– Да, но Оба добрая и милая.
– Это ты так считаешь. У вас есть связь, Оба появилась в твоей жизни тогда, когда ты в ней больше всего нуждалась. У твоей мамы все иначе. Представь: она выходит из клиники, только начинает понимать, что ей надо принять пустоту внутри, и – бац! – кто тут появляется? Мать, с которой все это началось. Если бы со мной такое случилось, я бы наверняка был вне себя от ярости.
– Вне себя? Но почему? – Касси с недоумением посмотрела ему в глаза.
– Потому что…
Поразительно не соответствующий месту в своем идеальном костюме и в начищенных до блеска туфлях, Хуго следил за струйкой песка, что разлеталась на ветру.
– Потому что вдруг становится до боли очевидно, что нынешняя мать не сможет восполнить потерю прошлого. Кто-то другой поднимал ее, когда она падала, клеил пластырь, когда она расшибала коленки, утешал – или не утешал, – когда ей снились кошмары. Она, наверное, придумала сотню историй, сотню причин того, почему ее мать не могла оставить ее у себя. И тут вдруг появляется она – женщина, которая просто ее отпустила.
– Просто? У нее не было выбора.
– Кас, всегда есть из чего выбирать. Именно поэтому жизнь настолько сложная штука.
– Но она поверила тетушкам!
Хуго пожал плечами.
– Она знала, какой стервой была Элизабет. Знала, что ее отец был против ребенка. Верить кому-то – это тоже выбор. Да и… сколько ей было лет? Уж точно больше двадцати?
Касси ничего не ответила. Она смотрела на воду, на волны, которые приходили и уходили. Мимо пробежал пес с палкой в зубах.
– А мама? – сказала Касси дрожащим голосом. – По-твоему, быть несчастной – это тоже ее собственный выбор?
Хуго мягко провел рукой по ее огненно-рыжим волосам.
– Додо, я не хотел тебя расстраивать, извини.
– Просто ответь на вопрос.
Он посмотрел на часы, глубоко вдохнул, выдохнул и сказал:
– У твоей мамы было непростое детство, это оставляет следы, глубокие следы. Но в какой-то момент все мы вырастаем. Тогда мы перестаем зависеть от окружающих нас взрослых и начинаем делать свой выбор. Это касается всех, твоей мамы в том числе. Есть разные способы жить дальше после того, как в твоей жизни случилось большое горе.
– Муса тоже что-то такое говорил.
– Муса мудрый человек.
– Оба тоже так считает.
Хуго засмеялся:
– Ага, значит, я в хорошей компании.
Он вдруг снова стал серьезным.
– Муса – это живое доказательство того, что можно жить, испытав самое страшное в жизни, но, возможно, ему в какой-то степени было проще, так как он пережил это все в сознательном возрасте. У маленьких детей еще нет тех слов, которыми они могли бы описать свой страх и свою грусть. Я думаю, что потом, когда ты становишься взрослым, очень трудно понять, откуда и почему у тебя снова и снова появляется это тяжелое чувство.
– Она сказала, что в клинике они много говорили об этом. Что у нее внутри есть пустота, которую она до сих пор пытается чем-то заполнить.
Хуго долго не отвечал.
– А ты, кстати, еще любишь ее? – вдруг вырвалось у Касси.
– Когда у нее хорошее настроение, она очень приятный человек, – тактично ответил Хуго. Он опять вздохнул и посмотрел на нее с улыбкой: – К слову, о выборе и тому подобном: ты отважно сражалась последние несколько месяцев, просто героически. Я горжусь тобой, Додо. Ты взяла курс на то, чтобы стать взрослой.
Очевидно, это был комплимент, но Касси ему не обрадовалась.
Стать взрослой… По ощущениям, это было чем-то неприятным, чем-то невыносимо тяжелым.
– Но я не хочу, вот совсем, – сказала она с грустью в голосе. – Я как раз таки надеялась, что…
Да, на что, собственно? Она молча пожала плечами.
Хуго кивнул, как будто понял, что она имела в виду.
– Две женщины будут заботиться о тебе, решать все проблемы, а ты будешь жить припеваючи. Немножко уроков, немножко пообжиматься с Диджеем…
Касси расхохоталась:
– Пообжиматься! Это что еще за слово такое?
Он опять погладил ее по голове своей большой ладонью:
– Ой, как будто ты не знаешь.
Хуго неловко поднялся на ноги.
– Как бы мне ни было жаль, Кас, мне пора. Муниципальных советников нельзя заставлять ждать. И еще: ничто не дает столько свободы, как быть взрослым.
– И что это значит – быть взрослым?
– Боже, Кас, я не могу объяснить это за одну минуту.
Он стряхнул песок с брюк, посмотрел на море и произнес на одном дыхании:
– Знать себя и свои эмоции, брать ответственность за свои поступки, никогда не забывать, что выбор есть всегда, не исключать трудный выбор… Вот что это, по-моему. Подумай, может, тебе что-нибудь из этого понравится.
Не вставая с места, Касси посмотрела вверх. На фоне голубого неба Хуго казался настоящим великаном.
– Ты точно не поедешь со мной на машине?
– Нет, сяду на автобус.
– Хорошо, это твой выбор.
Она внезапно вскочила и обняла его.
– Спасибо. Хорошо посидели мы с тобой.
