— Меня утомила ходьба, затем переживания этого часа. Соснем.
И он уснул тяжелым, глубоким сном.
Время шло.
В нескольких метрах от спящего, вокруг двух трупов, дрались стервятники. Ни их возня, ни хруст их добычи не будили его.
Мало-помалу костер догорал. Еще прошло сколько-то времени.
Огонь замер, и только уголья светились в непроглядной темноте.
Бледная заря занялась. Исследователь все спал.
Усевшись вокруг него на достаточном расстоянии, стервятники наблюдали его в раздумье.
Уж не новая ли это добыча для них? Но приблизиться еще не решались.
Да и место, выбранное им для отдыха, не нравилось всему звериному народу. Несмотря на свою жадность к еде, эти истребители падали общими усилиями оттащили довольно далеко труп махайрода, прежде чем стали им насыщаться. Эта непонятная подозрительность зверей охраняла сон человека.
С деревьев, окружающих поляну, спустились между тем обезьяны и направились к спящему; шли они короткими переходами, чередуя их с остановками, довольно продолжительными, во время которых они, усевшись на свой зад, уморительно жестикулировали.
Вдруг чудовищное насекомое, похожее на гигантского москита, с жужжанием стало кружиться над спящим, описывая вокруг него круги меньше раз от разу, и затем село ему на затылок.
Четверорукие, увидев это, в свою очередь, приблизились, перескочили через угли, теперь уже потухшие, и уселись в кружок на расстоянии не более метра от исследователя.
Но место, видимо, и им не нравилось. Они ежеминутно судорожно встряхивали головами, чихали, отодвигались назад.
Насекомое спокойно делало свое дело. Его хобот нащупывал вену, чтоб ее вскрыть и высосать кровь неизвестного, но терпеливого животного.
Вдруг его жало вонзилось. Кровь выступила на коже и слегка расплылась красным пятном. Это потревожило спящего, и он, еще бессознательно, неверным движением руки хотел отогнать докучливое ощущение. Ему это не удалось. Жало вонзилось глубже. Боль почувствовалась сильнее и наполовину прогнала сон от человека. Его рука поднялась к шее и сжала насекомое.
Тем временем одна из самых решительных обезьян вытащила у него мешок и в сопровождении своих единокровных оттащила добычу на несколько метров.
Чувствуя в своей руке какое-то странное тело, большое и живое, Леон Беран окончательно проснулся. Несмотря на свое почти инстинктивное отвращение, он его сжал, раздавил и отбросил подальше от себя.
С большим трудом он сел, открыл глаза и растерянно посмотрел вокруг.
С глубоким изумлением он увидал, что день уже наступил. Огонь, казалось, погас уже давно.
Но мысли медленно чередовались в его отяжелевшей голове.
После нескольких долгих минут полусознательного состояния, пересилив себя, он собрал всю энергию, чтоб встать на ноги и, опираясь на ружье, сделал несколько шагов.
В глазах все кружилось, сердце билось слабо.
Ему все же удалось достигнуть освещенного солнцем пространства, он опустился, сел и начал дышать возможно глубже. Мало-помалу мысли в его голове прояснились; движение крови стало нормальным; тоска не давила больше его грудь.
Чувствуя какую-то влажность на затылке, он коснулся его рукой, и она оказалась в крови.
— Однако, у меня все еще идет кровь, — проворчал он. — Это гнусное животное сильно укусило меня. Лишь бы только укус не был ядовит.
Он стал искать мешок, чтоб смазать ранку йодом, и не нашел его на том месте, где он его оставил. В замешательстве он вернулся на место и в нескольких десятках метров заметил потешавшихся обезьян, среди которых находился его мешок. Он направился к ним, но проворные четверорукие гримасничали, потешались, карабкались по гигантским стволам деревьев, унося мешок с собой.
Такая потеря для Берана была целой катастрофой.
У него ничего не осталось, кроме огнива, табаку, полного ружейного заряда. Ни еды, ни питья. В отчаянии он вернулся к подножию дерева; к счастью, он нашел там свою дорожную бутылку, револьвер и топорик.
— Они меня не совсем ограбили, — говорил он с горечью.
— Но нет худа без добра… Что же, однако, случилось? Откуда этот тяжелый сон? Меня всегда так легко разбудить, несмотря на усталость.
В голове его блеснула мысль.
— Теперь я понимаю, почему так пусто было под деревьями и тихо в их листве… Эти тюльпанные деревья представляют собой не меньшую опасность, чем предательская максенилла. Испарения их листьев и коры ядовиты и вызывают постепенное оцепенение, подобно наркозу.
Он улыбнулся.
— При этих условиях, возможно, что своим спасением я обязан этому отвратительному москиту. Укус, а вслед за тем кровопускание меня разбудили от сна, который перешел бы постепенно в смерть.
Мороз пробежал у него по коже от этой мысли.
— Потеря мешка — только маленький выкуп за все это. Не будем о нем слишком много жалеть. Тем более что всякие сожаления бывают тщетны.
Вслед за тем, обсуждая положение, он решил:
— Без провизии нечего и думать продолжать поиски, к тому же тщетные до сих пор. Поэтому прежде всего нужно вернуться возможно скорее к нашей стоянке.
