Моя единственная встреча с гондурасскими солдатами-пограничниками произошла в Канко, деревушке из пятнадцати хижин, стоявшей у ручья с широкой болотистой поймой близ низовий Рио-Крута. Коменданте с очень самоуверенными манерами встретил меня потоком празднословия, весьма скудным ужином и совсем уж микроскопическим количеством кофе, приготовленного в маленьком пузатом кофейнике. За все это, верный традиции своих земляков, он взыскал с меня грабительскую цену. Он был ладино и прибыл сюда из нагорья, но уже давно жил в Москитии и рассматривал себя ее самодержавным повелителем.
— Я совершенно независим от властей в Тегуке, — хвастал он. — Они ни черта не беспокоятся о своих гарнизонах на побережье — ну и нам на них наплевать. Военная оборона и защита национальных интересов Москитии — это задачи, которые мы, коменданте, решаем вполне самостоятельно, — добавил он, исполненный важности.
— А кто поставляет вам солдат? — осведомился я.
— Мы вербуем их сами сроком на один год, и платим им тоже сами.
У меня хватило такта не спросить, откуда коменданто берут на это средства. Я уже знал, что свои издержки они покрывают за счет жестоких поборов с местного населения. Мой собеседник пользовался у мискито но лучшей славой. Сидя напротив, я глядел ему в лицо, и у меня складывалось впечатление, что ему не зря приписывают не одно убийство.
Но я спросил о другом:
— А велик ли у вас гарнизон?
Он немного замялся, но быстро оправился и внушительно заявил:
— Здесь, в Канко, под моим началом находится в настоящее время четыре человека, но часто бывает и шестеро. Еще двое постоянно находятся на посту у устья Круты. Они там на самообеспечении, — дополнил он, великодушно предоставив мне самому догадываться, как практически осуществлялось это самообеспечение.
Такова была здешняя «могучая военная оборона». В Кауркире располагалось еще около дюжины солдат с начальником. Больше никаких воинских сил в Москитии я не встречал. Воображаю, как бы выглядела защита национальных интересов, если бы «ники» вдруг в самом деле всерьез задумали продолжить свое продвижение.
Весь вечер этот властолюбивый солдафон расписывал мне свои подвиги и хвастался своими неограниченными полномочиями. А я пропускал мимо ушей его болтовню и думал о своем, глядя вдаль, где через равномерные промежутки времени вспыхивал во тьме световой луч. Его посылал небольшой автоматический маяк, установленный на восточном берегу устья Круты. Конечно же, он принадлежал не Гондурасу, а Никарагуа. У этого участка побережья движение судов было несколько более оживленным: через портовый городок Кабо-Грасьяс-а-Диос шел вывоз бананов и древесины. Кроме того, «ники» более интенсивно, чем гондурасцы, занимались ночным ловом рыбы. Как давно уже я не видел мигающего маяка!
Из Канко до Кауркиры можно добраться за неполный день пути. Сюда я пришел из Кауркиры через труднопроходимую заболоченную саванну, а теперь шел обратно по длинной косе лагуны Каратаска. Во время сильных ураганов в 1935 и 1941 годах низкие береговые дюны были прорваны разбушевавшимся морем, и вся саванна вплоть до Канко оказалась под водой. Еще и сейчас были заметны последствия этой катастрофы: изменившаяся растительность, множество борозд, по которым стекала нахлынувшая вода, теперь давно уже опресненная дождями. Большая деревня Яманта (или Дьяманта), разрушенная наводнением, так и не была восстановлена, и уничтоженные бурей большие кокали не были заменены новыми посадками. Правительство палец о палец не ударило, чтобы помочь пострадавшим, во всяком случае в этих местах. Горсточка уцелевших жителей влачила в высшей степени жалкое существование в пяти убогих хижинах, стоящих посреди болота. Они опустили руки и покорно ждали очередного бедствия. На меня они смотрели как на существо из другого мира. Нет, сюда не забредал еще ни один из белокожих чужестранцев…
Коса, отделяющая от моря лагуну Каратаска, гораздо шире, чем пересыпи лагун Бруэра и Ибана. На ней расположены крупные плантации кокосовых и масличных пальм, поля юки и риса, который здесь повсюду возделывают без орошения на выжженной целине о влажной почвой. Кроме того, на косе хватает места и для саванн, болотных лесов и нескольких селений. Кауркира — самое обширное из них. Она представляет собой однорядную цепочку домов, вытянутую на двенадцать километров вдоль мешковидного отростка лагуны, носящего то же название. В самой середине селения в 1949 году обосновалась миссия «Моравских братьев», а на некотором отдалении от нее в 1953 году был создан центр гондурасской «Культурной миссии для Москитии». С тех пор в жизни этой далекой мискитской деревни, чья изоляция от внешнего мира никогда существенно не нарушалась, наступил решительный перелом. Здесь поселилось несколько десятков ладино. У лагунного берега была построена небольшая пристань и даже бакен с фонарем, который, правда, никогда не горел. Время от времени сюда приходили небольшие каботажные суда, поддерживая сообщение с Ла-Сейбой и другим портом западного Гондураса.
