Касси молча смотрела в темный монитор компьютера.
– Или могу сказать, чтобы он не заходил дальше сада.
– Да, супер, – вздохнула Касси, – давай пригласим соседей полюбоваться на это шоу.
– Не бесплатно, разумеется, – пошутила мама. – Два евро за стоячее место.
– А папаша Де Баккер, он уляжется на старом шезлонге?
– Ну уж нет, пускай постоит.
Они засмеялись. Мама обняла Касси за плечи:
– Он придет не для того, чтобы рассматривать наши вещи. Или ты думаешь, что он из журнала а-ля «Дом и интерьер»?
Касси фыркнула:
– Ты хотела сказать, из икеевского каталога.
– Неважно. Ты же не знаешь, чего он хочет, может, просто хочет извиниться. Сказать, что его сын сволочь. Ведь не обязательно, что он такой же.
– Ага, держи карман шире.
– Мы потерпим, ладно? Да и что такое десять минут? Можем закрыть шторы и выключить свет, чтобы он ничего не увидел. Или завязать глаза, так даже лучше.
Мама захихикала, представив себе эту картину. Она поднялась и потянулась.
– Солнце, я вниз, думаю выпить бокальчик вина. Спустишься ко мне?
– Да, сейчас.
Как только мама спустилась по лестнице, Касси набрала номер Хуго.
– Понимаю, почему ты не прыгаешь от радости, – сказал он задумчиво, – но разве тебе совсем не любопытно, что он собирается сказать? Кто знает, может, ты что-то выиграешь от его визита…
Он помолчал секунду, затем спросил:
– У тебя, случайно, нет отдельного записывающего устройства, которые обычно используют на совещаниях?
– Диктофона? Есть, у всех членов редколлегии есть такой. Мы пользуемся ими, когда берем интервью.
– Отлично! Ты умеешь с ним обращаться?
– В смысле?
– Извини, иногда забываю, что ваше поколение такое продвинутое, я не очень в ладах с техникой. Хорошо, в общем, положи его куда-нибудь и запиши весь разговор. Дополнительный плюс: скорее всего, Моник будет аккуратнее подбирать выражения, если все будет записано. Касси, обязательно вдолби ей это в голову. Что этот разговор может быть очень полезен, но запись не должна вся состоять из оскорблений и ругани.
Мама полностью поддержала идею с диктофоном.
– Мы выведем его на чистую воду, – воинственно сказала она. – Его и его поганого сынка.
Тем вечером они опробовали диктофон. Не только как начать запись, но и то, насколько чувствителен микрофон, будет ли что-то слышно, если спрятать устройство в карман. Все работало хорошо, пленки должно было хватить на два часа записи.
Они сидели за столом как настоящие заговорщики.
– Мы выведем его на чистую воду, солнце, – все повторяла мама. – Они получат по заслугам.
Следующим вечером, ровно в семь, возле дома остановился черный «БМВ». Из него вышел мужчина в клетчатых брюках и ослепительно-белой рубашке поло и уверенно направился к двери.
– Боже, ну и пижон, – усмехнулась мама. Они стояли у окна в ее спальне, плечом к плечу. Касси в сотый раз проверила карман: диктофон был на месте.
Раздался звонок в дверь.
– Пойдем, – уверенно сказала мама. – Не заставим этого козла долго ждать. Быстренько разделаемся с ним и все.
Пока она открывала дверь, Касси села на диван и дрожащим указательным пальцем нажала кнопку «включить». Лампочка на диктофоне послушно замигала.
Де Баккер вошел в комнату, окутанный облаком аромата лосьона после бритья. Мама начала демонстративно кашлять.
– Бог ты мой, – она пыталась отдышаться и, разгоняя рукой воздух вокруг, пошла к окну, чтобы открыть его пошире. – Очевидно, комары и мошки вам не страшны. Господи, да вы ходячая приманка для ос.
– Судя по вашему приветствию, вы совершенно не настроены на цивилизованную беседу, – произнес Де Баккер невозмутимо. Говорил он правильно, но в речи его все равно отчетливо слышались особенности местного диалекта.
– В первую очередь, я не настроена задохнуться от вашего благоухания, – холодно парировала мама. – Садитесь, пожалуйста. Уверена, вы знаете – это моя дочь Касси. Наверняка вам приходилось слышать ее имя. Выпьете что-нибудь?
– Я здесь не для того, чтобы непринужденно с вами чаевничать.
– В этом я с вами солидарна, – ответила мама. – Поведайте нам, зачем же вы тогда здесь?
Де Баккер откашлялся.
– Вся эта ситуация, ситуация, в которой вдруг оказались наши семьи, она… неприятная. Чрез-вы-чай-но неприятная. Ваша дочь подавлена, я понимаю, я сожалею, но не лучше ли будет – как раз поэтому, – если мы не станем давать ход этой злополучной истории? Судебное разбирательство – это всегда такая нервотрепка… Все будут это мусолить, в газетах обязательно напишут… Неужели она заслуживает такого отношения? Да и мой Эдвин… Возможно, вы понимаете, как это отразится на его будущем, на его добром имени…
– На его имени! – вспыхнула было мама, но, поймав на себе строгий взгляд Касси, осеклась. И прибавила: – Об этом ваш сын должен был подумать до того, как стал домогаться моей дочери.
