Коллеги поднялись с трогательным единодушием. Десерт был уже давно окончен, и им нечего было делать в столовой.
Они последовали за хозяином в зал, обращенный в музей.
— К сожалению, мне удалось классифицировать только немногие предметы из коллекций, — говорил Райнар, слегка конфузясь, — у меня нет необходимых знаний. Я ограничиваюсь тем, что на каждой находке обозначено время и приблизительное место ее нахождения. Вы без труда установите происхождение этих костей и других ископаемых.
На пороге комнаты Поль Райнар посторонился и пропустил вперед своих знаменитых посетителей.
Вошли два боя и поставили лампы; зал осветился и можно было начать осмотр собранных вещей.
Полки, сделанные из драгоценного дерева, каким богат тропический лес, были заботливо вытерты. Множество разного рода остатков животного и растительного мира было на них разложено.
В маленьких витринах размещены были скелеты рыб, ветви растений, мелкие кости.
В середине комнаты стоял аквариум, в котором жили растения и раковины.
Ученые начали рассматривать коллекции. Сначала они молчаливо склонялись над полками, как бы желая сосредоточить свое внимание, осторожно касались рукой обломков костей, внимательно их рассматривали, некоторые брали в руки…
Первым нарушил молчание Шифт.
— Ни малейшего сомнения! В моих руках позвонок носорога… предка современного носорога…
— Вот еще интересная вещь. Возможно, что это зуб гиппопотама-амфибии, который жил в плиоценовую эпоху, — тоном радостного удивления проговорил Жан Норе.
Немецкий ученый бросил позвонок и побежал рассматривать зуб. В большом волнении он протирал свои очки, со всех сторон рассматривал зуб, вертел его в своих пальцах, пожелтевших от табаку, и, наконец, восторженно сказал:
— Вы правы, дорогой друг. Это один из больших внутренних зубов, принадлежавших гиппопотаму-амфибии… Смотрите, вы видите внешнюю гладкую сторону со скошенными краями? Это необычайно… Живой след плиоценовой эпохи…
Но в эту минуту из противоположного угла зала раздался голос мистера Беккета:
— Это невозможно. Ведь это… это череп первобытного человека.
Господин Шифт привскочил с такой живостью, какой трудно было ждать от него. Он возвратил зуб Жану Норе, бросился к Беккету и чуть не вырвал у него кость, которую тот держал.
Теперь ученый немец задыхался, капли пота выступили на его плешивых висках…
Все приблизились к нему и, наклонившись, пытались разглядеть обнаруженный череп… С смутным чувством смотрел Поль Райнар на четырех ученых. В их энтузиазме не было ничего ни смешного, ни ребяческого, ни неуместного. Он сам бы хотел разделить с ними их настроение, но, к сожалению, он не знал палеонтологии, а она открывает источник радости только своим избранникам.
Наконец заговорил доктор Шифт:
— Да… да, это череп антропопитека. Да, мои друзья. Как хорошо, что мы пришли сюда. Все описания тут сходятся. Единственно, что смущает меня, это величина этой кости…
— Да, — улыбнулся Норе, — обладатель этого черепа был колоссального роста.
— Еще выше и коренастее гориллы, — добавил Беккет.
Мессен молча созерцал череп. Лоб ученого прорезался глубокой морщиной, его обычное веселое и ироническое выражение исчезло, и теперь он имел вид ученого, поглощенного мыслью.
Доктор Шифт говорил без умолку. Веселый, возбужденный, он обращался с своими коллегами, как с закадычными друзьями, хотя до настоящего времени, несмотря на совместное путешествие, ученые проявляли друг к другу лишь сдержанную любезность. Вдруг Мессен подошел к группе и обратился с вопросом:
— Заметили ли вы, как этот череп… нов, если можно так выразиться? Вы видите, кость гладкая, нет следов порчи, а его цвет… он почти белый.
— Да, это верно, — проговорил кто-то.
Мессен добавил:
— Все старые кости обычно бывают цвета желтой меди; на них попадаются пятна плесени, царапины, дыры; кость часто бывает прозрачна, а во внутренние отверстия забивается земля, или они по крайней мере сероваты и тусклы… тут ничего этого нет…
— Можно подумать, что он только вчера был отделен от тела, лишенного жизни всего несколько лет тому назад, — сказал Норе.
— Быть может, — в виде предположения высказал Беккет, — это зависит от болотной воды. По своим химическим свойствам некоторые воды способствуют сохранению трупов.
— Возможно, — пробормотал Мессен.
— Во всяком случае, — ликовал Шифт, — это лучшая вещь в вашем музее, господин Райнар. Где вы нашли этот череп?
Администратор взял карточную папку и прочел:
«26 декабря 1920 года, на западном берегу болота, за устьем реки Бенговы».
Ученые подошли к аквариуму, где жили растения и раковины. Но ими ученые были менее заинтересованы, тем не менее, они долго обсуждали живые следы минувшего и охотно их классифицировали.
Действительно, эти маленькие животные под своей известковой защитой казались безжизненными, они, прицепившись к корням растений, были неподвижны. Представители последней ступени живых существ — они были в полном расцвете своего растительного существования и, как заблудившиеся, жили в эпохе, о которой давно забыли.
