виле весной, как красиво там все зацветает в эту пору. Все, что было связано с этим местом, казалось мне черным и мрачным. И только сейчас я поняла, что иногда была там счастлива. Мне бы хотелось пожить там пару недель, особенно осенью. И лучше всего – вместе с тобой.
В это мгновение у Касси зазвонил телефон. Она быстро подошла к стулу, на котором висела одежда, и достала мобильник из кармана брюк. Оба забрала поднос и тихонько вышла из комнаты.
Звонил Муса.
– Завтра рано утром я еду в Вирсе, – сообщил он. Связь была плохая, Касси едва могла его расслышать. – Сначала еду в Зволле, забрать маму, там два часа.
– Но за мамой еду я, – вспылила Касси. – Мы в воскресенье договорились.
– М-да, не знаю. Мама попросила…
– И ты, конечно же, прискачешь как рыцарь на белом коне. Четыреста километров, чтобы довезти кого-то до дома, тебе не кажется, что это чересчур?
– Еду обратно не ради мамы, а ради мефрау Кобы, – серьезно ответил Муса. – Есть дело, серьезное дело, она должна знать.
– Ладно, – сказала Касси немного спокойнее. – Ну, как ей угодно. Я думала, она хочет поскорее увидеться со мной. Да уж, она, наверное, стала какой-то особенной, раз автобус ей больше не подходит.
Муса неожиданно куда-то заторопился:
– Скажи, пожалуйста, я приеду к мефрау Кобе. И позвоню еще, может быть, да? – И он отсоединился.
Касси с недоумением посмотрела на экран телефона: да, разговор действительно был окончен. Она вздохнула, откинула волосы назад и начала медленно одеваться. Когда застегивала молнию на джинсах, телефон снова зазвонил.
– Мама хочет, ты и я приехали вместе, – сразу выдал Муса. – Моя ошибка, неправильно понял, извини.
«Ага, еще бы», – подумала Касси, но ответила:
– Ладно.
– Сначала еду в Вирсе, забираю тебя.
– Хорошо. Только…
Муса перебил ее:
– Всего одна маленькая монета, и аппарат глотает быстро-быстро, как голодная собака хлеб. Один час, увидимся и…
Раздался длинный гудок, и связь прервалась.
Оба стояла на кухне с прилипшими к рукам комочками густого теста, вся ее блузка была в муке.
– Что это ты затеяла?
– Хочу испечь хлеб и сливовый пирог. На завтра.
– Давай помогу.
Оба локтем подвинула к Касси миску со сливами:
– Можешь разрезать их пополам и доставать косточки.
– Все резать?
– Да, в духовке они станут меньше.
Четыре сливы спустя Касси сказала:
– Муса тоже будет здесь. Мы вместе поедем за мамой.
– Ого. Вот так мероприятие.
– Вообще-то, он приедет к тебе. С мамой случайно совпало.
– Ко мне?
– Да, ему надо с тобой о чем-то серьезно поговорить, так он сказал.
Оба кинула крупный ком теста на посыпанную мукой столешницу и раскатала его. Затем она сложила получившийся пласт в несколько слоев и принялась заново раскатывать тесто.
– Интересно, о чем? – она начала размышлять вслух. – Надеюсь, не надо крыть крышу? Нет, не думаю, она прилично выглядела… Может, они просто обнаружили пару прогнивших балок? Или…
Она замолчала и стала изо всех сил мять тесто, а затем вздохнула.
– Боюсь, у него какие-то плохие новости, иначе Муса не поехал бы сюда, чтобы рассказать об этом.
– Может, они нашли клад, – предположила Касси.
– Да, конечно. Тетки были бедны как церковные мыши.
– Ну а вдруг кто-то еще раньше спрятал. Дом ведь очень старый?
– И то верно.
Это был странный день.
Касси с отсутствующим видом бродила по дому, собирая вещи.
«Интересно, мама теперь не будет пить?
Может, у нее новый парень? Или новая стрижка.
Может, я ей больше не нужна.
Если так, то я останусь жить с Обой».
Оба казалась такой же потерянной. Не уследила за хлебом, и он сгорел, потом ушла к себе в мастерскую. Одна.
Пока Касси, тоже в одиночестве, нехотя собирала в сумки свои вещи.
Всю дорогу до клиники Касси боролась с противоречивыми чувствами. Да, она соскучилась по маме, но от маминого внезапного желания, чтобы ее забрал Муса, ей до сих пор было не по себе. А теперь еще эта загадочная посылка, которую Муса привез с собой из Франции: прямоугольная, в палец толщиной, замотанная в холстину и перевязанная бечевкой. Увидев надпись Для моей дорогой Коотье, выведенную округлым почерком с завитушками, Оба сразу узнала руку тетушки Лоис. Как только посылка оказалась у нее в руках, Оба ушла в себя. Она сидела со свертком на коленях и не отводила от него взгляда, а их с Мусой поездка в клинику будто бы и вовсе перестала ее волновать. Касси с трудом преодолела внезапное желание остаться в Борхерхофе. Узнать, что под холстиной, быть рядом с Обой, когда она откроет сверток, – это вдруг показалось ей гораздо более важным, чем ехать за мамой.
«Так нельзя, – сказала Касси себе. – Так будет несправедливо».
Но желание было очень сильным. Даже когда они подошли к машине, она вдруг изобрела повод вернуться, чтобы забежать в дом и спросить:
– Как ты, Оба? Не хочешь, чтобы я осталась?
