– Тогда ты знаешь, что я никогда… – в отчаянии воскликнул он.
– Еще бы! Разумеется, никогда! Разве ты когда-нибудь говоришь прямо? Ты единственный, кто умеет говорить одними намеками. – На лице Женевьевы появилась ледяная улыбка. – Рассказать, как она выла, когда Джад ее допрашивал? Просто мороз по коже. А когда увидела свою кровь, совсем свихнулась. Вопила, визжала, предлагала сотрудничать. Только это ей не помогло – мне нужна была только информация, а не она.
Страх и отчаяние Кеннисона понемногу вытеснялись гневом. Сестра Пейдж была его соперницей, его Сьюардом. Но в особняк Вейлов она пошла по его поручению, значит, и ответственность за нее лежала на нем.
– Что ты с ней сделала?
– Не будь кретином. Ты же знаешь, что в машине нашли труп.
– Она была…
– Конечно же, она была в сознании, – спокойно кивнула Женевьева.
Мало ей просто убийства, непременно требуется жестокость. Будь она проклята, эта сука со всеми своими родственниками! Чтоб ее…
Стоп, спокойно! Надо сосредоточиться на настоящем. Будущего может и не быть. Слава богу, ей приспичило поиздеваться – это дает хоть какую-то надежду.
– Она смотрела, как мы присоединяли провода, – продолжала Вейл. – Джад даже объяснил ей, как все устроено и почему. Видел бы ты, как она корчилась и извивалась, но ремень безопасности был заварен наглухо. До сих пор вижу ее глаза. Я тогда помахала рукой на прощание, а она смотрела, смотрела…
Кеннисон открыл было рот и все же стиснул зубы и сдержался. Он представил себе, что чувствовала Гретхен в ожидании ужасной смерти, привязанная к креслу, измученная, совершенно беспомощная…
Вейл, видимо, что-то прочла в его лице.
– А когда убиваешь на расстоянии и чужими руками, что-то меняется? Неужели ты лучше меня только потому, что всегда нанимал кого-нибудь, чтобы он, в свою очередь, тоже кого-то нанял? – Она расхохоталась, потом взглянула на труп в кресле. – А вот твоя свинья-подружка совсем не визжала… Надо отдать ей должное. Понимала, что толку все равно не будет. Вот ее я могла бы использовать.
– Тогда почему…
– Почему? Нет, ты все-таки кретин! Потому что ты ей нравился. Слово «любовь» я терпеть не могу, оно для быдла. Глядя на тебя, в это трудно поверить, но ты ей нравился. Она и в самом деле думала, что ты спасешь ее, как рыцарь в какой-нибудь дурацкой сказке. Так и сказала прямо мне в лицо – пришлось ее разубедить…
Кеннисон повесил голову. Он подвел, подвел свою милую крошку. Она ждала его как спасителя, а вместо этого получила пулю в сердце. Его охватил стыд. Мужчина должен защищать свою женщину, а он… Храбрая маленькая Пруденс! Преданная и стойкая, она ушла во тьму как герой, и ее смерть не должна остаться безнаказанной, даже если это будет стоить ему жизни…
– Будь я проклята! – пробормотала Женевьева. – Так вот что тебя заводит! Опасность. – Она направила пистолет ему в пах, и Кеннисон окаменел от страха.
Рука с пистолетом опустилась.
– Жалко терять такую возможность, ты не находишь? Я в смысле, хорошо бы пустить его в дело, пока он на что-то годится. Знаешь, что, Дэнни? Если он продержится достаточно долго, чтобы я успела попользоваться, то ты, может быть, и не умрешь. Ну как, по рукам?
Никаких иллюзий у Кеннисона не было – второй раз он ей не понадобится. Просто он был единственным петухом на птичьем дворе, которого Женевьеве до сих пор не удавалось заполучить. Тем не менее это означало несколько лишних минут жизни, а он уже научился ценить каждое мгновение.
– Да, – сказал он хрипло. – Да.
– Вот и славненько, Дэнни. Ты всегда умел как следует попросить. Иди сюда, только не забывай – пистолет еще у меня. Раз опасность тебя так заводит, значит, пока у меня в руках свое оружие, у тебя будет твое. – Она расхохоталась.
Кеннисон двинулся к ней, лихорадочно соображая. План, конечно, отчаянный, но и ситуация тоже. Как там писал Монтроз?
Боится жребий свой принять
Иль честью обделен
Тот, кто не хочет рисковать,
Поставив все на кон.
Он принял ее в объятия, стараясь скрыть дрожь отвращения и ощущая холод пистолетного ствола у затылка. Женевьева подставила губы для поцелуя, и он впился в них как можно сильнее, помня, что она обожает грубость. Тело в его руках пока еще оставалось напряженным. Кеннисон постарался выбросить из головы все мысли и, представив, что обнимает Пруденс, прижал Женевьеву к столу, глядя через ее плечо в невидящие глаза трупа. Через несколько минут она обмякла и обвила руками его шею. Затылок по-прежнему чувствовал холод металла, но это уже был не ствол, а рукоятка.
Пора!
Кеннисон схватил со стола ножницы и изо всех сил вонзил их в спину Женевьеве, в то же время прижимая к себе ее правую руку, державшую пистолет. Вейл зашипела от боли и резко дернулась, выгнувшись всем телом, словно от электрического шока. Лезвия ножниц скрежетали по кости. Кеннисон нажал сильнее, руке стало тепло и мокро. Женевьева корчилась и извивалась, пытаясь направить ствол ему в спину, но он не давал ей освободить руку. Пистолет выстрелил, опалив волосы. Пуля оцарапала плечо и ушла в дальний угол. Женщина отчаянно вырывалась, удерживать ее становилось все труднее. Еще одна пуля разнесла вдребезги диплом в изящной рамке, висевший возле книжного шкафа. Рука с пистолетом начала выскальзывать, еще немного, и… Кеннисон выпустил ее, тут же перехватил обеими руками и с силой повернул, выкручивая. Третий выстрел ожег его плечо. Он пошатнулся, однако не ослабил хватку – это означало бы смерть. Настоящий мужчина не замечает боли. Кулак отчаянно молотил по спине, но Кеннисон не обращал внимания, продолжая выкручивать руку, державшую оружие. Наконец что-то хрустнуло, и пистолет упал на пол.
