В стране слепых — страница 89 из 89

1. Ограничение рождаемости. Сюда входят такие обычаи, как приданое, ритуал свадьбы, целибат, гомосексуализм, лицензия на брак, высокий общественный статус девственницы, моногамия, противозачаточные таблетки и т. д. Например, зулусский король Чака разрешал своим воинам жениться лишь по достижении тридцати лет.

2. Уничтожение избытка. Обычно это аборты и убийство новорожденных, особенно девочек. В греческих полисах лишних детей бросали в мусорную яму, в просвещенной Америке оставляют в мусорных контейнерах гинекологических клиник. Отец Ганса и Гретель в сказке братьев Гримм отвел своих детей в лес. В Милане XVII века до 10 % детей подкидывалось к порогам церквей или сиротских приютов (где выживали немногие).


Технологии. Чтобы избежать крайних мер, о которых говорилось выше, можно сделать попытку увеличить производство ресурсов. Есть два пути:

1. Интенсификация имеющихся технологий. Посылать больше охотников, засевать большие площади, бурить новые нефтяные скважины и т. д. Это приводит к временным положительным результатам, но затем эффект пропадает вследствие истощения ресурсов.

2. Развитие новых технологий. Это более эффективный способ. Земледелие, к примеру, позволяет прокормить на той же площади в десятки и сотни раз больше людей, чем охота или собирательство. Поэтому фермеры всегда в конце концов вытесняют охотников за счет большей численности потомства, даже если между ними не возникает конфликтов. Так в течение первого полутысячелетия н. э. фермеры банту, пользовавшиеся железными орудиями труда, заселили Южную Африку, вытеснив охотников-пигмеев. Однако, как бы ни был велик эффект, он лишь временен. Начинается новый цикл, и перенаселение наступает уже на новом уровне. Главным следствием увеличения количества ресурсов всегда было увеличение числа лишних ртов. Как сказал Иисус из Назарета: «Ваши бедняки всегда будут с вами». А согласно Колинво, первый закон социальной экологии гласит: «Причина бедности лежит в постоянном росте населения».


Раширение ниши. «Если размер ниши вас не удовлетворяет, – пишет Колинво, – всегда есть возможность расширить ее – за счет торговли, колоний и захватнических войн».

1) Торговля позволяет как бы жить в другой стране. Древние греки импортировали зерно из Сицилии и нынешней Украины – их желудки «эмигрировали» в эти страны, так же как бензобаки наших автомобилей давно уже обосновались на Ближнем Востоке. Торговля также создает новые ниши для купцов, рабочих, производящих товары на экспорт, и солдат, охраняющих караваны и суда. По мере того как новая ниша заполняется, страна становится зависимой от торговли. Отметим, что высокая плотность – это следствие торговой зависимости, а не ее причина.

2) Колонии возникают позже. Сравнительно небольшое число колонистов едва ли способно привести к заметному сокращению численности населения метрополии, однако проблему перенаселения ниш средних и высших классов колонии решать помогают.

3) Война – это прямой способ получить необходимые ресурсы без торговли и колоний. Рано или поздно до этого додумываются все человеческие сообщества. Согласно Колинво, экологические предпосылки захватнической войны выглядят следующим образом: а) высокая плотность населения; б) высокий доход на душу населения; в) высокие темпы роста первого и второго. Уровень жизни растет, и люди хотят, чтобы их дети жили еще лучше. Как только растущее перенаселение начинает угрожать уровню жизни высших классов, начинается война. Выбранная жертва обычно технологически уступает агрессору, но имеет значительный запас ресурсов. Примеры известны: Австро-Венгрия и Сербия, Германия и Польша, Великобритания и Индия, США и Мексика, Россия и Афганистан.


Звезды на ночном небе не стали менее прекрасными оттого, что мы теперь можем измерить их величину и удаленность, а также рассчитать возраст.

Колин Ренфру


К сожалению, недостаток места не позволяет нам более подробно осветить достижения зарождающейся клиологии. Однако главное уже сказано. Мы видели, что научная история вполне возможна. Эмпирики, подобные Хэмблину, доказали существование закономерностей социального поведения. Создатели моделей, такие как Рашевски и Ренфру, попытались перевести суть социальных процессов на язык математики. Экологи Харрис и Колинво применили к общественным явлениям принцип материалистического детерминизма. Клиология возможна и реальна. Но желательна ли она? Как быть, например, с человеческим достоинством? Что, если в этот самый момент где-нибудь уже заседает «общество Бэббиджа»?

Детальное предсказание будущего вряд ли возможно. История во многом случайна. Каждый ее момент есть следствие предыдущего момента. Изменения накапливаются, а случайные флюктуации могут усиливаться многократно с течением времени. «Не было гвоздя – подкова пропала…» Может ли биолог предсказать появление жирафа, имея теорию эволюции и динозавров в качестве начального условия? Мы не можем даже точно предсказать погоду – а ведь это всего лишь физика! Но так же как метеорологи способны, пусть не во всех деталях и не всегда, представить нам основную картину, а биологи – предсказать появление если не диплодока или жирафа, то хотя бы «длинношеее существо, объедающее верхушки деревьев», психоисторики могут попытаться набросать общие очертания будущего, а тем более – пролить свет на причины некоторых событий прошлого и настоящего. Ясно одно: если исторические законы существуют, то они действуют независимо от того, знаем мы о них или нет! Что в таком случае меньше унижает человеческое достоинство – оставаться жертвой обстоятельств или попытаться изучить и изменить эти обстоятельства? Как писал Марвин Харрис, не субъективизм и самообман делают человека человеком. Лучше понимая механизмы исторических процессов, мы сможем в большей степени управлять собственной жизнью. Хватит обвинять во всех своих несчастьях богов, злую судьбу, масонов… или общество Бэббиджа.

Так имеет ли право наука вмешиваться в человеческую историю? Пусть на это ответит Марвин Харрис:


«…попытки дискредитировать науку и поставить во главу угла исторический релятивизм… есть преступление против человечества. Реальная альтернатива науке – это вовсе не анархия, а идеология: не мирные художники, философы и антропологи, но агрессивные фанатики и мессии, готовые уничтожить друг друга и, если понадобится, весь мир, только бы доказать свою правоту».