– Ну а у меня случилось, – проворчала Касси, вдруг снова разозлившись.
– Что?
– Ничего.
Она захлопнула за собой дверь, не обращая внимания на мамины крики.
– Касси, а ну вернись! Мы здесь так двери не закрываем!
«Конечно, мы обычно тихонечко смываемся, – со злостью думала Касси, пока шла за велосипедом. – Что у нее опять стряслось? Неужели все-таки расстались с Хансом?»
Касси даже почувствовала что-то вроде сострадания, но мигом подавила это в себе. Сначала другое.
«Надеюсь, в Борхерхофе есть почтовый ящик, – думала она по дороге. – У нее нет родных. Но ведь у всех есть почтовый ящик? Ну, кроме бездомных и нелегалов… Интересно, как дела у Мусы? И у Байди с Давидом? Они наконец получили вид на жительство?»
Не сбегать, написать заявление. Хуго легко говорить. Да что ему известно о таких деревнях, где все друг друга знают в лицо? Где полицейский участок меньше, чем их дом? Где Де Баккер – это божество?
Вдалеке между деревьями мелькало красное покрытие теннисного корта. Ее сердце забилось чаще, хоть она и пыталась убедить себя в том, что парни еще были в школе. «Прекрати, трусиха! Еще чуть-чуть, и тебе будет страшно выйти на улицу».
На заборе к одному из столбов был приделан почтовый ящик. Она поднялась на цыпочки, заглянула внутрь и увидела в темноте что-то белое. Отлично, значит, ей иногда приходили письма. И если учесть, что ящик не был набит доверху, она его периодически проверяла и забирала почту. Конверт с книжкой еле пролез в щель и тихонько ударился о дно ящика. Впервые за весь день Касси была счастлива, хоть и не понимала почему.
– Ты ведь сегодня не пойдешь на работу?
Это было утром в среду, они сидели вместе за кухонным столом. Мама была в мешковатой ночнушке и пила кофе, Касси – в футболке на пару размеров больше, чем нужно, со стаканом сока в руках.
– Конечно, пойду.
– А как же твое горло?
Касси ответила что-то неразборчивое.
– Что ты сказала?
– Я не могу просто взять и не выйти на работу.
В общем-то, она была рада, что наступила среда. Заняться делами, увидеться с другими людьми, побеситься из-за Стру: все лучше, чем это ощущение пустоты.
– Это что, какие-то деревенские законы? Здесь запрещается болеть?
Касси ничего не ответила.
– Елки, как же с тобой весело в последнее время. У тебя месячные, что ли?
Касси оторвала взгляд от своего стакана. Может быть, сейчас как раз подходящий момент…
Но тут мама посмотрела на часы и поднялась.
– Ладно, Кас, это не мое дело. Если не хочешь разговаривать, пожалуйста. Ты не видела мой телефон? Нигде не могу его найти.
– Не видела, – соврала Касси.
«А врать становится все легче», – заметила она. Может, из-за того, что в последнее время ей казалось, что она просто ходит во сне. Все было каким-то ненастоящим.
– Можно я тогда сегодня твоим попользуюсь?
– Нет! – это снова прозвучало слишком резко.
– Господи, что с тобой? Такое ощущение, что я, по-твоему, вообще ни на что не гожусь.
– Я… – Касси запнулась, – у меня батарейка села. Его нет смысла брать.
– Черт. – Мама налила себе еще одну чашку кофе. Касси заметила, что у мамы трясутся руки. – Ладно, может, одолжу телефон у Ханса.
– Значит, ты снова уходишь.
Это должно было прозвучать нейтрально, но у Касси не получилось. Ее мать, у которой было блестящее чутье на все, что хотя бы отдаленно походило на неодобрение, тут же взбесилась:
– Да что опять? Я что, должна весь день торчать дома только потому, что ты не ходишь в школу? Сидеть и тащиться от твоего настроения? И к слову, ты сегодня тоже собираешься уйти. Что мне тут делать, окна мыть или что еще? Может, прихваточку крючком вязать?
Касси пожала плечами:
– Это просто вопрос, не надо так кипятиться. Ты вернешься к ужину?
– Понятия не имею. Мы сначала поедем в Арнем, пройдемся по магазинам, а потом посмотрим.
– Я думала, в этом месяце нам надо экономить.
– Ханс платит. Уж я экономлю, как не знаю кто.
Касси вздохнула. Естественно, ее мать тоже будет тратить деньги. Она так всегда делала.
– Насчет аренды звонили, – добавила она спокойно. – Сказали, что-то не так со сроками оплаты.
Мать сделала вид, будто ничего не слышала, однако громкий стук, с которым она поставила пустую чашку на столешницу, демонстрировал обратное. Не говоря ни слова, она ушла наверх. Касси подождала. Ну да – бах! Дверь в спальню закрылась.
Она села на диван и включила телевизор. Начала безразлично переключать каналы, но ничего интересного не увидела: какой-то мультик, восторженные лица в рекламе тренажеров, охотник за крокодилами. Она все быстрее переходила с одного канала на другой, потому что по телевизору оказалось много всего, что ей расхотелось смотреть: несчастные песики, триллеры, клипы с голыми телами. В итоге она остановилась на каком-то сериале. Смотрела до тех пор, пока главный герой не схватил свою неверную девушку за руку, сделав это как-то слишком грубо. Она выключила телевизор, отшвырнула пульт и пошла в свою комнату. Когда она поднялась, то заметила, что у нее участилось сердцебиение, а на лбу выступил пот. «Может, я действительно заболела, – с удивлением подумала Касси, – может, в этом дело? И мне станет легче, как только эта простуда, или что бы это ни было, пройдет?»