Карл Шифт не преминул воскликнуть тоном пророка:
— Вы увидите… вы увидите. Наше обследование готовит чудесные сюрпризы… Я предчувствую это, господа.
Теперь его коллеги были в другом настроении, и даже Леопольд Мессен ничего не возражал.
В своем увлечении они забыли о времени и долго еще обменивались своими предположениями.
— Однако, господа, — сказал, улыбаясь, Мессен, — завтра мы хотели пуститься в путь очень рано. В таком случае мы сделаем хорошо, если пойдем на отдых; уже очень поздно.
Норе посмотрел на часы:
— Черт возьми, половина первого. Мы ведем себя, как дети. Спать, господа.
Раздался смех. Настроение было веселое. Оживленно разговаривая, они вышли из музея и разошлись по приготовленным им комнатам.
Глава IIIОТЪЕЗД
На другой день, к пяти часам утра, экспедиция была готова к отъезду.
Солнце еще не взошло. Было свежо и сыро.
Неприятно было ученым проснуться в туманные, грязные, печальные сумерки, пропитанные сыростью.
Но они немедленно были поглощены мелочными заботами. Приходилось торопить негров, наблюдать за погрузкой многочисленных ящиков на лодки, спущенные на воду около здания поста. Лодки эти были построены специально для плавания по водам болота. У них было плоское дно и высокий борт, спереди и сзади были устроены крытые помещения, в которых можно было хранить припасы, спать или скрываться от проливных дождей, очень частых в этих широтах.
Было четыре таких судна. На них был размещен личный багаж каждого из членов экспедиции, съестные припасы, оружие, научные инструменты, фотографические аппараты и многое другое.
Каждой лодкой управляли два негра.
Все было готово.
Несмотря на прохладу, доктор Шифт неистово вытирал свой влажный лоб. Он был занят все время, бегал от одного к другому, давал по десять раз одни и те же советы, проверял надписи на ящиках.
Поль Райнар решил сопровождать своих гостей до болота.
Все заняли свои места, и негры двинули вперед тяжело нагруженные лодки.
Негры — мужчины, женщины, дети — толпились на берегу и со страхом смотрели на этот странный караван.
Направились к югу, шли осторожно вдоль откоса, по известному пути, не представлявшему опасности.
Вскоре можно было видеть выступающую со дна озера густую растительность, корни, стволы деревьев, а в другом месте ила было так много, что лодки могли завязнуть.
Вперед двигались медленно. Вскоре с правой стороны миновали что-то вроде залива, который терялся в болоте. Но экспедиция направлялась по другому пути. Действительно, позади залива снова показался берег. На этот раз он был покрыт густым лесом. В это время показалось солнце. Впечатление было необычайно, хотя и не продолжительно; в то время, как ночной туман исчезал, все более и более согреваясь в воздухе, туманная дымка все еще висела на высоких ветвях громадных деревьев.
Лучи восходящего солнца окрашивали черную воду озера и бросали голубоватые отблески в густую тень лесной заросли.
Повсюду вдруг возрождалась жизнь.
Показались громадные крокодилы; они выставили свои продолговатые чешуйчатые головы из воды и своими невыразительными серо-зелеными глазами смотрели на лодки. Недалеко от берега стадо гиппопотамов фыркало и ворчало от удовольствия, нисколько не смущаясь близким присутствием людей.
Из лесу вдруг вышли два единорога, направляясь к озеру. При виде лодок они с ужасом повернули обратно и скрылись во мраке деревьев. В траве, в кустах, в темной густой листве пробуждались от сна всевозможные виды животных. Они отряхивали от себя капли воды и испускали крики, как бы приветствуя свет.
А из лесу продолжали показываться звери.
— Забавная страна. Посмотрите только, как жизнь повсюду бьет ключом. Что-то сильное, чувственное, волнующее.
— Смешанные ароматы под жгучими лучами солнца — это удивительно экзотично, профессор, — улыбаясь, сказал Райнар, — можно различить запах мускуса, плодов, жженой травы, резкий аромат цветов и листвы, затхлость гниения лесных зарослей, зловредные испарения болота, отвратительный запах ила, все запахи животные и растительные, прогретые, сильно действующие…
— Да, — сказал серьезно Мессен, — обилие ароматов понятно. В этой пышной природе есть что-то странное, жестокое, слепое, чего не встретишь ни в каком другом месте.
— Я люблю это, — объявил флегматично Беккет. — Мне кажется, что я купаюсь в живой воде. Поистине, воздух этой страны обворожителен, даже сладострастен. Это напоминает опьянение… Не правда ли, дорогой Шифт, как будто бы все пьяно?
— Может быть… но это вредно для здоровья, дорогой мистер Беккет. Надо остерегаться этих гнилых миазмов.
Восклицание Жана Норе изменило направление разговора.
В густой листве одного громадного дерева, ветви которого свешивались над водой, кувыркалась и гоготала стая обезьян. Тут были обезьяны разных родов и величин. И все беспорядочно двигались в густой листве: подвешивались на хвосте, бегали вдоль веток, карабкались по стволу и снова спускались к озеру, — и все это с неподражаемым проворством и удивительной гибкостью. Их крики вспугивали множество птиц в пестром и блестящем оперении. Ученые, заинтересованные, любовались этими животными, которых раньше видали только в клетках зоологического сада.