Глотнув немного рому, он отправился в обратный путь той же дорогой, какой шел накануне. Сначала — звериной тропой, потом — им самим расчищенным путем он шел довольно быстро. Скоро после полудня он уже был недалеко от берега реки.
Негр ждал его в сильном беспокойстве.
Приходу Берана он чрезвычайно обрадовался.
— Да вот и я, Мадемба. Не солоно хлебавши и без мешка. В общем, злосчастная экспедиция. А здесь ничего нового?
— Ничего, мессиэ… Мой совсем хорошо теперь.
— Чудесно. Завтра мы отправимся. А пока до ночи теперь, в свою очередь, дай мне отдохнуть. Я очень устал. Я засыпаю.
— Спи, мессиэ. Мадемба стеречь хорошо, — ответил негр с доброй улыбкой.
Глава VIIIПЕРЕД НЕПРИСТУПНОЙ СТЕНОЙ
Леон Беран спал долго. Он не слыхал, как Мадемба перед заходом солнца набрал топлива и как он зажег костер. Большая половина ночи прошла, прежде чем он проснулся и не сразу сообразил, где он находится.
Мадемба сидел, со всех сторон окруженный огнем, с ружьем между колен и улыбался.
— Мадемба, почему ты не разбудил меня? Ночь наступила давно.
— Мессиэ очень хорошо спал, мессиэ устал, — ответил негр.
— Что я устал — это правда. Но не настолько, чтоб не мог сторожить в свою очередь. Тем более что ты еще не чувствуешь себя сильным.
— Я очень сильно… Совсем вылечился.
— Тем лучше. Завтра посмотрим, а пока ложись и спи. Я буду поддерживать огонь.
Недолго пришлось сторожить Берану. Через несколько часов в лесу ночные звуки стали стихать. Во всей природе водворилось безмолвие — предвестник короткой зари. Огромные ночные бабочки уже не налетали на пламя костра. Затем над лесом поднялся красный диск солнца… и опять наступила жара.
— Мало-помалу начинаешь привыкать к этой температуре. Мне будет немного прохладно в Конго, когда я туда вернусь.
Он покачал головой.
— Если только мы когда-нибудь вернемся…
Но он поспешил отогнать пессимистическое настроение и разбудил своего спутника.
Состояние здоровья Мадембы не оставляло желать ничего лучшего. После осмотра оказалось, что рана быстро зарубцовывалась, не было никакого просачивания, мускулы срослись, а нерв оказался неповрежденным, так как левая рука могла двигаться совершенно безболезненно.
— Прекрасно, — заключил Леон. — Ты совсем здоров, Мадемба. Но помни, тебе дорого могла обойтись твоя выходка, вперед старайся сохранять хладнокровие.
Перед отходом Беран решил хорошенько поесть, чтоб не делать привала до конца дня и, таким образом, выгадать время.
Кроме того, необходимо было подсчитать запасы. Потеря одного из мешков давала себя знать.
После еды он приказал негру опростать мешок.
— Тридцать жестянок разных консервов, полная бутылка рому, спирт, хинин, висмут, йод… Двадцать зарядов динамита, пятьдесят — ружейных. Кроме того, заряды для автоматического револьвера… Всего достаточно, чтоб продолжать наши поиски.
Он уложил в мешок все это богатство и наказал Мадембе:
— Взвали на себя и береги как зеницу ока; если ты это потеряешь — мы погибли.
— Да, мессиэ.
Путешественники пустились в путь, придерживаясь течения реки.
После полудня они подошли к довольно большому озеру. Леон Беран стал обозревать окрестность. На расстоянии нескольких сот метров от них виден был высокий, скалистый водораздел. С одной стороны он уходил далеко в лес, так что, насколько мог видеть глаз, гребень его поднимался над верхушками деревьев. Со стороны озера скалы круто обрывались и только на расстоянии нескольких километров оттуда виден был пологий спуск к воде.
Путешественники направились к скалистому массиву и быстро до него дошли. О подъеме на него нечего было и думать.
Каменная стена зеленоватого цвета с красными прожилками, почти до гладкости отполированная, была неприступна.
Леон Беран долго раздумывал, прежде чем на что-нибудь решиться. Перспектива вновь прорубать в лесу путь через деревья и кустарники, чтоб обогнуть препятствие, казалась ему непрактичной во всех отношениях: времени и сил потребуется много, да и не миновать неприятных встреч. Всего легче было бы по воде обогнуть неприступный массив, но недоставало какого-нибудь судна. И вдруг у него мелькнула счастливая мысль.
— Как это сразу не пришло мне в голову, что можно соорудить плот.
Он позвал негра, мирно сидевшего в ожидании решений своего предводителя.
— Мадемба, пятнадцать таких бамбуков.
— Да, мессиэ, — ответил негр, не задумываясь о том, зачем они понадобятся.
Через час гигантские бамбуки были срублены, и Леон вместе с Мадембой оттащили их на берег озера.
— Теперь остается их только покрепче связать, на это потребуется несколько лиан.
Он сам срезал их, выбирая наиболее гибкие, чтоб легче было употребить их в дело.
Двенадцать продольных и три поперечных бамбука были прочно скреплены между собой.