– Ну да, – поспешно кивнул он, – я тоже удивился, потому что никаких писем к Кетле в собрании не было. Редактор объяснил в примечании, что ни одного из них не сохранилось.
Он вдруг понял, что занимается в точности тем же, что и Деннис перед трагическими событиями, – читает исторические книжки. Сознавать это было приятно – Деннис стал ему еще ближе. Теперь он мог спокойнее думать о пропавшем друге. Исчезло бешеное непреодолимое стремление первых дней куда-то бежать и что-то делать. Все, чем до сих пор занималась исследовательская группа, не имело никакого отношения к поискам Денниса, и Джереми было немного стыдно молча мириться с таким положением. А что прикажете делать? Залезть на крышу и кричать? Прочесывать переулки Денвера? Друзья считали его нервным, и, наверное, справедливо. Он всегда был легко возбудимым, чересчур эмоциональным и только теперь учился вести себя иначе – в частности, под влиянием Гвинн с ее спокойным, уравновешенным отношением к жизни. Может быть, она посоветует ему, как вести себя с Пенни?
Джереми открыл папку, на которой аккуратным почерком было написано «Кетле». Перелистал компьютерные распечатки газетных заметок и статей из журналов и энциклопедий, выбрал одну и протянул Пенни. Это была статья из «Книжного обозрения Нью-Йорк таймс».
– Я тут подчеркнул самое интересное, – показал он.
Пенни кивнула, поводила пальцем по странице и начала читать:
– «…именно идея Кетле о более широкой применимости закона ошибок послужила толчком для серьезных исследований в области статистики в конце XIX века. Он внес значительный вклад в науку, разработав понятие статистического закона, позволяющего делать верные выводы о поведении массы людей при отсутствии информации о составляющих эту массу индивидуумах…» Поразительно! – воскликнула она, отрываясь от страницы. – Мне всегда хотелось узнать, кто первым стал использовать статистику в социологии. А при чем здесь… – Пенни снова заглянула в текст, – …Максвелл и Больцман?
– Они использовали соображения Кетле в физике, – пояснил Джереми. – Но это еще не все, вы почитайте дальше! – Он едва удерживался, чтобы не заерзать на стуле от нетерпения.
Пенни улыбнулась и продолжила:
– «…Начиная со второй четверти столетия, сбор статистических данных приобрел широкое распространение. Причиной в основном были реформистские настроения и вера в то, что статистика позволит создать научную основу для прогрессивной социальной политики. Адольф Кетле поддерживал идею таких реформ, однако полагал, что одних только фактов для них будет недостаточно. Он стремился создать количественно точную науку, которая могла бы внести порядок в общественный хаос…»
– Вот видите? – развел руками Джереми. – В те времена многие размышляли о научном подходе к социологии. В «Британской энциклопедии» написано, что Кетле исследовал количественные закономерности «произвольных действий», в частности, преступлений. Даже наш привычный термин «средний человек» принадлежит ему. Его «Социальная физика» была издана в 1835 году и вызвала широкую дискуссию о свободе воли и социальном детерминизме.
– Еще бы, – сухо проговорила Гвинн, вынув изо рта трубку.
– Так что ничего нет удивительного, что он переписывался с Боклем, – продолжал Джереми. – У них были одинаковые взгляды. Жаль, что письма не сохранились. Они могли бы помочь расшевелить наших мэтров.
– Расшевелить – мягко сказано, – усмехнулась Гвинн. Она взглянула на Пенни. – Давай завтра расскажем все Херкимеру.
– Рассказывай сама, – хихикнула та. – Я лучше спрячусь под стол.
Уже ночью, когда Джереми собирался ложиться спать, ему в голову пришла еще одна мысль, от которой его бросило в дрожь. Была ли пропажа переписки Бокля с Кетле просто досадной случайностью или же чем-то большим? Он сидел на краю кровати полуодетый, рисуя в воображении темную фигуру, которая рвет аккуратно перевязанные пачки писем и бросает в огонь. А внезапная ранняя смерть Бокля в Дамаске? Правда, крепким здоровьем он никогда не отличался, но все-таки… Перед мысленным взором Джереми снова возникло тело Денниса, подброшенное в воздух. А до этого в парке пытались убить Сару… Еще убитый репортер – как там его фамилия? И этот Брейди Куинн, о котором говорилось в распечатке… Общество Бэббиджа убивало каждого, кто приближался к его секретам. Бокль был современником Куинна, разве что чуть-чуть моложе. Может, его отравили?
Джереми бросил пижаму на кровать и пошел в гостиную. Повозившись с замками портфеля, он достал копию указателя, составленного Генри Бэндмайстером, где перечислялись в алфавитном порядке все имена и названия, упоминавшиеся в бомонтовской распечатке. Сев на диван, он стал листать страницы, просматривая слова сначала на букву «Б», потом – на «К». Наконец вздохнул и опустил список на колени.
Нет, все это чушь. В распечатке нет ни Бокля, ни Кетле, что, впрочем, нисколько не удивительно. Бокль хоть и много путешествовал, но только по Европе и Ближнему Востоку. Нет ни одного свидетельства его контактов с обществом Бэббиджа и никаких указаний на то, что обществу Бэббиджа было известно что-либо о нем или о Кетле. Нет, просто-напросто в середине XIX века подобные идеи, что называется, висели в воздухе. Почему бы одному или нескольким ученым не поразмышлять о них?
