Может быть, разница лишь в способности предвидеть последствия?
Но разве Ред говорил не то же самое? Что делать, если можешь точно рассчитать, куда попадет шарик рулетки? Сесть за игорный стол и грести деньги лопатой, как ассоциация? Или самому направлять шарик к нужной цифре, как пытается делать Общество? А какова тактика «третьей силы», которой принадлежит загадочный файл в распечатке? Что это за люди?
Впрочем, не слишком ли много философии по поводу бобровой плотины? Ред утверждал, что история есть не что иное, как равнодействующая всех ошибок миллионов дилетантов, пытающихся воздействовать на ее ход в одиночку. Значит ли это, что нужно идти в профессионалы? Вот главный вопрос. Дернув поводья, Сара повернула к северу. Олень испуганно подскочил и кинулся в лес.
Вниз, словно борозды от гигантского плуга, тянулись глубокие долины, прорытые бурными потоками, стремящимися вниз, к подножию гор. Ориентироваться по сторонам света здесь было легко: южные склоны получали больше солнечных лучей, и растительность на них сильно отличалась. На северной стороне преобладала пихта Дугласа, на южной – сосна. Ниже сосновые леса смещались к северу, в то время как южный склон постепенно завоевывали кустарник, травы и колючие кактусы.
Поднимаясь все выше, одинокая всадница пересекла линию лесов и оказалась в альпийской тундре. Ветер здесь дул с такой силой, что грозил скинуть с лошади. Сара вытащила из седельной сумки пончо. Жесткая шерстяная ткань захлопала на ветру, как знамя, пришлось завязать ее покрепче. На этой высоте ветер никогда не прекращался, временами усиливаясь до ста миль в час. Чтобы выжить в подобном мире, где ни один день не обходится без заморозков и снег может пойти в любой момент, живым существам ничего не оставалось, как держаться поближе к земле. Облака, до которых, казалось, можно было дотянуться рукой, неслись, будто подгоняемые демонами. Тут проходила древняя тропа какого-то индейского племени, скорее всего юта, если принять во внимание высоту. Сара старалась держаться тропы, чтобы оставлять как можно меньше следов. Растения тундры невероятно выносливы, однако равновесие между жизнью и смертью в здешних местах столь хрупко, что малейшее внешнее воздействие может его нарушить. По тропе уже лет сто никто не ходил, тем не менее растительность еще не успела поглотить ее. Сара подышала на руки, чтобы их согреть.
Тундра пылала яркими красками. Пурпур и белизна калужницы и примул оживлялись золотом миниатюрных соцветий альпийского подсолнечника, что вечно глядит на восток, не давая заблудиться путнику. Стелющиеся сосны, согнутые и перекрученные ветрами, прятали за скалами свои причудливые карликовые стволы, достойные лучших образцов искусства бонсай. В пейзаже было что-то внеземное. Холодный разреженный воздух, вечный ветер, фантастическая растительность, изломанная линия горизонта с торчащими скалами… Альтафлора – планета, затерянная в звездных пространствах. Здешнее солнце ярче земного – можно замерзнуть и обгореть одновременно. А вот и местный обитатель, желтобрюхий сурок, вытянулся словно часовой среди цветов. «Отведи меня к вашему вождю!» – обратилась к нему Сара. Абориген не пошевелился. Ну и ладно – эти сурки все в душе анархисты, какие у них могут быть вожди? Цивилизация на Альтафлоре, конечно же, имеется, но только глубоко под землей, подальше от ледяного ветра. Там, под ногами, скрываются сказочные города, вырубленные в вечной мерзлоте, и волшебные пещеры, усыпанные сверкающими самоцветами…
Юго-западные вершины тонули в темной клубящейся массе, ниже все расплывалось за серой полупрозрачной пеленой. Там дождь. Над отдаленным пиком сверкнула молния, и Сара почувствовала, как волосы у нее встали дыбом, наэлектризованные влажным ветром. Пожалуй, пора вниз, здесь недолго и промокнуть.
Она бросила последний взгляд на Альтафлору, развернулась и стала спускаться по каменистой лощине.
Полуразрушенное строение было сложено из сосновых бревен. Крыша давно провалилась, и дверь, высохшая и потрескавшаяся, лежала среди обломков. Сара не спеша объехала хижину, разглядывая ее со всех сторон. Старая, очень старая… Уж не та ли самая, что когда-то построил Брейди Куинн? Хотя, впрочем, в начале 1800-х здесь, в горах, повсюду жили люди, так что такие развалины не редкость. Как в тех городах-призраках, что ей приходилось видеть: дома-мумии, деревянные стены которых высохли и обесцветились под действием стихий, превратившись в своего рода окаменелости.
Она спешилась на лужайке и загнала в землю колышек, чтобы лошадь могла попастись. Посреди хижины выросло деревце, а за обрушившейся задней стеной взметнулась ввысь великолепная горная сосна. Сара пробралась сквозь развалины и, подойдя к лесному ветерану, провела пальцами по шершавой коре. Интересно, сколько лет этому дереву? Сто? Пятьсот? На горе Эванс встречаются и тысячелетние великаны.
Вот здесь и разобьем лагерь. Самое подходящее место, чтобы разобрать свою душу по косточкам. Это дерево – словно якорь, брошенный в глубины истории. С таким ориентиром трудно отклониться от цели.