Она смотрела, как он, держа в каждой руке по туфле, бодро шагал по рыхлому песку мимо пляжных павильонов в сторону бетонных ступеней, ведущих на набережную. На лестнице он еще раз обернулся и помахал рукой, как будто знал, что она провожает его взглядом.
Она помахала в ответ, села и еще некоторое время любовалась безбрежной гладью воды перед собой. Покой, синева. Волны приближались и откатывались назад, в одном ритме с ее дыханием.
Затем она встала. Ей предстояло проделать большой путь.
Через три с лишним часа Касси вышла из автобуса в Вирсе. Она зашла в закусочную, чтобы купить картошки-фри, и ухмыльнулась, увидев толстого босса и вспомнив его песенку. Справедливости ради стоило отметить, что картошка у него была отличная.
С удовольствием уминая картошку, она прошла через старый центр к аллее Борхерлан. Среди деревьев казалось, что сумерки окрасились в зеленый цвет. Вечерний воздух был прохладным и свежим, отовсюду пахло только что скошенной травой.
Касси внезапно остановилась. Возле теннисного корта, обращенный к ней лобовым стеклом, стоял белый фургон. Это было странно: на Борхерлан почти никогда не было машин, и уж точно здесь не останавливались такие старые фургоны. Тут у каждого была своя дорожка, ведущая к дому, и по меньшей мере один гараж.
Вдалеке виднелись два велосипедиста, которые ехали в ее сторону, так что Касси была здесь не совсем одна. И все же она решила идти поближе к деревьям, где ее не так легко могли заметить.
Подойдя ближе, Касси увидела, что в машине кто-то есть. По темному силуэту она поняла, что это мужчина. Он сидел совершенно неподвижно и пристально смотрел вправо, туда, где росли деревья, за которыми прятался теннисный корт Де Баккера. Мужчина вдруг пошевелился. Дверца открылась, он выпрыгнул из кабины и настежь раскрыл двери фургона.
Недалеко от фургона появилась еще одна фигура. Второй мужчина шел по ведущей к теннисному корту дороге, катя велосипед. Рама ярко блестела в лучах вечернего солнца.
Касси быстро спряталась за большим деревом.
– Этот просто шикарный, – послышался голос, который Касси узнала бы из тысячи. – Лучше сразу увези его в Германию.
– Давай-ка вопросы сбыта оставим нам, парень, – прогремел первый басом. Он схватил велосипед и легко закинул его в фургон. Затем он достал что-то из кармана. «Бумажник», – подумала Касси. Пока он стоял, наклонив голову, и делал что-то непонятное – наверное, считал деньги, Касси навела на них телефон. Камера сфокусировалась. Раз снимок, еще один.
Фургон уехал прочь, а Эдвин растворился между деревьями. Сердце у Касси колотилось как бешеное, она повторяла номер машины, чтобы не забыть, и звонила Диджею.
– Привет, рыжик. Спасибо, что помнишь.
Касси улыбнулась.
– Кажется, я знаю, куда подевался «Пинарелло» Хидде.
Она в двух словах рассказала ему об увиденном.
– Так, я звоню Грейт.
Через две минуты Диджей перезвонил.
– В общем, далеко он не уйдет. На всех выездах стоят патрульные, как сказала Грейт. У тебя все в порядке?
– Лучше и быть не может. Оба, ну, ты помнишь ее…
– Да, из поместья Борхерхоф.
– Да… Так вот, она моя бабушка.
– Ага, тогда ты у нас Красная Шапочка, а я серый волк.
Касси засмеялась:
– Да нет же, правда… К твоему сведению, я несколько недель считала, что моя бабушка – Марьян Стру.
– И с чего ты это решила? Неужели ты думала, что Хидде – твой папа?
– Хидде? – удивленно переспросила Касси. – Он-то тут при чем?
– Ну, Хидде ведь сын Марьян, – сказал Диджей так, будто это было самой обыкновенной вещью на свете.
Касси чуть не упала от изумления:
– Правда, что ли?
– Ну да, это же все знают.
– Я вот не знала, – ответила она, все еще пребывая в недоумении. – Да уж! Если бы я знала! Я ночами не спала, думая о том, что Стру – мой дедушка.
Она услышала в телефоне хихиканье Диджея.
– Спросила бы у меня, я знаю все здешние семейные тайны… Ну, кроме твоей, получается, – добавил он после небольшой паузы. – Надо же, Касси – потомок таинственной Якобы ван Хасселт. Можно я в субботу возьму у тебя интервью для «Кто и что в Вирсе?»?
– Если Оба с мамой не будут против…
Она пообещала спросить у них. А Диджей пообещал ей позвонить, как только появятся новости об украденных велосипедах. На этом они и распрощались, но через минуту он снова позвонил:
– Кстати, я хотел спросить… У тебя на завтра есть планы?
– У меня? Нет, вроде нет… Мне надо было к Стру, выкладывать товар, но, думаю, теперь этим уже сможет заняться Хидде.
– Пойдем тогда на речку, искупаемся?
Когда Диджей отсоединился, в голове у Касси промелькнуло это странное слово.
Пообжиматься… Она улыбнулась.
Справа от нее начиналась высокая стена, которая окружала поместье. Касси достала из кармана свой большой ключ, покрутила его на пальце. От куста жимолости потянуло густым сладким ароматом. Курлыкали голуби, а вдалеке блеяли козы.