Однако тревожное ощущение никак не хотело уходить.
Это было похоже на падение с крутого склона. Сделал первый шаг и покатился – дальнейшее от тебя не зависит. Операция прошла спокойно, без каких-либо осложнений. На ранчо прилетел хирург, предложил варианты, Сара остановилась на одном из них… И вот она уже лежит с головой, обмотанной бинтами, гадая, правильно ли выбрала.
В больничной палате на самом нижнем этаже подземного убежища она провела почти месяц. Зубрила, Текс и даже Джейни Хэтч время от времени забегали навестить ее. Сара всякий раз говорила, что чувствует себя хорошо и ждет не дождется, когда снимут повязку, но ни про кого из знакомых не спрашивала. Тот, кого она ждала, не пришел ни разу.
Когда после томительного ожидания бинты наконец сняли, она еще долгое время не могла привыкнуть к новому лицу. Разглядывала его то так, то этак, поворачивая зеркало под всевозможными углами. Кожа стала темнее, лоб казался выше, нос – чуть шире, чем был. Каким-то образом врачам удалось изменить даже форму рта, так что улыбка стала более открытой. Однако как Сара ни старалась, никакого сходства с лицом матери она углядеть в зеркале не смогла. Впрочем, что теперь жалеть. Она приняла решение сама, черт побери, и прекрасно знала, на что идет. Обратного пути нет. И все-таки прежнее лицо то и дело всплывало в памяти, заставляя думать о прежней жизни и о том, что все могло бы сложиться иначе.
Сара устало облокотилась на библиотечный стол и закрыла лицо ладонями. Как долго тянется день! Она взглянула на лежащую перед ней стопку бумажных листов в желтой обложке, скрепленную тремя колечками. «Глория Беннет. Биография».
Глория Беннет. Теперь это она. Сара беззвучно повторила имя, словно пробуя на вкус. Глория Беннет.
В новой личности, предоставленной ее ассоциацией, не было ничего эфемерного. Вполне реальный человек с настоящей, а не придуманной жизнью. Впрочем, Глория нисколько не возражала против того, чтобы этой жизнью теперь жила Сара, поскольку пять лет назад, когда небольшой спортивный самолет разбился в канадских Скалистых горах, ее вообще перестало что-либо интересовать. Удачное стечение обстоятельств позволило ассоциации завладеть личностями всех троих, находившихся на борту. Катастрофа произошла в отдаленном уголке Британской Колумбии, причем местный авиадиспетчер случайно оказался членом местного отделения ассоциации. Он удалил все следы происшествия из официальных протоколов, и злосчастный полет был успешно «завершен». Затем его живехонькие участники уволились с работы и переехали в разные отдаленные места, где друзья и родственники вряд ли сумели бы их отыскать. Конечно, это жестоко – вот так, без всяких объяснений, разрывать связи с близкими людьми. Сообщить о смерти гораздо гуманнее. Однако Сара давно уже привыкла к хладнокровной черствости, которой отличались действия ее новых коллег. Что значит жизнь нескольких человек, если привык мыслить абстракциями метаистории?
Те, кто слишком хорошо знал настоящую Глорию, уже многие годы не имели с ней никаких контактов, а пластическая операция сделала Сару настолько похожей на нее, что человек посторонний различий бы не заметил. Хотя агенты ассоциации пару раз уже использовали эту личность Глории, близких знакомых они не заводили. С одной стороны, это было хорошо – Сару едва ли могли случайно разоблачить. Однако была и печальная сторона. Ни друзей, ни родственников. Слишком уж похоже на ту, прежнюю жизнь. Став Глорией, Сара будто надела хорошо знакомое изношенное платье. Удобное и сидит неплохо, но как оно выцвело, потускнело…
Что, интересно, происходит там, за стенами убежища? Здесь, в нереальном фантастическом мире, полном непонятных событий, она живет словно Алиса, упавшая в кроличью нору, и каждый новый день все больше отдаляет ее от привычной жизни. Может быть, так и задумано? Своего рода промывание мозгов – чтобы выйти на свет из этой подземной утробы, как бы заново родившись?
Сара встала из-за стола и прошлась по библиотечному залу, потягиваясь и разминая затекшие мышцы. Время от времени она доставала с полки какую-нибудь книгу и перелистывала ее. Нелегкое это дело – каждый день с утра до вечера изучать жизнь Глории Беннет да вдобавок еще и ночью спать в наушниках.
Библиотека располагала широким выбором литературы по антропологии, статистике, психологии, экономике, системному анализу, топологии и прочим дисциплинам, которыми должен владеть инженер-социолог. Разумеется, большая часть книг была на дисках, и все же запах старой бумаги и типографской краски, тяжесть переплетенного в сафьян тома создавали особое ощущение, задевали некую струну в душе, появившуюся еще во времена первых иероглифов, начертанных ягодным соком на папирусе. Какая может быть библиотека без книг, стоящих рядами на полках!