– Боже мой! – простонала она, глядя на бессильно повисшие пальцы.
Кеннисон оттолкнул ее и ногой отшвырнул пистолет в угол. И это чудовище еще смеет поминать имя Бога!
Шатаясь, она прошла несколько шагов. По столу разливалась черная блестящая лужа. Ножницы торчали из спины Женевьевы, словно ключ от заводной игрушки. Руки беспорядочно молотили по воздуху, уже не в силах дотянуться до раны.
– Вытащи… Вытащи, будь ты проклят! – простонала она.
Кеннисон шагнул вперед и схватился за ножницы. Подождав, пока она еще раз попросит, выдернул их. Отбросил ножницы в угол, туда, где лежал пистолет, потом взял женщину за плечи и повернул к себе, наблюдая, как по ее лицу разливается смертельная бледность.
Она рухнула на ковер. Все кончено, победа! Он устоял, побывав на самом краю бездны. Взглянул смерти в лицо, поставил все и выиграл. Одержал верх над Женевьевой Вейл.
Он наклонился над распростертым телом. В угасающем взгляде не было надежды. Врача никто не вызовет. Никто не пощадит ее, как не давала пощады она сама. Ее судьба – истечь кровью в темноте. Кеннисон усмехнулся. Теперь, когда Женевьевы и Гретхен больше нет, власть лежит у его ног. Осталось лишь протянуть руку и взять.
Пруденс Бейкер все так же смотрела из кресла. Глаза ее были невыразимо печальны. Он многое выиграл, но кое-что и потерял. Навсегда. Бедная крошка! Кеннисон подошел, прижал ее к себе и долго сидел так, пока из глаз другой женщины медленно уходила жизнь…
Потом он зашел в кабинет Джонсона и набрал номер.
– Алан? Спуститесь, пожалуйста, на минутку. Тут небольшая проблема, надо навести порядок.
Текс Боудин нашел Сару в музыкальной комнате. Она сидела за пианино, откинув голову и прикрыв глаза, и наигрывала какой-то неторопливый печальный блюз. Перед внутренним взором один за другим возникали погибшие друзья. Морган. Деннис. Джереми. Музыка словно оплакивала их. Сара Бомонт…
Я по длинной дороге печально бреду, одна, одна…
– Ну как, нашел? – спросила Сара, не переставая играть.
Туда, где вода слаще вина, о да…
– Ага. – Он стал рыться в сумке, там что-то звякнуло. – В конюшне, в общей куче. Долго пришлось возиться, их там много валяется в мусоре. Лошадь, похоже, давно перековывали.
Бреду по дороге, и горек мой путь, видит Бог…
Текс пристроил на край пианино старую подкову.
– Неправильно, – сказала Сара. – Надо было концами вверх, а то все счастье вытечет.
И много еще впереди незнакомых дорог…
Ее руки замерли над клавишами, дав медленно угаснуть завершающему минорному аккорду. Наконец она вздохнула, взяла подкову и стала ее рассматривать.
– Джимми говорил, что ты пианистка, – уважительно сказал Текс.
Сара провела пальцами по левой стороне подковы. Так и есть, трещина – тонкая, почти незаметная. Точно такая же, как на тех следах в лесу. Стало быть, шпион приехал отсюда. Кто-то из наших. Печально.
– Я сам на тромбоне играю.
– Правда?
За ней следили, подсыпали что-то в кофе…
– Ага. – Текс сдвинул ковбойскую шляпу на затылок и небрежно прислонился к пианино, засунув большие пальцы под ремень. – Я слышал, твоя новая личность прошла полевые испытания?
– Уже успели раззвонить?
– Ну и как, порядок?
– Я же вернулась.
Текс кивнул.
– Я и не сомневался.
Она до сих пор не решила, как относиться к Тексу Боудину. Он держался дружелюбнее, чем Уолт и большинство остальных. Как и Ред, часто улыбался и вообще легко относился к жизни. Тем не менее. В его присутствии Сара постоянно ощущала какую-то неловкость. И дело было вовсе не в его спокойной самоуверенности, граничащей с высокомерием. Ей постоянно казалось, что он рассматривает ее словно какой-нибудь редкий экспонат, ожидая, как она будет вести себя в той или иной ситуации. Если Ред был игроком, постоянно импровизирующим по ходу сценария, то Текс скорее зрителем, ухмыляющимся из партера. Работая под началом Джейни, он, видимо, перенял частицу ее леденящей кровь отчужденности.
– Ред считает, что Кеннисон ни при чем, – сказала Сара.
Текс помолчал.
– М-м-м… А ты?
– Не знаю, – подумав, ответила она. Если не Кеннисон, то кто? Один из его соратников? Судя по всему, общество Бэббиджа не выдержало кризиса и начало распадаться. – Кто бы это ни был, он хотел нас убить. – Господи, неужели она может рассуждать об этом так спокойно? Привыкла? – Думал сбить машиной, чтобы выглядело как несчастный случай. Там мальчишки по ночам устраивают гонки. Когда ничего не вышло, стал стрелять, а потом удрал, чтобы не попасться.