В стране каменных курганов и наскальных рисунков — страница 34 из 45

О, сторона ковыльной пущи,

Ты сердцу ровностью близка,

Но и в твоей таится гуще

Солончаковая тоска.

Но пора становиться на бивак, и пока мои спутники занимаются его устройством, не без труда, потратив немало усилий, забираюсь на самую вершину горы.


Гора Толагай

С вершины горы во все стороны открывается величественный простор светлой типчаковой степи, усеянной темными куртинками таволги.

От горы к востоку протягивается острым конусом темная синяя тень. Она удлиняется с каждой минутой, уходит на несколько километров. Но там, где курган с грядками, еще золотятся волнуемые легким ветерком ковыли. Постепенно гаснет вечерняя зорька, степь темнеет, тень от горы растворяется в сумерках и тает. Запевают сверчки.

Пора спешить к биваку. Совсем сгустились сумерки, и стало нелегко пробираться среди боялыша к мерцающему вдали огоньку костра, разведенному моими спутниками. Под ноги подвернется то большой камень, то коряжистый и крепкий кустик. И вдруг на светлом холмике земли, выброшенном слепушонкой, вижу небольшой серенький комочек. Он слегка шевелится, вздрагивает. Комочек — живое существо, он чем-то занят, что-то делает. Склонившись на колени, осторожно подбираюсь к серенькому созданию, всматриваюсь в него — и вижу…

Пятого апреля 1905 года в городе Змеиногорске Семипалатинской области в семье чиновника А. И. Селевина родился мальчик. С ранних лет он стал проявлять недюжинные способности, в пять лет уже умел бегло читать. Родители Виктора Алексеевича Селевина, будущего зоолога, путешественника и исследователя Бетпак-Далы, постарались дать своему единственному сыну хорошее образование. Оба они были людьми образованными.

С малых лет мальчик стал проявлять большой интерес к окружающему его миру. После ранней смерти отца его мать переехала в Семипалатинск, где юноша стал работать в местном краеведческом музее. Здесь у него пробудился глубокий научный интерес к природе. С жадностью энтузиаста он старался познать, как можно больше и шире о природе, и рано начал печатать свои заметки и статьи. В 1927 году он поступает в Томский университет, а через год переводится в Ташкент в Среднеазиатский государственный университет, который и заканчивает в 1932 году. Его оставляют сотрудником университета. Еще студентом он каждое лето участвует в экспедициях, посещая неисследованные просторы Казахстана, изучая их животный мир. Он вынашивает мысль об исследовании Центрального Казахстана и его обширной пустыни Бетпак-Дала, в то время бывшей буквально белым пятном на карте. В 1932 году его сокровенное желание начинает претворяться в жизнь. Прекрасный организатор, необыкновенный энтузиаст, он организует одну за другой экспедиции в Бетпак-Далу, мужественно преодолевая многочисленные трудности и лишения. Из своих экспедиций он привозит богатые материалы, пишет многочисленные статьи, читает лекции. Прекрасные ораторские способности, предельная ясность его мыслей в сочетании с оригинальностью изложения всегда захватывают внимание его слушателей. На его лекции приходили многочисленные студенты с других факультетов. Он был очень общителен, образован, знал французский, английский и немецкий языки, свободно говорил на узбекском и казахском языках. Он горячо радел о том, как освоить пустыни для блага человека, был приглашен сделать доклад на заседании правительства Казахстана как специалист, обладавший большими знаниями о Бетпак-Дале. В 1936 году Виктор Алексеевич Селевин Ученым советом ташкентского университета был без защиты диссертации единогласно утвержден в ученой степени кандидата биологических наук и в звании доцента. К тому времени им было уже опубликовано более ста печатных работ.


Гора Толагай.

Летом 1938 года он организует крупную экспедицию в Бетпак-Далу. Тогда же он и нашел необыкновенного зверька, которого сразу не мог отнести ни к одному из существующих не только родов, по даже семейств млекопитающих. Полный радужных надежд и творческих планов, он возвращается из экспедиции, собираясь заняться обработкой привезенного материала, но вскоре заболевает и 4 ноября 1938 года неожиданно умирает в возрасте 33 лет. Недуг уже давно подтачивал его здоровье, но, как бывает с самоотверженными людьми, он никогда не заботился о себе. Такова, к сожалению, ирония человеческой натуры: чем ценнее для общества человек, тем он менее всего дорожит своей жизнью. Правительство Казахстана, отмечая заслуги В. А. Селевина и его самоотверженный труд, постановлением от 28 февраля 1939 года выносит решение поставить отважному исследователю памятник у ворот пустыни Бетпак-Дала. Выполнение этого постановления было задержано Великой Отечественной войной, а потом и вовсе забыто. Коллекции неведомого зверька попали в Институт зоологам Академии наук Казахской республики. Здесь долгое время ученые не могли расшифровать его положение в мире животных. Единственное было ясно, что он относится к отряду грызунов.