Фактически хозяевам косы, троице братьев Хейлок с Пиратских островов с их многочисленным потомством, все это создавало новые возможности для умножения их и без того немалого богатства. Каждое суденышко забирало теперь хоть несколько голов из их многотысячного стада и доставляло их на городские скотобойни, увозило также изрядное количество риса с их собственных полей и закупленного у мискито, да еще копру и высушенные шкуры. Взамен этого лавки Хейлоков наполнялись всем, чему могло возрадоваться сердце мискито или в чем могли испытывать нужду представители церковной или культурной миссии. Я немало удивился, найдя здесь, на самом краю Москитии и всего Гондураса, поселение с числом жителей примерно в полторы тысячи, в такой степени вовлеченное в орбиту современного жизненного уклада. Никто, буквально ни один из многих опрошенных мною в Тегусигальпе людей не мог сказать мне об этом селении ничего путного, кроме того, что Кауркиру часто упоминают в связи с недавно посланной в Москитию культурной миссией.
РАЗЫСКИВАЕМ ПЕЩЕРУ
Мне уже не раз приходилось слышать разговоры о какой-то пещере, расположенной далеко вверх по Рио-Варунта. Во времена «лесной лихорадки» несколько белых охотников за махагони добрались до тех мест. Их проводник, мискито по имени Нхассе Джеймс, обнаружил при этом пещеру. Рассказы о ней, как обычно в таких случаях, были приукрашены всякими небылицами. Говорили о подземном дворце с колоннами, с большими залами, каменными столами, скамьями и кроватями. Разумеется, наряду со всевозможными сокровищами там были и человеческие скелеты, которые рассыпались в прах при малейшем прикосновении.
Ну что ж, подобные истории не новы, особенно сказка про скелеты, рассыпающиеся в прах. Но мне было важно установить, действительно ли в этих областях существуют сталактитовые пещеры: конечно, ни о чем другом речь идти не могла. Однако, сколько я ни расспрашивал, напасть на след проводника Нхассе мне не удавалось. В Кауркире я заговорил на эту тему с Ли Хейлоком, одним из трех братьев.
— Хорошо, — сказал он, — я охотно помогу вам в розысках этого Ньяссе. Как только я что-нибудь узнаю, сообщу вам. Куда вы теперь направляетесь?
— Сначала пойду обратно в Ауас, на медицинский пункт, а оттуда предприму несколько новых походов.
— Отлично! Здешние жители иногда ходят в те края. Я передам с ними весточку для вас, — заверил меня любезный торговец.
— Вы мне нравитесь, мистер Ли Хейлок! — вырвалось у меня. — Весьма вам благодарен. Но что же дальше — как дальше насчет пещеры?
— Э, дон Карлос, — засмеялся он благодушно, — вы же знаете здешнюю поговорку: La carga se regia con el camino!
— Вы хотите сказать, — ответил я, в свою очередь развеселившись, — что со временем все уладится само собой?
— Вот именно! Не торопитесь, я уж как-нибудь найду способ вам помочь.
Лучшего союзника в таком деле я не мог себе и желать. Мистер Ли производил куда лучшее впечатление, чем тот чванливый и равнодушный ко всему, кроме прибыли, хозяин фактории в Туси. И действительно, когда я снова попал в Ауас, там меня уже ожидало письмецо. Ли Хейлок писал: «В первый вторник следующего месяца будьте в пункте Аурата у лагуны Варунты. Я заеду за Вами на одном из моих моторных дори (большая пирога) и отвезу Вас вверх по Варунте. Нхассе и еще несколько человек будут посланы вперед, чтобы приготовить место для ночлега. По возможности возьмите с собой еще одного человека. Гуд-бай!»
Это была отличная новость. Нхассе разыскан! Значит, доступ в «подземный дворец» для меня открыт… С моим носильщиком Бенхамином, молодым крещеным мискито, утром назначенного дня я прибыл в лугар Аурата. Этот лугар (пристанище, лагерь), лежащий посреди безлюдной местности, служил местом ночлега странствующим мискито. Я и сам уже не раз останавливался здесь. Это были четыре столба с площадкой на некоторой высоте от земли и с навесом из пальмовых листьев, который хоть как-то защищал от непогоды.
Однако весь день мы прождали напрасно — Ли Хейлок не явился. Горько разочарованный, я в конце концов улегся спать. Однако сон не приходил. Глубокое уныние овладело мною. Почему торговец не сдержал слова? Или на него так же нельзя было полагаться, как и на многих других в этой стране? Постепенно я успокоился. Может быть, просто случилось что-нибудь непредвиденное. Как-никак, у меня все же создалось впечатление, что он был дружески расположен ко мне и готов помочь, не мог же я так обмануться! С этой мыслью я, наконец, крепко уснул.
Часа в три ночи я проснулся от какого-то шума, необычного в этой обстановке. Определенно где-то тарахтел мотор. Далеко во тьме над лагуной я заметил крошечные вспышки — карманный фонарик! Потом шум мотора прекратился.
— Эй, Бенхамин! — Я принялся расталкивать своего безмятежно спящего провожатого. — Проснись же, парень! Они едут. Подбрось дров в костер, надо подать им знак.
Бенхамин зевнул и пробормотал по-испански, в котором не был силен: