– Я просто хотела заснуть, – мама пыталась возразить. – Я ничего такого не делаю, перестань.
– У тебя же нет проблем со сном?
– Нет, когда я выпью… Но Хуго говорит… – Она глубоко вздохнула. – Солнышко, у меня такая слабость… Я еще чуть-чуть посплю, хорошо?
Не дожидаясь ответа, она отвернулась к спинке дивана.
– Муса переночует у нас, – сказала Касси. – Сегодня днем приедет. Он заберет меня из школы, и мы вместе приедем домой.
– Муса… – пробормотала мама в полусне. – Я его знаю?
– Нельсон Мандела.
– А, этот, да… А Хуго тоже приедет?
– Нет, – удивилась Касси. – С какой стати?
– Тупой зануда… Видеть его больше не хочу. Если он…
Ее голос постепенно затихал и превращался в слабый шепот, который вскоре сменился размеренным дыханием.
Касси взяла сумку и вышла. Она закрыла за собой дверь очень тихо, хоть и понимала, что мама не проснулась бы даже от пушечных залпов.
На улице снова моросило.
Этим утром предлоги дательного падежа в немецком языке волновали ее в последнюю очередь. Мама, Коба, Стру – вот те слова, которые не давали ей покоя. И поскольку каждое из них наводило на мрачные мысли, она оканчивала почти все свои размышления словом «Муса». Муса приедет. Муса сделает все для того, чтобы остановить зло.
«Интересно, все еще спит? – думала она. – Я ведь все таблетки выбросила?» Время от времени Касси поглядывала на одноклассников, которые так же, как она, сидели, уткнувшись в свои тетрадки. «А их мамы тоже выкидывают такие фокусы? Наверняка нет», – с горечью подумала она. Но как только в ней вновь закипал гнев, возвращались те мысли, которые, как деревяшка на воде, никак не хотели тонуть. «Почему она так несчастна? Может, надо было остаться дома? А вдруг я просто плохая дочь? Кость в горле, обуза?»
Мысли о Кобе этим утром тоже ее не радовали. А вдруг Коба была права? И теперь вся деревня ополчится на нее, когда…
«Не надо было ходить в полицию, – отчаивалась Касси. – Теперь все будет только хуже».
«Боже, – она представила, как Стру грозит ей указательным пальцем. – Еще чуть-чуть, и у меня действительно будет дурная репутация».
Фейнстра, в которого она сегодня врезалась на перемене, только подлил масла в огонь.
– Есть новости по поводу расследования? – спросил он.
– Нет, – ответила она односложно, надеясь побыстрее закрыть тему. Но нет, Фейнстра был в своем репертуаре.
– А ребята? Нормально себя ведут?
Она пожала плечами:
– Меня пока не трогали.
И снова его испытующий взгляд:
– У тебя ведь все в порядке?
– Да, конечно, все хорошо, – сказала она и, желая избавиться от назойливого учителя, добавила: – К нам приедет один мой хороший друг, он мне как дедушка. Поможет немного, и все такое.
– О, это просто чудесно! – сказал Фейнстра, и прозвучало это так, будто он действительно был очень рад за нее.
Касси уже собиралась сбежать от учителя, но он ее все не отпускал.
– Кстати, завтра в половине первого собрание редколлегии.
– Знаю, я приду.
– И захвати свои тезисы, ладно? Не хочу слишком затягивать с публикацией сборника.
– Хорошо, я постараюсь.
Как будто у нее мало забот…
Весь следующий урок она внимательно разглядывала свою фалангу храбрости. И когда это уже не помогало, она мысленно повторяла своеобразное заклинание: «Муса приедет, Муса приедет». И ей становилось легче.
Он ждал ровно на том же месте и так же сидел с закрытыми глазами, наслаждаясь концертом для фортепиано. Увидев его, Касси вздохнула с облегчением. С этими взрослыми никогда ничего не знаешь наверняка.
Первые пять минут они ехали молча. Столько всего хотелось обсудить, что Касси не знала, с чего начать. Наконец она сказала:
– Я предупредила маму, что ты приедешь, но не знаю, понимала ли она, что я говорю. Возможно, она… немного разнервничается. У нас еще никто не оставался на ночь.
– Она не против, – спокойно ответил Муса. – Мы уже говорили, она и я. Долгий разговор. И смотри…
Он показал на заднее сиденье, заваленное пакетами.
– Продукты. Буду вас немного кормить. Слишком худые, обе две.
Касси откинулась на спинку кресла. Муса в самом деле приехал. А скоро он, гремя и грохоча сковородками и тарелками, будет ходить у них по кухне и что-то напевать себе под нос, как он делает всегда, когда чем-то занят. Они вместе поужинают за кухонным столом, а вечером он ляжет спать в соседней комнате на раскладушке. Когда Муса рядом, они в безопасности. Покой и синева… Ей вдруг показалось, что она не спала уже несколько недель.
– Сколько ты у нас пробудешь?
– Не знаю, как получится.
«Может быть, все лето, – с надеждой подумала Касси. – Пока все не закончится». Она представила, как они вместе ходят на речку, устраивают пикники. Муса навел бы красоту в саду и готовил бы каждый день, а если бы ему надо было съездить в Лейден, по поводу документов на гражданство или его волонтерства, она, разумеется, поехала бы с ним.
– Полиция приходила сегодня в твой дом, – сказал вдруг Муса, – а завтра они поговорят с парнями. Значит, написала заявление, отважная Касик.
От спокойных и блаженных мыслей не осталось и следа. Касси выпрямилась:
– Серьезно? Уже завтра? Со всей четверкой?
– Думаю, да.
