ЗИМ меня тяготил своим видом богатой машины, роскошеством, плохой проходимостью по бездорожью. И когда появились маленькая машина «Запорожец» (первый их выпуск назывался в народе «горбатым»), пересел на него и, с помощью лебедки легко вытаскивая машину из труднейших мест, в которых застревали грузовики, объехал Балхаш по его северному берегу и был покорен необыкновенными красотами этого озера.
Моей мечтой была легковушка-вездеход сперва ГАЗ 57, потом ГАЗ 69. Но они предназначались только для армии и учреждений и состояли на особом учете.
Послевоенная жизнь улучшалась, развивалась наша автомобильная промышленность, и старые машины-вездеходы стали разрешать частным владельцам. Обменял свой безвыездно стоявший в гараже ЗИМ на старенькую и плохенькую ГАЗ 69 и только тогда вдохнул свободно грудью. На ней, порядком повозившись с восстановлением, где только я не бывал, пользуясь ею более 14 лет.
Последней моей машиной был «Запорожец» более совершенный, с которым после трех лет езды был вынужден проститься, оказавшись в трудном материальном положении, обремененный семьей и скудным пенсионным обеспечением.
И вот сейчас, в финале странствий, в девяностотрехлетнем возрасте развалился на сидении на красавице, обладающей мягкой подвеской, повышенной скоростью, высокой мощностью мотора в тысячи лошадиных сил, тишиной в кузове, позволяющей на ходу вести свободный разговор. Впрочем, сейчас из наших спутников никто не проявлял особенной наклонности к разговорам, мягко покачиваясь, отдаваясь отдыху и покою после шумной жизни города.
В пути.
Долгий однообразный путь, способствовавший моим воспоминаниям об автолюбительстве, кажется, начинает кончаться, а также и то, что занимает громадные пространства Казахстана, называясь казахским мелкосопочником.
Однообразие пути, особенно в жару, невольно предрасполагает к опасному дремотному состоянию, заканчивающемуся нередко аварией. На большой скорости, свалившись с дороги, обычно возвышающейся на несколько метров над землей, машина по инерции заканчивает свой путь и, кувыркаясь, калечит или даже убивает пассажиров. Однажды в такой обстановке я на долю секунды потерял контроль и, очнувшись на самом краю дороги, едва успел выровнять руль. Мои двое спутников, ничего не подозревая, мирно сопели в машине, предаваясь чарам Морфея.
С тех пор я стал всегда требовать бдительности и участия в разговоре во всем с теми, кого садил рядом. И вот теперь стараюсь разговаривать то с Владимиром, то с Александром, периодически меняющимися за рулем.
Лет десять тому назад ко мне приехал из Ташкента на своем ГАЗ 69 зоолог О. Богданов со своим водителем и попросил меня проводить его по северному берегу Балхаша. Я охотно согласился. На прямой дороге по Джусандала водитель стал часто подавать короткие сигналы, казалось, без причины. На мой вопрос он с удивлением сообщил, что в Узбекистане обязательно водитель должен просигналить, когда вблизи дороги установлен памятный знак по погибшему за рулем водителю. Тогда вдоль всего пути их стояло не менее сотни, что дало повод назвать этот отрезок асфальта от Алматы до Астаны «Дорогой смерти». Лежала возле дороги и пара сгоревших автобусов. Все это служит отличным предостережением и своеобразной экзотикой. Когда началось приведение в порядок дороги между двумя столицами, кто-то из начальников приказал немедленно убрать все памятные сооружения. Они исчезли. Но традиция осталась, и сейчас нам попался только один, стоявший далеко из-за опасения привлечь внимание. Еще у самой дороги мы застали сильно искалеченную, кажется, Волгу. Аварии на этом участке пути продолжаются, и быть может из-за этого на большом бетонном пьедестале в поселении Сары-Шаган красовалась изрядно искалеченная в аварии легковушка, поставленная в назидание водителям.
Цель нашего путешествия — продолжение изучения наскальных рисунков Центрального Казахстана и прежде всего двух мест гор Калмагабель и Калмакэмель. Первый из них я посетил впервые лет сорок тому назад. Затем еще пару раз мельком и, торопясь, еще два раза, создав коллекцию из восьмидесяти рисунков. Один раз наша попытка посетить это место сорвалась. Ехали на Ниве и на легковушке с низкой посадкой. Не доехав до Калмагабеля где-то 90 километров, у нее стал подтекать бензобак, и поездку пришлось отменить, возвратиться обратно.
Еще была поездка от киностудии. Решили поставить о ней короткий фильм. Поездка была тяжелой. Водитель оказался скандалистом. Он испугался громадного пространства и безлюдья. Оператор и так называемый директор фильма были не способны справиться с обнаглевшим шофером. К поиску рисунков не было никакого желания.
Промелькнуло синее озеро Балхаш — Божество, которому я поклонялся, синяя жемчужина среди желтой, опаленной зноем пустыни. Посещал я озеро едва ли не каждый год моих пятидесятилетних странствий по Казахстану.
Минуем город Балхаш, некоторое время от него едем по асфальту, протянутому вдоль водопровода и подстанций, перекачивающих воду до Саяка. На пути — заброшенный военный поселок и за ним идет дорога по мелкосопочнику.
