Луэллин похлопала его по плечу.
– На твоем месте я не очень бы доверяла и результатам проверки. Как сказал бы Херкимер, что может быть обманчивей, чем факты? – Оба рассмеялись. – Как только Донг приедет, веди его к нам, ладно? Мне пора начинать капустник.
Она вошла в конференц-зал, закрыв за собой высокую массивную дверь. Секретарша проводила ее взглядом и снова уткнулась в модный журнал. Вздохнув, Джерри устроился на диване, раскрыв припасенную книжку. Трактат «О человеке» Адольфа Кетле, 1842 год. К счастью, толстая дверь и стены зала почти не пропускали звуков, так что читать можно было спокойно.
Джим Донг не заставил себя долго ждать. Он появился в дверях, как всегда, в рубашке с расстегнутым воротничком и закатанными рукавами, и с любопытством огляделся по сторонам. Джереми сильно сомневался, что у этого чудака есть хоть один пиджак. Донг всегда выглядел так, будто его только что оторвали от работы. Впрочем, так оно скорее всего и было.
Джереми закрыл книгу и помахал рукой. Джим кивнул, подошел и сел рядом. Он положил портфель на колени и со вздохом откинул голову на спинку дивана, прикрыв глаза.
– Они тебя ждут, – напомнил Джереми, убирая книгу. – Заседание уже идет.
– Пусть подождут, – ответил Донг, не открывая глаз. – Пусть повыпендриваются в свое удовольствие. Мне хватит пяти минут, чтобы вернуть их с небес на землю.
Взгляд Джереми упал на портфель. Руки математика не переставая поглаживали мягкую коричневую кожу, будто массируя ее. Нервничает. Джереми дотронулся до портфеля.
– Скажи мне прямо, Джим, – все так, как мы думали?
Донг взглянул на Джереми. Его глаза были похожи на два погасших уголька. Два бездонных провала.
– Математику ты все равно не поймешь.
– Мне не надо понимать, скажи только, что получается.
– Смерть, – ответил Донг и снова закрыл глаза.
Он сказал это с такой горечью, что Джереми вздрогнул. Он потряс математика за плечо.
– Эй, ты что имеешь в виду?
Донг взглядом заставил его убрать руку.
– А что тебе непонятно? Хочешь, я скажу тебе, кто станет следующим президентом? Или когда построят первый город на Луне? Или дату очередного обвала на фондовой бирже?
– Так ты хочешь сказать, что формулы из бомонтовской распечатки…
– Верны? – Донг нервно теребил ручку портфеля. – Да, верны. Правда, в распечатке было не все, только обрывки. Их компьютерная система отключилась от общей сети прежде, чем «червь» успел все скопировать, однако недостающие части оказалось до смешного просто восстановить. Некоторые уравнения один в один повторяют математические модели, которые применяются в биологии – для описания процесса возбуждения нерва или распространения эпидемии. Бытовая арифметика, ребенок справится. – Он вяло махнул рукой. – Сложным оказалось другое: определить, какие реалии кроются за их переменными.
– Так что, они…
Донг взял портфель и бросил ему на колени.
– Почитай сам, там все написано.
Джереми вспыхнул.
– Может, хватит выпендриваться? – тихо спросил он.
Математик потряс головой.
– Ты прав, извини. Просто… – Он нервно сцепил руки. – Я считал себя объективным и бесстрастным. Такой метод – изящный и в то же время мощный… Я был в восторге. – Донг печально улыбнулся. – Однако, когда я изучил модели как следует, понял их смысл… то испугался. И разозлился. Попробовал подставить данные из прошлого, чтобы предсказать последующие события. Точнее, «послесказать». И каждый раз все получалось. Модели, понятное дело, упрощенные, неполные, неточные, но с учетом ограничений они дают результаты, совпадающие с историческими фактами и данными статистических справочников. Там же, где совпадения нет, скорее можно сомневаться в правильности самих официальных данных, чем уравнений.
– Выходит, этому обществу Бэббиджа и вправду удалось чего-то добиться? – поразился Джереми.
Бокль и Кетле, Кондорсе и Бернулли… Их мечты об истории как точной науке не воспринимались человечеством всерьез столько лет, став ревностно охраняемым секретом небольшой кучки избранных. Секретом, за который, не раздумывая, убивали. И вот… Джереми вздрогнул – то ли от страха, то ли от радости. Нет, скорее это было предчувствие. Грядут великие события. Сейчас Джим расскажет о своих находках всем, и колеса завертятся.
– Похоже, ты не слишком рад, – заметил он. В самом деле, ведь он сказал, что результат означает смерть. – По крайней мере теперь мы знаем правду…
Донг снова взял в руки портфель.
– «Вы познаете истину, и истина сделает вас свободными», – процитировал он, отвернувшись, и презрительно фыркнул. – Да неужели? А может, наоборот, поработит навсегда?
Нахмурившись, Джереми вглядывался в его лицо.
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что наша жизнь – сплошное надувательство. – Донг широко развел руки, охватив этим жестом и свой портфель, и конференц-зал, и весь мир вокруг. – Какие бы мы ни строили планы, какие бы ни питали надежды, то, что должно случиться, все равно случится. Мы лишь совершаем положенные движения, произносим реплики – а зачем? – Он ударил по портфелю сжатыми кулаками.
