — Страна Дремучих Трав!
Думчев озирается, вслушивается. Он не идет, а осторожно ступает. Останавливается. И внимательно, долго всматривается. И опять делает шаг, другой. Все кажется ему непонятным. Он не верит, что находится в родном городе.
И когда из раскрытого окна зазвучал передаваемый по радио романс «Для берегов отчизны дальней», доктор Думчев вскинул голову вверх. Точно музыка и слова шли не из окошка, находящегося на уровне его головы, а откуда-то с неба. Он постоял, послушал и, вырвав свою руку из моей, зашагал вперед.
— Куда вы? — догнал я Думчева.
— Он гонится за нами!
— Кто?
— Поющий невидимка.
Я опять взял Думчева под руку.
Это действительно могло показаться ему очень странным: ведь радио вошло в обиход в те годы, когда он жил в Стране Дремучих Трав.
Вслед за нами и рядом с нами шли новые слова романса: «…ис-чез и по-це-луй сви-дань-я…»
Точно одно окно передавало другому предыдущий слог, а следующее окно подхватывало новый слог: «…Но жду е-го, он за то-бой!»
Слова и музыка не отставали от нас. Я подробно и спокойно объяснил Думчеву, что такое радио.
— Да! Да! — сказал он. — Понимаю! Понимаю!
И тут же стал утверждать, что радио существует и в
Стране Дремучих Трав. Он даже привел в пример какую-то породу бабочек, для которой ее усики служат антенной.
Я так и не успел дослушать его: мы дошли до дома, где жила Надежда Александровна Булай.
Здесь некогда жил и он. Вот старое, покосившееся крыльцо. Поблескивала белая эмалированная дощечка. Я поднялся уже по ступенькам на крыльцо и хотел было постучать в дверь. Но не постучал.
— Сергей Сергеевич, что ж вы остановились? Ведь мы пришли!
Но он стоял в нескольких шагах от крыльца и не двигался. Я сбежал с крыльца и взял его за руку:
— Вот мы и пришли!
Думчев молчал. Это длилось несколько минут. Я ждал. Потом он вдруг заговорил сам с собой, совсем так, как в Стране Дремучих Трав:
— Что ж ты медлишь? Ты ведь стоишь у родного крыльца. Смутился? Боишься?.. Возможно…
Бесстрашный путешественник, он не боялся проникнуть в гибельное гнездо ос за клочком бумаги для письма к людям! Отважный охотник, поражающий одним ударом хищного богомола, он стоит здесь, у старого, покосившегося крылечка своего родного дома… и робеет!
Время шло. Наконец Думчев медленно и осторожно поднялся на крыльцо.
И опять я поднял руку, чтоб постучать в дверь.
— Не надо! — схватил меня Думчев за руку. — Обождите… я… я еще не собрался с силами.
Он был в смятении — я это видел, понимал.
Город постепенно затихал. Потухали огни. Хлопали и закрывались окна.
А Думчев точно оправдывался в чем-то предо мной:
— Сейчас… Еще немного — и я осмелюсь…
Было тихо. И мне казалось, что я слышу, как колотится сердце Думчева.
Я ждал.
— Что ж, все равно! Стучите! — сказал Думчев каким-то глухим и далеким голосов.