– Домогаться, домогаться… Не слишком ли это громкое слово? Я бы, скорее, назвал случившееся неудачной шуткой. Откуда Эдвин мог знать, что ваша дочь отреагирует так… по-детски?
У мамы побелели костяшки пальцев. Касси видела, как она, стиснув кулаки, вонзила длинные ногти себе в кожу, чтобы не сорваться.
– То есть вы не отрицаете, что произошло что-то в этом роде? – в голосе у нее был лед, огромные осколки льда с острыми краями.
– Нет, что вы, конечно, не отрицаю, – Де Баккер не заметил угрозу в голосе. – Вовсе нет. Я читал показания вашей дочери, и честно говоря, все сходится с тем, что мне рассказал Эдвин. Но доводить это до суда, со всеми вытекающими из этого последствиями… Подростки, что с них…
Он нахмурился, посмотрел вниз, смахнул невидимую пылинку с брючины, снова поднял глаза, посмотрел на маму, затем – на Касси, обвел взглядом комнату и вернулся к маме.
– Что вы скажете, если я предложу вам сделку? С моей стороны – возмещение морального ущерба, компенсация. Будьте уверены, мы проведем серьезную работу с Эдвином, лишим его всех привилегий, и такого больше не повторится. Если сейчас мы с вами договоримся, что… – он еще раз оглядел комнату, – что никакого суда не будет, мы сами накажем мальчишку, а вы… получите пятнадцать тысяч евро? Что вы на это скажете?
Мама поднялась и подошла к входной двери.
– Я скажу, что вам пора проваливать, менейер Де Баккер. Прямо сейчас. Вы уже достаточно испортили нам здесь атмосферу.
С недоверчивым выражением в глазах Де Баккер встал с дивана.
– Но мефрау… Пятнадцать тысяч евро – это немалая сумма.
В глазах у мамы засверкали молнии. Она держалась за дверную ручку, не произнося ни слова.
– Двадцать? – попытался Де Баккер.
– Убирайся. Быстро.
Он направился к выходу, качая головой, словно отказывался верить в происходящее.
– Мефрау, вы меня недооцениваете, – прошипел он. – Вы поступаете неразумно. Запомните, я тоже буду бороться за своего ребенка.
Он остановился в дверях, порылся в кармане и, достав визитку, протянул ее маме:
– На случай, если вы передумаете.
Мама к ней даже не прикоснулась. Она стояла неподвижно, как ледяная статуя, и произнесла лишь:
– До свидания, менейер Де Баккер.
И он удалился.
Касси всю трясло, снаружи и внутри. Она чувствовала злость и страх, но ее не покидало ощущение триумфа.
– Ты молодец, мам, спасибо. Спасибо, что ради меня отказалась от двадцати тысяч евро.
Маме пришлось несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, прежде чем она снова смогла говорить.
– Ну, я уже успела об этом пожалеть, – она засмеялась, но, увидев выражение лица Касси, приобняла ее за плечи одной рукой и прижала к себе. – Солнышко, перестань, я просто шучу. Предложи он хоть миллион! Нет уж, я ни цента не возьму у этого типа. Его сынка нужно повесить, и точка.
Она выпрямилась и буквально сияла.
– Смотри-ка, а я уже могу за себя постоять, и за тебя тоже. Справляюсь с кризисными ситуациями. В общем-то, и не нужна мне никакая терапия. Я просто останусь с тобой, слишком уж сильно я тебе нужна.
Касси покосилась в сторону мамы. Фух, она улыбалась.
– Ну, думаю, пару недель я потерплю.
Касси захотелось чмокнуть ее в щеку, но мама вдруг положила ей на плечи вторую руку. Так они и стояли посреди комнаты, тесно прижавшись друг к другу. Было немного необычно, но очень хорошо.
B среду, перед тем как пойти на работу, Касси занесла запись в полицейский участок.
На месте была только Грейт. С сияющими глазами она прослушала, что сказал Де Баккер, а затем радостно посмотрела на Касси.
– Так и знала, – сказала она. И повторила: – Я так и знала.
Потом Грейт бросила взгляд на входную дверь за спиной у Касси и прибавила:
– Я на дух не переношу этого болвана. Он раньше учился в одной школе с моим братом. Вечно выпендривался и строил из себя главного. Никакого сладу с ним не было.
Она убрала диктофон в коричневый бумажный конверт и уже собиралась его заклеить, но неожиданно остановилась.
– Вообще-то сначала надо сделать копию, – сказала она. – Так будет надежнее. Представляешь, если пленка пропадет.
– Я умею копировать только простые кассеты, – ответила Касси. – Такие маленькие – нет.
Грейт задумалась.
– Может, у моего брата получится. Он работает на местном радио.
– Здесь есть радио? – в недоумении спросила Касси.
Грейт пожала плечами:
– Почти никто об этом не знает. Ну, кто сейчас слушает радио?
Она пообещала сделать все возможное. И если все получится, прислать Касси копию.
Выйдя на улицу, Касси посмотрела на городские часы и вдруг поняла, что до начала ее смены осталось всего две минуты. Она запрыгнула на велосипед и помчалась в магазин.
Стру уже ждал ее. С каменным лицом, прямой как палка, кулаки сжаты. «Сейчас будет стучать пальцем по циферблату своих часов», – подумала Касси, потому что он всегда так делал, когда она опаздывала, и неважно, что опоздание, как и сейчас, составляло всего две минуты.