Она легла на кровать, повернувшись спиной к окну и положив голову на подушку.
Вспышка. Силуэты, дождь, улица. Проклиная все на свете, Касси отбросила подушку и потянулась к тумбочке за mр3-плеером. Вставив наушники, она попыталась успокоиться, но тревога не проходила. «Это все температура, – уверяла она саму себя. – И с мамой опять поссорились… А со мной все о'кей. Лодыжка больше не болит, рана затянулась, а остальное я просто выброшу из головы. И если та женщина мне ничего не ответит, что ж, ладно. Мне, в общем-то, все равно».
Касси вдруг поняла, что хочет помириться с мамой. Она сейчас пойдет и извинится, мама поцелует ее, и все будет по-прежнему, по крайней мере, так же, как после ее возвращения. И возможно, вполне возможно, что тогда она все ей расскажет.
Она натянула джинсы и сменила свою ночную футболку на новую серо-зеленую кофточку, которую мама недавно ей купила, «потому что она потрясающе подчеркивает цвет глаз». Кофточка была с люрексом, а Касси не нравились эти блестки (смотрится как-то пошловато), ну да ладно, в качестве примирительного жеста сойдет.
Когда Касси спустилась, то обнаружила, что мама уже уехала, ничего не сказав. В комнате на столе стоял лишь вчерашний бокал из-под вина, а рядом с ним – бутылка.
Она вытащила пробку и поднесла горлышко бутылки к носу. Вино пахло кислыми ягодами, довольно вкусно. Осталось еще полбутылки. «Если допью, то, может быть, смогу уснуть, – подумала Касси. – Наконец-то получится крепко уснуть и не видеть кошмаров».
Она поднесла бутылку к губам, собираясь отхлебнуть из нее. Вдруг она заметила свое отражение в экране телевизора: бледная девочка с мешками под глазами и спутанными рыжими кудрями, в обтягивающем топике с блестками и с бутылкой вина в руках. Это зрелище подействовало как холодный душ, и она мигом поставила бутылку на место.
Сколько раз она клялась себе, что никогда не будет пить, никогда! Каждый раз, когда из-за маминого увлечения алкоголем у них возникали проблемы, но отчаяннее всего – когда мама рассорилась с Хуго. Касси вдруг покраснела. «Только представь, если бы он тебя увидел такой…» Она заткнула бутылку пробкой и унесла вино с бокалом на кухню.
Что теперь?
Не зная, что делать, она встала посреди комнаты. Через открытое окно с улицы доносился запах навоза и свежескошенной травы. Два стареньких пластиковых шезлонга прятались в зарослях чертополоха и высокой цветущей травы. Может, выйти на улицу, полежать на солнышке? Не хочется. Что-нибудь съесть? Но у нее не было аппетита, снова не было. Может, почитать книжку? Ох, нет.
Ее взгляд блуждал по предметам в комнате, как будто она видела их впервые, как будто пришла к кому-то в гости. Красный икеевский диван «Клиппан» с желтоватыми разводами. Журнальный столик «Лакк», тоже из ИКЕА, весь в царапинах. Постер с Мэрилин Монро под стеклом с металлическими зажимами. Белый стеллаж «Билли», куда складывали все, что некуда было деть: журналы, стопки рекламных листовок, выписки и письма из банка, несколько пустых ваз, которые не влезали в кухонные шкафчики, корзинка с ключами, сигареты, еще какая-то мелочевка, сувениры с тех времен, когда они еще куда-то ездили, жираф, которого Давид сам смастерил и подарил ей на тринадцатилетие, ржавый ящичек для денег, который мама не разрешала трогать.
– Что в нем хранится? – полюбопытствовала как-то Касси.
– Ничего, абсолютно ничего.
И вот сейчас она сделала глубокий вдох и решительно взяла его руки. Внутри что-то позвякивало. Судя по звуку, это было что-то металлическое. Под ящичком лежало кое-что, и это кое-что оказалось совершенно неожиданным: два сложенных листа формата А4, на одном был печатный текст, второй был весь исписан маминым кривым почерком.
Напечатанное письмо было из «Ведомостей Бирсе», пришло оно через две недели после того, как они сюда переехали. Уважаемая мефрау, – начала читать Касси. – К сожалению, мы не можем помочь Вам с Вашим запросом, так как наша газета была основана в 1985 году. Если Вам нужны материалы до этого года, то Вам лучше обратиться в «Еженедельник Девентера».
На другом листке были имена; имена и какие-то цифры. Касси смогла различить лишь парочку из них, настолько неразборчиво все было написано: 6 Мехтельд Гритье Йансен / Йооп ван дер Слейс. 8 Анна Йаннетье Кроон / Михил тер Керс. 11 Моника Виллемэйн Прент Клаас Велтман.
Нахмурившись, Касси разглядывала мамины каракули. Да чем она вообще занимается? Если она что-то ищет, почему ничего не сказала об этом?
Она отшатнулась от стеллажа и вдруг почувствовала себя совершенно одинокой.