Повернувшись к хижине, она заметила возле двери ряд зарубок. Подошла, потрогала их. Похоже на чей-то календарь. Пальцы внезапно наткнулись на что-то твердое, торчащее из стены. Сара вытащила из-за пояса нож и стала расковыривать доски, пока непонятный предмет не упал ей в руку. Каменный наконечник стрелы. Кто его оставил? Индейцы юта? Арапахо? Она вертела острый камень в руках, пытаясь представить, что здесь могло произойти… Охотник-одиночка, пришедший в страну, которую он считал ничьей, пустой и безлюдной. Индейцы, опасающиеся за свои охотничьи угодья, где, как они считали, и без того слишком много людей. Нападение. Стрелы, свистящие в воздухе. Ответные выстрелы. Кремневое ружье скорее всего. И чем же закончился бой – бегством индейцев или гибелью белого? А почему обязательно белого? Джим Бекворт, основатель Пуэбло, был чернокожим! А Билл Пикетт, «величайший ковбой всех времен»? С самого начала освоения Запада чернокожие тут были повсюду. Так что уж если фантазировать, то почему бы одинокому защитнику хижины не быть черным?
Сара разбила лагерь среди развалин, в стороне от старого дерева, расчистив место среди обломков и выложив круг из камней для очага. Днем она бродила по скалам и ущельям. Неподалеку тянулся узкий каньон, по дну которого протекал холодный горный ручей. Вход сторожили двое часовых – каменные столбы, обточенные ветром за многие тысячи лет. Она не один час провела на плоской вершине скалы, нависшей над необозримым девственным лесом. Думала, вспоминала, боролась с собой…
Однажды во время одной из своих вылазок она столкнулась нос к носу с рысью. Огромная кошка попятилась и злобно зарычала. Сара застыла неподвижно, давая зверю возможность осмотреть себя. Очевидно, рысь засомневалась, что такой обед пойдет ей впрок, потому что рыкнула еще разок на прощание и скрылась в кустах. Сара расслабилась, только теперь заметив, что сжимает в руке нож. Дикая природа совсем не похожа на диснеевский мультик.
Вечерами она сидела в тени старой сосны и любовалась закатом. Солнце освещало горные вершины еще долго после того, как скрывалось за горизонтом, погружая ущелья в ночную тьму. Индейцы называли эти горы Светящимися, и вполне справедливо. Впрочем, индейцы вообще редко ошибались. Высоко над головой беззвучно парили ястребы, а однажды пролетел орлан.
По ночам, когда звезды рассыпались по небу в пышном великолепии, которое невозможно себе представить в городах, залитых искусственным светом, Сара следила за потрескивающим пламенем костра и прихлебывала из жестяной кружки кофе, заваренный, как положено на Западе, «чтобы ложка стояла».
В общем, для самокопания место оказалось вполне подходящим. Ни единой души на многие мили. Можно сидеть в одиночестве сколько угодно – никто не помешает. И задавать вопросы. Что она думает об ассоциации, о Реде, о его заговоре? О Саре Бомонт, которой никогда уже больше не будет?
Последний вопрос мучил ее больше всех остальных. Каждый человек есть прежде всего то, чем он был. А значит, отсекая прошлое, ты отсекаешь большую часть себя самого.
Вернувшись однажды в хижину, Сара поставила кофе на огонь, села, поджав ноги, спиной к сосне и стала смотреть в пустой дверной проем. Через несколько минут там должно было появиться заходящее солнце. Держа кружку в ладонях, она время от времени прихлебывала из нее. В кофе чувствовалась сладость, хотя сахара там не было. Саре вдруг стало не по себе, она окинула взглядом земляной пол. Никаких следов, за исключением ее собственных, ведущих внутрь. Она пожала плечами, снова взглянула в сторону заката… и похолодела. В дверях кто-то стоял!
Сердце подскочило в груди, она попыталась встать, но дрожащие ноги не слушались. Тело сковала какая-то сонная апатия. В двери виднелся лишь черный силуэт, окруженный солнечным ореолом. Светящаяся тень. Черты лица было невозможно разглядеть.
Тень приблизилась и опустилась рядом. Сара испустила вздох облегчения.
Это была она сама.
В голубом костюме, том самом, с красным бантом, что был на ней в парке в день покушения. Преуспевающая, независимая. Знает, кто она такая и что ей нужно от жизни. Чуть-чуть самодовольная. Ни с кем не дружит, во всяком случае, никого не подпускает к себе достаточно близко. Однако, хоть и держится отчужденно, занимает в окружающем мире достойное место. О ней даже пишут в журналах.
– Да, плохи твои дела… – сказала она самой себе.
– Мои дела? – пожала та плечами. – Я как была, так и осталась. А вот у тебя дела и вправду покатились под горку.
– Вот как?
– Конечно. Ты больше не знаешь, чего хочешь. Тебя пытались убить. Весь мир ополчился против тебя. Скажешь, это успех?
– Мне казалось…
– Что?
– После той истории на горе, когда Крейл…
– Когда ты убила человека…
– …я подумала, что теперь все закончилось.
– Ага, конец фильма и титры.
– Вот-вот. «И жили они долго и счастливо».