Мысли метались у нее в голове, словно испуганные зверьки. В горле встал ком, и она чувствовала себя так, будто на груди у нее лежал тяжеленный портфель Фейнстры.
Муса взял ее за руку:
– Не надо сразу взбираться на гору, сначала – маленькие шаги, по одному каждый день.
– А мама была дома, когда полиция приехала?
Муса кивнул.
– Сильно… шумела?
– Нет, была достойной мамой. Очень хорошая. Но…
Он замолчал, аккуратно объезжая большой грузовик, который встал поперек дороги.
– Но что?
– Твоя мама немного запуталась. Парень всё, Хуго злой, печалится о тебе…
– И что же? – спросила Касси, раздраженно и нетерпеливо одновременно.
– Чувствует бессилие, не может отправить твою боль. Злится на плохой мир и плохую маму. Должна защитить ребенка, не переезжать, не встречаться ни с кем, ничего.
Касси на секунду задумалась над его словами.
– А почему Хуго на нее злится? – ей стало интересно. – И с каких пор?
– Когда парень ушел, маме стало одиноко. Звонит Хуго, а Хуго сердится, потому что беспокоится за тебя. Говорит – хватит пить, иди к психологу, плохая мама. И отключается.
Касси вздохнула.
«А дальше все как обычно, – устало подумала она. – Мама продолжает названивать, Хуго злится все сильнее, потом перестает отвечать. А потом… Мама в жутком состоянии. Пьет. Кидается вещами. А теперь еще и таблетки добавились».
– Это все вчера произошло?
– Да.
На глазах у Касси навернулись слезы.
– Вот видишь, не надо было даже знакомиться с этой Кобой. Во всем я виновата.
– Нет, Касси, – уверенно ответил Муса. Его голос вдруг зазвучал как вчера вечером, когда они говорили о таблетках. – Тебе пятнадцать, дочка. Ей за сорок, мама. Сама думает, сама решает.
– Ты же сам говорил, что она больна…
– У многих такая болезнь: устали, несчастные, но пока мозги немножко работают, люди сами ответственные, – сказал он строго. – А мама тоже может выбирать. Очень хорошо знает: алкоголь не помогает, маленькие мужчины тоже нет.
Касси захохотала:
– Молодые мужчины, ты хотел сказать.
Она вытерла лицо рукавом и сделала несколько глубоких вдохов.
Бедная мама. Понятно, она хотела доказать Хуго, что может легко обходиться без алкоголя, поэтому на столе не было ни одной бутылки, только апельсиновый сок.
– Погоди-ка… она сказала, что таблетки ей дал Ханс. Каким образом, если они расстались?
– Вероятно, дал ей на прощание, – коротко ответил Муса. – Плохой человек. Я правильно говорю – маленький человек.
– А что теперь делать?
– Думаю, лучше всего убрать алкоголь, пойти к психотерапевту.
– Ничего она делать не будет. Хуго ей уже тысячу раз предлагал.
– Может, сейчас будет. Ради тебя.
– Ладно… Что ж, это было бы неплохо. Даже прекрасно.
Муса кивнул, но как-то неуверенно.
– Правда ведь? Это же было бы прекрасно, да?
– Лучше все же лечь в клинику.
– Ого! – воскликнула ошеломленная Касси и, обдумав его идею, спросила: – А сколько длится лечение?
Он пожал плечами:
– Несколько недель. Может, месяцев.
Она с недоумением посмотрела не него:
– А как же я?
Он ничего не отвечал, а только смотрел вперед, наморщив лоб.
– Может, ты останешься…
«Со мной!» – хотела сказать Касси, но передумала, увидев, как Муса еще сильнее нахмурился.
– Да, ей нельзя уезжать на несколько месяцев, – сказал он грустно.
Касси молчала. Она посмотрела на фалангу храбрости, а затем рассерженно спрятала пальцы под ногу. Взрослые… Она вдруг снова почувствовала на себе холодное прикосновение Кобы.
– Слушай, я и одна справлюсь.
– Так долго? Нет.
– Или… – она сделала глубокий вдох, – или я могу пожить у Кобы. У нее полно места.
– У Кобы? Кажется, я не знаю, кто эта Коба?
– Коба – моя подруга.
Она достала из кармана ключ и с гордостью продемонстрировала его Мусе:
– Смотри, это от ворот. Тех высоких ворот, ты видел.
Муса начал припоминать.
– Коба… это та пожилая дама, где ружье и собака? – вопрос прозвучал одновременно удивленно и обеспокоенно.
– Да, но она не сумасшедшая и никого не убивала. Она просто немного одинока, и у нее была трудная жизнь.
– Может, тогда это хорошая идея.
Но Касси показалось, что он отнесся к этой идее с недоверием.
«Надеюсь, он не думает, что может играть со мной в заботливого папочку, – сердито подумала она. – Уж лучше пускай уезжает, потому что мне такое отношение не нужно, даже от него».
Дело было не в его стряпне. Касси три раза сказала, что рис наси получился отлично, гораздо лучше, чем в китайской кафешке. Даже мама, которая со своими опухшими глазами и торчащими в разные стороны волосами сидела за столом как больная птичка, глядя в тарелку, прошептала, что ужин чудесный. Но тарелки все никак не пустели, и как Муса ни пытался развлечь своих собеседниц, атмосфера оставалась напряженной. Мама ковыряла рис вилкой и не отвечала, даже когда ее о чем-то спрашивали. Касси пыталась быть веселой, но то и дело возвращалась к мыслям о том, что о ней будут говорить в деревне, что сделает полиция и как бы устроить так, чтобы остаться пожить у Кобы. И, что было еще актуальнее, о своем эссе «Семейные тайны», потому что его надо было вот-вот сдать.