– После Второй мировой войны, – продолжала Сара, – когда приняли закон о ветеранах, стало легче купить дом, найти постоянную работу, получить образование. Родители стали тратить на себя гораздо меньше, и остаток, который шел на воспитание детей, увеличился.
– Отлично, мисс Бомонт. – Профессор слегка поклонился. – Однако если вы обратитесь к статистическим данным, извините за дерзкое предложение, то узнаете, что хотя рождаемость и падала, начиная с 1820 года…
– Это из-за урбанизации, – перебила она. – В деревне ребенок помогает зарабатывать деньги, а в городе…
– Рождаемость падала, – повысил голос Гевирц, – но в начале сороковых вновь начала расти, еще до войны, а значит, до закона о льготах! Видимо, здесь сыграли роль другие факторы. «Серьезный эффект не может быть вызван только одной причиной» – помните? Так что если вы проведете полный клиологический анализ темпов рождаемости с использованием, к примеру, дерева ошибок, то я и ваши товарищи будем вам премного благодарны. И не забудьте о нематериальных факторах, когда будете подсчитывать доходы и расходы! Улыбка младенца и все такое прочее. Рассчитайте вероятностное распределение, которое создает свободный выбор вокруг ожидаемых значений, определяемых уравнениями. Мы выслушаем ваш доклад… ну, скажем, через две недели.
Сара вздохнула.
– Хорошо, профессор.
Не важно, правильно ты отвечаешь или нет. Гевирц раздавал задания с высокомерной беспристрастностью.
Ред Мелоун ждал у выхода из аудитории. Прислонившись к стене и скрестив на груди руки – здоровую и больную, висевшую на перевязи, – он насвистывал какой-то непонятный мотивчик.
– Помочь тебе нести книжки? – предложил он.
Сара отдала ему одну из толстых подшивок в переплете с кольцами. Ред сунул папку под мышку и пошел рядом по коридору.
– Ты ко мне клеишься? – неожиданно спросила Сара.
– Что? Клеюсь? – опешил он.
– Ладно, я так просто. – Надо же, книжки несет. Детский сад, да и только.
– Ну и как тебе вводный курс?
Она закатила глаза.
– Кошмар! Мне никогда еще не приходилось столько вкалывать. Времени совсем не остается. Это что, всегда так?
– Да нет, не думаю, просто Аарон тебя опекает, потому что ты начала позже других.
Умереть от избытка серьезности Реду явно не грозило. Вместе с тем тот гигантский объем обязательной литературы, который взвалили на Сару, имел и положительную сторону: уже несколько недель ей было некогда мучиться над собственными проблемами. Может, из-за этого она и решила пойти на курсы, хотя, строго говоря, еще не стала членом ассоциации?
К счастью, Сара, сколько себя помнила, обожала учиться. Для ее школьных друзей школа всегда была чем-то тягостным и принудительным. Так и попадают в замкнутый круг: чем меньше знаешь, тем мир скучнее, и так далее. А начнешь узнавать новое – и становится приятнее. Впрочем, не всегда. Совсем недавно Саре пришлось узнать много такого, что при всем желании не назовешь приятным. Однако и скучным – тоже. Да, тут уж не соскучишься…
Так, молча, они дошли по коридору до шахты лифта. Ранчо служило ассоциации убежищем и учебным центром. То, что выглядело со стороны неприметным деревянным домиком, скрывало под собой целый лабиринт подземных коридоров и потайных комнат. Сару поселили на третьем уровне. Ожидая лифта, она ловила на себе пристальные взгляды проходящих мимо. Наконец двери захлопнулись, и кабина тронулась с места.
– Что, не любят они меня? – Сара взглянула на Реда.
– А за что им тебя любить? Ты же перевернула вверх дном их привычный уютный мирок. Мало того что твои разоблачения подарили профессиональным нытикам козла отпущения, так они еще и внимание правительства привлекли! А там сама знаешь – попался на глаза, пиши пропало. Как ты думаешь, почему я не вернулся на свою легальную работу? Официально у меня больничный – упал с лошади. – Он похлопал по раненой руке. – Теперь, пока мы не узнаем, насколько ты заголила нашу задницу, никто отсюда и носа не высунет. Моим коллегам дай только пальчик, не то что фамилию в распечатке…
Звякнул колокольчик, и двери лифта разъехались. Третий этаж.
– А ты меня тоже ненавидишь? – спросила Сара, выходя в холл.
Ред пожал плечами.
– Нет, зачем же… Нельзя ненавидеть живую систему за то, что она выполняет естественную функцию самосохранения. Хотя ничего хорошего, конечно.
Живую систему, вот как? Ну погоди, ты у меня попляшешь, я тебе покажу «естественную функцию»!
– Ничего хорошего?
– Сегодня утром передали, что после твоих распечаток неонацисты разгромили несколько синагог в южных и северо-западных штатах.
Сара застыла как вкопанная, переваривая услышанное. Ред по инерции сделал еще пару шагов и повернулся к ней.
– При чем здесь распечатки? – вытаращила она глаза.
– Классический пример непредвиденных последствий… Что там вам читал сегодня Аарон, разве не это? «Испорченный телефон» или, выражаясь научно, меметический дрейф, вызванный случайными мутациями…
– Короче, в чем дело?