Но Оба удивленно подняла глаза, посмотрела так, будто только что очнулась от сна, и ответила:
– Зачем, милая? Ты же сейчас вернешься.
Как будто ее совершенно не беспокоило, что она останется в одиночестве.
Все изменилось, когда Касси увидела маму. Светило солнце, мама сидела на низенькой каменной ограде возле главного входа, в ногах у нее стоял чемодан. Касси забыла о Мусе и со всех ног помчалась по парковке к зданию клиники.
– Мама! Мама!
Она увидела, как мама встала и начала оглядываться по сторонам. Но как только она нашла глазами Касси – а случилось это быстро, – ее лицо просияло.
Касси нетерпеливо бросилась в мамины объятия.
– Солнышко… Не думала, что буду так по тебе скучать.
Касси зарылась лицом в теплые мамины волосы и ничего не ответила. Они стояли в обнимку, пока не подошел Муса.
Мама обняла и его.
– Спасибо, что приехал за мной, Мандела. Путь был неблизкий.
Только теперь Касси стала осторожно разглядывать маму. Она говорила расслабленно, но так было и раньше, когда мама была в хорошем настроении. На лице было меньше косметики, при этом она хорошо выглядела. Загорелая. Подтянутая. Бодрая. Волосы ничуть не изменились. Еще сильнее, чем прежде, она походила на шведскую няню.
«Хотя нет, – поправила себя Касси. – Скорее, теперь она похожа на шведскую маму. Не то чтобы она постарела, просто. Она больше не напоминает суетливого подростка».
– Разглядываешь мои мышцы? – спросила мама. – Смотри сюда…
Она напрягла бицепс и засмеялась.
– Три раза в неделю – обязательный фитнес, и вот результат. В здоровом теле – здоровый дух, они тут свято в это верят. Еще я теперь бегаю, каждый день минимум три километра. Они сказали, что это помогает при плохом настроении. Когда приедем домой, я буду каждое утро бегать к твоему менейеру Стру и возвращаться со свежим хлебом. Как тебе такое?
– Поверю, как только увижу, – захихикала Касси.
– Договорились, солнце, все будет, – она окинула взглядом дочь. – А ты, кстати, тоже неплохо подкачалась. Как тебе это удалось?
– О… Передвигала мебель, копала, колола дрова, убирала за козами и таскала помет в компостную яму, все в таком духе.
– Звучит неплохо. Слушай, в Лейдене тебя теперь не узнают.
«Боже, Лейден, точно», – вдруг вспомнила Касси. Казалось, все это было так далеко и давно.
– Кстати говоря, я, кажется, знаю, как нам вернуться, – сказала вдруг мама. – Кое у кого здесь есть сестра в Лейдене, которая безумно хочет вернуться на восток. Мы можем махнуться домами, все будут счастливы. Как тебе?
– Здорово, – неуверенно ответила Касси.
Муса поднял чемодан как перышко.
– Еще один качок, – удивленно сказала мама. – А ты чем таким занимался, а, Мандела?
– Делаю старый французский дом опять красивый, – с гордостью ответил он.
– Дом, в котором раньше жила Оба, это в Ревиле, – объяснила Касси. – Я продала кучу ее вещей, и теперь дом снова принадлежит ей.
Мама нахмурилась:
– Кажется, я многое пропустила.
Касси положила руку ей на плечо и сказала успокаивающе:
– Ничего страшного, мам. Мы тебе все расскажем. У тебя наверняка тоже много чего произошло.
– Да, так и есть.
Пока они шли к машине, мама постоянно оглядывалась. Подойдя к старенькому «пежо», она остановилась рядом.
– И все же мне трудно уезжать отсюда, – тихонько проговорила она.
– Время глубоких эмоций, сильные связи, – понимающе заметил Муса.
Она кивнула с благодарностью:
– Очень сильные. Мы всё делаем вместе. И никогда не болтаем просто так, о всякой ерунде.
– А о чем говорите? – поинтересовалась Касси.
Мама пожала плечами.
– О многих вещах. Наверное, чаще всего о пустоте вот здесь… – она положила руку на грудь. – И о том, что ее не заполнить парнями и вином, потому что это место, где должна быть родительская любовь. А еще о том, как работать со своими эмоциями и все такое.
Она покосилась на Мусу и засмеялась:
– Я не уникальна, Мандела, представляешь? Оказывается, в мире полно таких же неудачников.
– Настоящих людей, – поправил ее Муса. – Еще вернешься сюда иногда?
– Каждые две недели, один раз утром, один – вечером.
Она так посмотрела на клинику, как будто уже хотела туда вернуться. Но затем сделала глубокий вдох и приобняла Касси.
– И все же я ужасно рада снова оказаться рядом с вами. Нам будет хорошо вместе, обещаю.
Пока они ехали обратно, в машине было довольно тихо, но тишина эта не давила. Касси даже была рада. По крайней мере, так ей ничто не мешало думать о том свертке. Это могли быть фотографии. Может, Лоис незаметно сфотографировала маленькую Сандрин. Только бы Оба не расстроилась, увидев это. Не рассердилась и не разнервничалась.
«А то она опять пойдет пилить деревья в одиночестве», – запереживала Касси.
– Сначала в Борхерхоф, за вещами? – спросил Муса, когда они въехали в деревню.