В это время крупнейший зоолог нашей страны профессор С. И. Огнев, работавший в Москве, случайно обнаружил череп этого зверька в погадке хищной птицы. Как известно, хищные птицы, целиком проглатывая мелкую добычу, после ее переваривания, отрыгивают неусвоенные перья, шерсть и кости в форме так называемой погадки. По черепу он сразу установил, что зверек принадлежит к представителям нового неизвестного науке семейства.

Напомним читателю, что все виды животных объединяются по степени родства в роды, роды в семейства, семейства в отряды и отряды — уже в классы. Для зоологии это открытие было настоящей сенсацией, так как если новые неизвестные виды млекопитающих еще находят кое-когда ученые, то новые роды уже представляют собой редкость, семейства же установлены и стали известны давным-давно. О заключении С. И. Огнева узнали казахстанские зоологи и сотрудники Института зоологии. В. С. Бажанов вместе с участником экспедиции В. А. Селевина, в то время тяжело болевшим неизлечимым недугом Б. Белослюдовым спешно опубликовали описание нового семейства, рода и вида названного Селевиния бетпакдалензис. По-русски же ее стали называть Боялышной соней, так как типичным местом обитания ее были каменистые полупустыни, поросшие солянкой-боялышем. Зверек оказался очень редким и ныне помещен в Красную книгу СССР и Казахстана животных редких, исчезающих и требующих всемерной охраны и опеки. Образ жизни его до сих пор плохо изучен.

И вот боялышная соня передо мной, маленькая, сверкающая большими черными глазами. Не обращая на меня внимания, торопливо передними лапками, похожими на крошечные ручки человека, перебирает добычу — большую кобылку и с очевидным удовольствием опытного гурмана пожирает ее. Что я для нее, большущий зверь, вроде лошади или верблюда, которым она не нужна.

Поспешно вытаскиваю из полевой сумки маленький сачок. Сейчас накрою им это тщедушное создание, поймаю, засажу в банку, увезу в город, понаблюдаю за его поведением, навыками, обычаями. Сколько времени желал с ним повидаться и, наконец, встретился! Рука, занесенная над зверьком, медленно опускается и, остановившись, повисает в воздухе… Имею ли я право лишать свободы этого редкого зверька, к тому же занесенного в Красную книгу, его привычной для жизни обстановки, выживет ли он, плененный человеком даже из самых добрых намерений?

Произошла бы эта встреча хотя бы на десяток лет раньше, я не стал бы задумываться. Но время все меняет. Мальчишкой я был отъявленным охотником, мечтал поселиться в таежной глуши своей родины — Уссурийском крае и стать звероловом, добытчиком корня жень-шеня. Но прошли годы, и безрассудство охоты погасло, бесследно кануло, оставив в памяти угрызения совести за загубленные жизни охотничьих трофеев. К тому же так сильно изменилась природа, и под натиском человека зверям и птицам стало попросту негде жить. Вспомнилась трагическая жизнь В. А. Селевина.

Повисшая в воздухе рука с сачком медленно опустилась в сторону от боялышной сони. В это время зверек-крохотуля, закончив трапезу и почистив мордочку, видимо, все же обратил внимание на большое и необычное, застывшее возле себя существо, взглянул на меня, неторопливо повернулся и забавно, слегка подпрыгивая, засеменил к ближайшему кустику боялыша.

— Будь здорова, боялышная соня! — закричал я радостным голосом, ликуя от того, что сохранил ей свободу и победил в себе чувство коллекционера и ученого. — Живи, здравствуй, плоди себе подобных! Да пусть сбережет тебя жизнь от голода, ненастья и множества врагов!

— С кем вы там, в темноте разговаривали? — спросила обеспокоенная Зоя, когда я возвратился на бивак и подсел к огоньку крошечного костра, на котором булькал чайник.

— Да так! Вздумал вслух порассуждать сам с собою, — отшутился я, одновременно думая о том, что как нехорошо, что память о В. А. Селевине до сих пор не увековечена.


Ночное небо

Когда наступили сумерки, возле бивака несколько раз пролетел козодой. Когда же совсем потемнело, птица уселась на камне рядом с нами и так громко затокала, что звуки ее охотничьей песни стали неприятно отдаваться в ушах. Потом козодой, захлопав крыльями, взлетел с каким-то странным стоном и больше не появлялся. Удовлетворил свое любопытство. Но едва он исчез, как в сухих растениях кто-то громко зашуршал, и раздалось тихое чавканье. Ну, конечно, к нам пожаловал еж и почтил вниманием миску с остатками гречневой каши.

Ночью я проснулся от громкого крика.

— Что случилось? — спросил я своих спутников.

— Да вот подошла к нашей машине лошадь что ли, затопала. Вот я и закричал, хотел прогнать. Еще чего доброго наступит копытом! — разъяснил Алексей.

Я выбрался из полога. Осмотрелся. Никого не было видно в темени ночи. Над пустыней сверкало усыпанное звездами черное небо. Поговорили о мелочах. Не спалось. Засмотрелись на небо. Яркой звездочкой над нами пролетел спутник.

— Расскажите нам что-нибудь о звездах, почему вы думаете о том, что некоторые курганы с грядками связаны с солнцем? — попросил Алексей. Я охотно согласился.