– Все не так уж плохо, – возразил Джереми. – Теперь мы все знаем и можем принять меры. Разрушим это их Общество…
Донг закинул голову и хрипло расхохотался. В смехе не чувствовалось веселья, одно отчаяние.
– До тебя так и не дошло? – снисходительно бросил он. – Общество Бэббиджа тут ни при чем, они ничем не лучше нас. Все дело в самих уравнениях, понимаешь? Если бы Бэббидж никогда не родился, мы были бы в таком же точно рабстве, как сейчас. Как были всегда.
Джима Донга волновали не махинации кучки людей, а нечто гораздо большее. Судьба. Рок. Сознание того, что его жизнь неразрывно вплетена в общую ткань, сотканную высшими силами. Джереми удивился. И что он, в самом деле, так горячится? Все это слишком абстрактно. Вот насилие, смерть – совсем другое дело. Как подумаешь, сразу в дрожь бросает. Но страх перед бессмысленностью жизни?
– Брось, Джим, не бери в голову.
Донг, прищурившись, посмотрел на него.
– С какой стати? Или, может быть, тебе все равно? – Он встал с дивана. – Ну что, пошли выдадим им по первое число? – Подойдя к двери в зал, он хмыкнул и почесал в затылке. – Впрочем, уравнений скорее всего они не поймут, а не зная доказательств, не поверят результатам… В невежестве есть и положительная сторона, – добавил он, – иногда оно позволяет сохранить достоинство. – Взгляд его был пустым и безнадежным. – Получается, что наши предки, верившие в судьбу, оказались мудрее нас…
– Отлично сказано, доктор Донг, но не слишком ли мелодраматично?
Джереми обернулся. Херкимер Вейн стоял за спиной, ссутулившись и заложив руки в карманы пиджака. Он ехидно улыбался, необыкновенно похожий на лысого гоблина.
– Херкимер, так вы уже знакомы с доктором Донгом?
Вейн протянул руку.
– Вы наш математик? Нет, мы не знакомы, я просто догадался, кто это. Применил дедукцию, – улыбнулся он. – Это ведь научный метод, не так ли?
– Вообще-то, – заметил Донг, – наука чаще имеет дело с индуктивными умозаключениями.
Вейн взглянул на него, но промолчал.
– Значит, вы слышали, что рассказывал Джим? – спросил Джереми.
– Кое-что.
– И что вы теперь думаете об истории как точной науке?
Вейн пожал плечами:
– То же самое. Доктор Донг не сказал ничего, что могло бы изменить мое мнение.
– Но ведь…
– Ну как вы не понимаете? Впрочем, разумеется, не понимаете, как и наш уважаемый математик. Долгосрочные прогнозы невозможны даже в таких простых системах, как Солнечная, в которой всего несколько основных тел и один-единственный вид взаимодействия – гравитационный. Как же можно надеяться рассчитать траектории в социальных системах, где такое множество взаимодействующих тел и различных сил?
Джереми взглянул на Донга. Тот внимательно слушал коротышку-историка, хотя никак не реагировал.
– Погодите, Херкимер, – не выдержал Джереми. – Может, я и не очень разбираюсь в точных науках, однако знаю из школьной программы, что движение планет рассчитать можно. Кто-то ведь доказал существование Нептуна на основании одних только уравнений?
– Адамс или Леверье, в зависимости от того, в каком году вы пошли в школу. Да только они оба ошиблись…
– Как это? Нептун же потом открыли, разве не так?
– Не там, где они предсказывали. У них получились две совершенно разные орбиты, причем на расчеты ушли целые годы. Проверять арифметику, естественно, никто уже не стал. Леверье утверждал, что неизвестная планета в тридцать два раза тяжелее Земли, находится на расстоянии от 35 до 38 астрономических единиц от Солнца, а период обращения ее составляет от 207 до 233 лет. На самом деле масса Нептуна больше лишь в семнадцать раз, радиус орбиты – 30 астрономических единиц, а вокруг Солнца он обращается всего за 164 года. Если бы расчеты проводились на сорок лет раньше или позже, то у Леверье вообще ничего бы не получилось! А оценка Адамса оказалась еще хуже!
– А вы удивительно хорошо информированы, – проронил Донг.
– Для историка? Вы не учитываете, что я занимаюсь историей и философией науки. Кроме того, мне нравится протыкать мыльные пузыри, – расплылся в улыбке Вейн. – Нет, друзья мои, возможности ньютоновских уравнений сильно преувеличивают. Пуанкаре доказал это вполне убедительно.
– Однако, – заметил Джереми, – их оказалось вполне достаточно, чтобы высадить человека на Луну. Корабль запустили в то место, где должна была оказаться Луна, и не ошиблись.
– Тем не менее существует две серьезных трудности. Первая – это проблема многих тел.
– Проблема многих тел? – озадаченно проговорил Джереми.
– Спросите вашего друга, он объяснит.
Джереми вопросительно повернулся к Донгу.
– Уравнения Ньютона выглядят просто, – помедлив, начал тот, – однако имеют точное решение лишь в единственном случае: когда вокруг одного массивного тела вращается другое, у которого масса ничтожно мала. Поскольку основная часть вещества Солнечной системы заключена в Солнце, у планет по сравнению с ним масса почти нулевая.