У западной окраины городка я взобрался на голый гранитный холм. На его вершине стояла старая полу-развалившаяся церквушка. Рядом с ней чернела на тускло-голубом фоне бездонного жаркого неба незатейливая, построенная из трех неотесанных бревен перекладина с колоколом. Чуть в стороне за высокими изгородями из тростника виднелось несколько хижин из глины и пальмовых листьев, таких нищенски жалких, что у меня защемило сердце. Над склоном, усеянным чешуйчатыми обломками выветрившихся скал, витал отвратительный запах сохнущих нечистот. Остромордые свиньи с длинной щетиной недовольно хрюкали, тщетно разыскивая более привлекательные отбросы. Шелудивая собака, настоящий скелет, обтянутый кожей, неотступно следовала за мной, осторожно и недоверчиво, ежеминутно готовая к бегству, и смотрела на меня умоляющими глазами.
Подо мной расстилалась, сливаясь где-то вдали с Тихим океаном, низменная равнина перешейка с отдельными скалистыми выступами, похожими на острова. По обе стороны она была ограничена крутыми склонами нагорий Оахака и Чиапас, теряющимися в туманной дали. Это один из тех слабых швов, где лишь недавно (в геологическом смысле слова) отдельные глыбы нынешнего американского континента срослись между собой вследствие незначительного поднятия морского дна. Не раз возникали планы проложить здесь второй «Панамский канал» между океанами. Однако пока что из этих планов родилась только желез-пая дорога, связавшая два побережья, и совсем недавно— линия нефтепровода.
По широкой сверкающей ложбине из гравия и песка — руслу реки Теуантепек в период дождей — извивался узкий ручеек: такой бывает река в сухой сезон. Всадники, вьючные животные и погонщики перебирались через нее, едва замочив ноги. На берегу мелководного потока, согнувшись, стояли женщины и пытались полоскать в нем белье. Другие доходили до середины, набирали воды в большие глиняные кувшины и несли их на голове в свои хижины, рассеянные по окрестным холмам. В плоской ложбине между склонами холмов, в окружении кокосовых пальм и рощ фруктовых деревьев, теснились белые домики города. Городской шум, смешиваясь с завыванием музыкальных автоматов, хаотическим нагромождением звуков, доносился ко мне наверх. По зеркально гладкому асфальту прямого, как стрела, шоссе мчались грузовики, несколько снижая скорость лишь на длинном мосту перед городом. Мной овладело какое-то странное чувство: неужели я на Теуантепекском перешейке? Сколько раз в своей жизни я отыскивал его на карте, вовсе не надеясь, что мне когда-нибудь придется здесь побывать. Я очнулся только тогда, когда маленький колокол вдруг подал свой жалобный дребезжащий голос. Это незамеченная мною вышла к нему из какой-то хижины девочка-подросток в коротком изношенном платьице, надетом прямо на голое тело, и позвонила к вечерней молитве.
Самое прекрасное на перешейке — это женщины. Кажется, будто от всех народов, которые проходили по этому месту суши и оставили здесь свои следы, — от ольмеков и миштеков, от соке и хуаве, от чонталей, чинантеков и сапотеков — они унаследовали все самое лучшее. Они отличаются стройностью фигуры, которая еще больше подчеркивается очень широкими и длинными, до щиколоток, юбками, которые покачиваются из стороны в сторону в такт пружинистой походке. Эти юбки шьются из очень легкого материала самых различных расцветок и рисунков, а снизу отделаны широкой полосой тонкого белого муслина. Иногда они бывают совершенно черными — это хорошо оттеняет изящество длинных, классической пропорции бедер. Над крутыми бедрами свободный бархатный корсаж — пурпурный или темно-синий, фиолетовый или золотисто-желтый, с искусно подобранной оторочкой другого цвета. Это одеяние великолепно гармонирует с отточенными индейскими чертами лица — не широкого, как в других местах, с благородным рисунком рта и узким, с горбинкой, носом. В повадке этих женщин самым счастливым образом сочетаются индейская гордость и испанская величавость. Они бойки на язык и настойчивы в торговле. Правда, им приписывают некоторое легкомыслие, что не удивительно при их красоте. От Гватемалы до Оахаки их можно встретить на всех ярмарках и народных гуляньях — при этом им зачастую бывает нечего предложить, кроме самих себя.
Вскоре я проехал и нагорье Чиапас, однако так быстро, что мне очень захотелось в другой раз подольше задержаться в этих суровых местах, во многом напоминающих родные европейские ландшафты. Тогда я еще не знал, что вскоре после завершения этого путешествия мне придется снова побывать в этих местах и немало побродить по здешним горам, речным долинам и льяносам. Теперь же я лишь мельком мог познакомиться с их безлюдными сьеррами в одеянии сосновых лесов, их исконно индейским населением, их туманными прохладными лугами, их историей, в которую я бегло заглянул.