– Все началось с распечаток. Их прочли тысячи людей. Десятки тысяч узнали содержание от них, а миллионы, в свою очередь, услышали о том, что слышали те. Понимаешь? Несколько миллионов человек узнали, что существует тайный мировой заговор с целью управлять ходом истории. Кто же эти таинственные заговорщики? Глупый вопрос – ну конечно, евреи! Или масоны. В крайнем случае Ватикан.
– Нет! Неправда! Ничего такого там не было!
– То, что там было и что слышали люди, – две разные вещи. Ты напугала стадо, и теперь оно в панике бежит, сметая все на своем пути. Чтобы это предсказать, не нужны никакие уравнения. Вот почему Куинн еще сто лет назад ввел свое правило. Хочешь сделать добро – приготовься к тому, что получится зло.
Они подошли к двери ее номера. Ред протянул Саре папку с бумагами. Потом вдруг неловко обнял ее здоровой рукой и прижал к себе. Приблизил губы к ее щеке и прошептал:
– В полдевятого возле загона. – Отвернулся и зашагал прочь по коридору.
Сара растерянно смотрела ему вслед, пока он не скрылся в лифте. Потом машинально дотронулась до щеки, которой так и не коснулись его губы.
Когда она вышла наружу, небо на западе уже окрасилось в пышные цвета заката. Низкие облака, задевавшие, казалось, за вершины окрестных гор, выстроились величественными уступами, словно боевая эскадра небесного флота. Солнечные лучи, протянувшиеся из-за горизонта, делали их снизу ярко-алыми, в то время как верх терялся во тьме, перейдя во владение наступавшей ночи.
Ред стоял, прислонившись к изгороди. Он сменил наконец свою городскую одежду на более уместный западный наряд. Впрочем, стетсоновская шляпа выглядела на нем нелепо – как галстук-бабочка на газовом насосе.
– Салют, старик! – усмехнулась Сара.
– Издеваешься, – проворчал он. – А ты сама сюда неплохо вписываешься. Дикий Запад, ковбои, горы…
– А ты? Хотя, конечно, нет. Повернулся к закату спиной и даже не замечаешь.
Ред повернул голову и взглянул на облака.
– Красиво…
Сара укоризненно покачала головой.
– Красиво… – передразнила она. – У вас на Востоке такого никогда не увидишь!
Он вздохнул.
– Я и не спорю. Только тебя все равно не понимаю – ты ведь городская девчонка.
– Ну да, так и есть, в общем. Денвер город не маленький. Росла я, правда, в Чикаго – знаю в Южном округе каждый закоулок. А теперь мой дом здесь, я это поняла сразу, как только сюда попала.
Ред бросил взгляд на часы.
– Расскажи, у нас есть еще несколько минут.
Сара глубоко засунула руки в карманы джинсов.
– Да нечего особенно и рассказывать… Однажды утром пришла – я тогда в «Трибьюн» работала – и сказала им, что ухожу. Никаких планов у меня не было, никакой новой работы, просто поняла, что с Чикаго пора завязывать. Я хотела… толком даже не знала, чего хотела. Чего-то другого… Тесно как-то стало.
– Большинство девушек отправляются в Нью-Йорк.
– Да, конечно. Только Нью-Йорк – это тот же Чикаго, просто побольше. Грязный, неухоженный и… – Сара раздраженно тряхнула головой. – В общем, я бросила все свои пожитки в старый «шевроле» и выехала на шоссе. Понятия не имела, куда хочу попасть, лишь бы подальше от Чикаго. А потом, у поворота на Скайвей, взяла и поехала не на восток, а на запад. Так и поворачивала все время к западу, пока не оказалась на Восьмидесятом шоссе, которое ведет на край света.
Она замолчала и, присев на нижнюю перекладину изгороди, согнулась, обняв колени. Сорвала цветок и стала задумчиво обрывать лепестки.
– Проехала Иллинойс, Айову, степи Небраски… Почти ничего не замечала вокруг себя, все ломала голову, правильно ли поступаю, и обзывала себя дурой. И вот однажды – это было в середине дня, где-то между Джулисбергом и Стерлингом, – в первый раз увидела громадную стену из снежных вершин прямо поперек горизонта. «Величественный пурпур дальних гор…» Я только тогда почувствовала, что это значит. И поняла, что я у себя дома.
Ред задумчиво кивнул.
– Каждому – свое, – сказал он, помолчав. – Я не могу представить жизнь без ярких огней и суеты. Мне нужна реальность с ее проблемами.
– А что реальнее – Вашингтон или Сангре-де-Кристо? Что реальность, а что фантазия?
– Я не говорю, что у меня не бывает фантазий… – Ред со вздохом выпрямился. – Приятный вечерок, можно и прогуляться. – И шепотом добавил: – За конюшней. Все уже там.
Сара с недоумением взглянула на него, но он уже повернулся и пошел вдоль изгороди. Кто такие эти «все»? Что он задумал? Зачем он ее сюда позвал?
И почему она пришла?
За конюшней ждали трое, их лица были едва различимы в сгустившихся сумерках. Зубрила и с ним двое незнакомых. Все с любопытством уставились на Сару. Один из незнакомцев был уже в годах и порядком расползся в талии – типичная канцелярская крыса. Рядом в непринужденной позе прислонился к стене другой, помоложе и постройнее, в ковбойском костюме.
– Ну что, – заговорщическим шепотом спросила Сара, – чего ждем? Кто будет наливать?