Вьется змейкой дорога по мелкосопочнику.
С горки на горку извилистой белой лентой тянется дорога. Помню, прежде от Саяка была гравийная дорога для легковушек. Ими стали обзаводиться жители этого горнорудного поселения. Ее мы не нашли, и иногда, минуя ответвления, в общем, движемся по направлению нашего маршрута. Путь кажется долгим, но не однообразным. Через каждые несколько минут, забираясь на ближайший горизонт, встречаем все ту же извилистую змейку дорог.
Иногда встречаются на пути развалины мелких аулов. И только к вечеру в пустыне остановка на ночь.
Первый бивак, как всегда, самый трудный для еще неприспособившихся путешественников и машин, часто перегруженных лишними вещами. К тому же сегодня наш пробег был более семисот километров.
На следующий день опять над нами сияет синее небо, и впереди продвигается с севера громада белых облаков. Подъезжаем к Балхашу, и только тогда половина неба до самых берегов озера заполняется спокойными и застывшими кучевыми облаками. Будто Балхаш им преграда. Они не идут за него, далее, возможно, встречаясь с какими-то другими воздушными течениями. Когда мы въезжаем на вершину сопок, они кажутся совсем низкими, не более полукилометра над землей. Облака мне напоминают Сибирь. Впрочем, мне кажется, что, двигаясь с севера, быть может, даже с очень далекого расстояния, достигнув берега озера, они постепенно высыхают.
Солнце нещадно греет землю, и кое-когда, останавливаясь, мы прячемся от него в тени машин. Зато ночи необыкновенно холодны, и к утру я подмерзаю в спальном мешке, даже прикрывшись сверху экспедиционным тулупом. А я еще сомневался, когда собрался в путь, брать ли его с собой.
И следующий день пути опять мы под ратью величавых и спокойных кучевых облаков, под нещадно жарким солнцем. А с запада высоко по небу тянутся перистые облака, а за ними грязно-серые тучи. Они протянулись на юг и, как оказалось впоследствии, достигнув высоких гор Заилийского Алатау, закрывали солнце над городом и кое-когда обрызгивали его дождями. Так и прошло все наше путешествие при ясной погоде, когда Алматы изнывала от пасмурных дней.
Утром продолжаем путь по мелкосопочнику, днем, наконец, перед нами выскакивает поселок рудокопов Саяк. Александр молодец. Решил бросить курить, а тягу к никотину пытается заглушить постоянной резиновой жвачкой.
В поселке, как полагается, есть центральная улица, несколько крупных домов и по периферии — скопления мелких домишек. В Саяке нет бензозаправочной станции, но отдельные предприимчивые люди привозят бензин, солярку и масла и торгуют ими. Этому бизнесу способствует железная дорога, протянутая от города Балхаша. Раз в неделю она возит пассажиров. Их стало меньше, как только рудокопы обзавелись собственным транспортом.
Теперь надо искать тот путь через развалины старого Саяка. Но наши поиски затруднены. Дорога через рудники закрыта посторонним, хотя разработка руды остановлена. С большим трудом выходим из саякских копей, но совсем в другую сторону и, как потом я понял, сильно отклоняемся к западу.
С возвышенности перед нами открывается далекая и безбрежная пустыня, типичная Сары-Арка, не имеющая ни конца, ни начала. И горизонт этого сухого моря полукруглый, как и на настоящем море. Тщательно его просматриваем — по его далекой синей северной кромке тянутся ниточки скалистых хребтов, и нет среди них той знакомой горы Калмагабель, и все кажется по-другому. Только потом я догадываюсь, что мы сильно отклонились влево, и тогда возникает сомнение: не та ли гора, что виднеется с самого левого края горизонта, нужна нам. Рискуем и добираемся к вечеру до нее. Но это не то, что нам необходимо. Нет заиленного ручья, протянувшегося вдоль горы и ранее ставшего преградой поперек нашего пути. Помню, как долго искали переезд через него, опасаясь застрять. И еще не было такой торной дороги вдоль этой горы, и все остальное было по-другому.
Пустыня молчит, и нет нигде никакого признака жизни человека. Местами, где выпало больше дождя, колосятся ковыли, размахивая своими пушинками. С помощью электронного аппарата вычисляем место нашего нахождения. Оно на карте немного в стороне от горы Калмакэмель. Карта куплена в магазине перед самым отъездом, но по старому правилу сдвинута в сторону и к тому же засекречена, хотя сейчас все это бессмысленно, так как при помощи спутников угадывается местность с точностью почти до пятнадцати метров. Эти карты с грифом секретно сейчас бойко продают туристам наши топографические учреждения.
Едва мы добрались до горы, как у всех зачесались уши. Здесь оказалось много крошечных кровососов мушек-мокрецов. Они питаются кровью мелких грызунов и среди густой шерсти, покрывающей их тело, находят для себя единственное доступное для питания кровью место — уши. Но как они, такие малышки, могут отождествлять уши человека с ушками своих настоящих хозяев-прокормителей? И где же они, эти странные прокормители? Эта загадка меня интересует, но раздумывать над ней нет времени: наступил вечер, и пора становиться на ночлег.