В этих горах в старинном городке Сан-Кристобаль, получившем теперь второе название — Лас-Касас, проходила деятельность великого испанского борца за человеческие права — фрай Бартоломео-де-Лас-Касас, знаменитого «отца индейцев». Он приехал в Новый Свет, находясь на службе конкисты, и тут, подобно многим своим коллегам, быстро добился богатства, влияния и власти. Однако он скоро осознал несправедливость происходящего, вступил в монашеский орден доминиканцев и под защитой монашеской рясы повел ожесточенную борьбу против завоевателей, рабовладельцев и эксплуататоров. С побережья Мексиканского залива он совершил трудный поход через болотистый, зараженный малярией Табаско и пришел в качестве первого епископа на чудесное нагорье Чиапас, оплот радушных и гордых индейцев. Лас-Касас, в противоположность большинству своих собратьев по ордену, принимал свою службу всерьез. Он не боялся даже, не взирая на ранг и связи, запрещать испанцам, мучителям подвластных им индейцев, посещение сан-кристобальских церквей до тех пор, пока они не прекратят своих позорных действий. Надо сказать, что и в наше время, четыре века спустя, этот человек был бы здесь на месте, точно так же, как были бы актуальными те задачи и цели, которые он себе поставил, ибо эксплуатация с тех пор не уменьшилась.
По крутому склону дорога привела меня на тихоокеанское побережье. Здесь у подножия высоких хребтов Сьерры-Мадре-де-Чиапас, задерживающих пассаты, местность, давно не получая влаги, еще выглядела унылой и бурой от засухи. Но чем дальше я продвигался на юго-восток в направлении Гватемалы, тем больше чувствовалось влажное влияние тихоокеанских муссонов, к тому же здесь уже шли первые большие дожди начинавшегося для всей Центральной Америки влажного сезона. Местность все гуще одевалась зеленью. Вскоре появился настоящий тропический ландшафт[9] с могучими лесами, цветущими плантациями и улыбающимися людьми. Я почувствовал, как и во мне нарастает веселье и радость. Наконец-то я вижу не мертвую природу, а исполненную жизни. Несомненно, дон Рональдо, напутствуя меня в Гамбурге, думал о таких вот природных зонах. Как часто, наверное, ему, рожденному среди этой благодати, в нашу мрачную зиму вспоминались и снились его родные места!
Природа здесь щедро кормит людей в любое время года, тем более что население, главным образом молодые поселенцы на земле бывших крупных скотоводческих асьенд, наряду с традиционной кукурузой и бобами освоили множество других культур — сахарный тростник и платано (бананы, требующие варки), сезам, рис и земляной орех, помидоры, кокосовые пальмы, тыквы и многие виды фруктов. Кроме того, они выращивают табак и каучуконосы, хлопчатник и какао, а также разводят свиней и птицу, ибо выше в горах, на высоте от 500 до 1500 метров над уровнем моря, тянется богатый «кофейный пояс» Чиапаса, непрерывно следующие одна за другой крупные плантации, обеспечивающие постоянный спрос на мясо и другие пищевые продукты. С другой стороны, они дают занятие тысячам рабочих из местного и пришлого населения.
На мосту через пограничную реку Сучьяте, чуть повыше самой южной точки мексиканской территории с координатами 14°33′ с. ш., у впадения этой реки в океан, эмиграционный чиновник поставил мне в паспорт мексиканский выездной штамп. Вместе с несколькими другими пассажирами мы перегрузили свой багаж с ширококолейного вагона на вагонетку узкоколейки, и он был доставлен на тот берег. После этого потребовалось совсем уж немного формальностей, чтобы ступить на землю Республики Гватемала.ñ
ТАМ, ГДЕ ГОРЫ СЛУЖАТ МАЯКАМИ
Тук-тук-тук…
«Buenos dias! El desayuno, Señor!» — «Si, bueno, gracias, Maria!» («Доброе утро! Первый завтрак, сеньор!» — «Да, хорошо, спасибо, Мария!»)
Этот зов на совместную утреннюю трапезу в просторной чистой столовой раздавался теперь ежедневно между девятью и половиной десятого. Так обращалась к гостям уже не первой молодости, зато трогательно внимательная, приветливая и до щепетильности чистоплотная служанка Сан-Сальвадорского тропического института, где я нашел временный приют. Раньше этого часа здесь не завтракают, и для того, кто привык рано вставать, такой порядок, пожалуй, несколько жесток. Но долготерпение вознаграждалось: наилучший кофе, какой только может предложить Центральная Америка, хрустящие поджаренные кукурузные хлопья в свежем молоке, пшеничный хлеб, сливочное масло, колбаса, сыр, яйца по выбору, фрукты, здоровенный, досуха прожаренный бифштекс, который полагается здесь к каждой еде, начиная с первого завтрака.
«Не слишком ли шикарно?»— часто приходило мне на ум. Особенно для молодых ученых из разных стран, которые преимущественно и составляли штат этого исследовательского учреждения. Пожалуй, слишком баловал комфортом и превосходный пансион со всякими удобствами и многочисленным обслуживающим персоналом. При дальних выездах к услугам исследователей предоставлялись автомашины с шоферами, раскладные кровати с одеялами, раскладные столы и стулья, продовольствие, даже целые передвижные кухни со спиртовыми горелками, лампами, посудой и богатым выбором консервированных продуктов. Не лучше ли было бы именно тех, у кого впервые зашумел в ушах ветер странствий, познакомить для начала со всеми трудностями, какие встречаются исследователю в дальних краях, и научить преодолевать их своими силами? Однако щедрые ассигнования сальвадорского правительства, а также многочисленных заинтересованных в исследованиях лиц — плантаторов, коммерсантов, промышленников и прочих меценатов — позволяли не стесняться в расходах. Сальвадор решил показать всему миру, что он является наиболее развитым государством Центральной