ь, позволю ей время от времени ходить в кино, а по субботам возьму с собой выпить кружку пива. Но если узнаю, что она за моей спиной шашни строит, отошлю к матери, а перед тем синяков понаставлю, она и заметить не успеет. Это уж как пить дать.
Он направлялся в сторону Слэб-сквер, всей кожей жаждая шума общественного места, растворения в фонтанах эля и смеха. Главная улица была ярко освещена фонарями, они тайно подмигивали прохожим, словно готовые мгновенно выключиться и погрузить весь окружающий мир во тьму, стоит только появиться какому-нибудь бдительному члену Общества соблюдения Дня Господня[13]. В таком случае, мрачно подумал он, лучше уж понедельник, чем воскресенье, хотя это и первый день тяжелой рабочей недели. Многочисленные пабы подавали признаки жизни, но в них явно не хватало страсти, необходимой для того, чтобы избавиться от тяжелых мыслей о проклятых бабах, пытающихся затащить его в пучину беспробудной пьянки.
У дверей церкви Святой Марии толпилась группа людей. Внутри все еще горел свет, невдалеке был припаркован «даймлер», своим видом напоминающий призового спаниэля, привязанного к бордюру. Артур пробился сквозь толпу, рассчитывая, что уж в «Хорс-энд-Грум» в воскресный вечер будет достаточно шумно. Здесь нередко собирались ирландские чернорабочие, чтобы спустить остатки жалованья перед тем, как наутро явиться к десятнику за новым нарядом. Когда-то в их бригаде работал двоюродный брат Артура, и он рассказывал, что обычно по выходным всегда находится пара бузотеров, готовых сразиться где-нибудь на ближайшей поляне на все, что есть у каждого в кошельке, при том условии, что победитель заплатит фунт за ночевку проигравшего в общежитии. Бесчувственные дуболомы, думал Артур, прокладывая себе путь к выбранному месту, и не успел он еще заказать у стойки первую пинту, как его окутало парами пива.
— Тихо нынче сегодня, — сказал он барменше, нацедившей ему кружку эля.
— Да. — Она сплела пальцы и улыбнулась одними губами. — Зато в прошлую субботу здесь был большой шум. Они, — речь шла все о тех же чернорабочих, — затеяли драку, появилась полиция и вышвырнула всех на улицу. Не слышал? У нас чуть не отняли лицензию.
Артур объяснил причину своего отсутствия.
— Да, эти мики[14] — та еще публика, — согласился он.
— Посмотрел бы ты на них, — продолжала она не без некоторой гордости, — дерутся, как львы. А по воскресеньям, говорят, ходят в церковь, потому что они католики. Вот этого я понять не могу, право слово, не могу.
— Ну, такие уж у них привычки, — заметил Артур, — а у меня другие. Я в жизни в церкви не был. Меня даже не крестили.
— Ничего, — сказала она, — как женишься, так пойдешь, это я могу тебе обещать.
— Только не я, — засмеялся он, подталкивая к ней опустевшую кружку. — Прежде всего, я не собираюсь жениться, но даже если женюсь, пойду не в церковь, а в мэрию.
— Посмотрим, что скажет на это твоя невеста. Никогда не угадаешь, что у нее на уме.
— Ну, в таком случае я на ней не женюсь. У меня есть тетка, очень религиозная женщина, так совсем доходит сейчас. Ее мальчишку сбила машина, когда ему было десять лет, и с тех пор она стала совсем другой. Мало того, еще и пьет вусмерть. Целыми днями тянет портер бутылка за бутылкой. Так что никогда я не женюсь на девчонке, которая верит в Бога.
— Влюбишься — женишься, — сказала она.
— Только не я. Еще одну, цыпленок, на этот раз гиннеса.
Занято было всего несколько столиков, и ничего интересного вроде не происходило. Впрочем, за одним, у дальней стены, царило некоторое оживление. Из четырех сидящих там людей Артур выделил девушку, держащую в ладонях кружку с имбирным пивом. Ее каштановые волосы красиво сходились на затылке в овал, из-под воротника пальто выбивался ромбик шелкового шарфа, и если судить по тому, что Артур мог разглядеть со своего места, колец на пальцах не было, а из косметики она пользовалась только губной помадой, и лицо ее казалось таким бледным, словно во время месячных. Она из такой же среды, что и он, решил Артур, потому что хотя говорила девушка немного, нет-нет да слово вставляла. «Да не так это, мамаша», — произносила она довольно громко, потом снова умолкала, давая матери поговорить с молодым человеком и еще одной женщиной. Эти последние, заключил Артур, муж и жена, или дочь и зять, хотя, может, сын и сноха. А девушка — точно дочь, по лицу видно. Здорово, думал он, когда есть на пальце кольцо, нет кольца, а всегда можешь отличить замужнюю от одинокой. Это вопрос интуиции. Смотришь на женщину и сразу говоришь себе: «замужем», или «не замужем», и в девяти случаях из десяти оказываешься прав. Было у него еще одно наблюдение касательно молодых женщин — хотя тут случались и проколы: даже если они были одеты в просторное пальто, по лицу можно было определить размер и форму груди. Если у женщины тонкие губы и лицо как морда у борзой, если она любит поговорить, то, значит, грудь у нее плоская, как тарелка для овсяной каши, или маленькая, меньше гусиного яйца, а у щекастой хохотушки с пухлыми губами всегда есть за что подержаться. В этом смысле труднее всего с теми женщинами, о которых говорят «в тихом омуте черти водятся»: чаще всего у них все на месте, но если вдруг нет, то все недостатки они компенсируют в постели. Что касается девушки, которая привлекла его внимание, поворачиваясь что-то сказать матери, то она скорее подпадает под последнюю категорию. Ему принесли заказанную кружку гиннеса.
Она посмотрела в его сторону. Решила, наверное, что у меня не хватит нахальства глазеть на нее, подумал он, улыбаясь и кивая в ответ на приветствие, которого еще не было. Тут улыбнулась и она и сразу же отвернулась к матери, что-то ей сказавшей. Он поднял кружку и посмотрел в огромное зеркало, висевшее над барной стойкой.
А почему бы, подумалось ему, и нет? Потому что она с матерью, придурок ты этакий. Ну и что? А то, что матери это может не понравиться. Да мать ничего не узнает. Скажу… Девушка вроде славная, милая, познакомиться стоит. Он снова посмотрел и увидел, какая у нее белая шея. Шарф, наверное, сняла, потому что жарко стало. Жаль, что она так занята разговором с другими. А ведь чувствует, что я стараюсь поймать ее взгляд. До закрытия двадцать пять минут, время утекает, как песок между пальцев.
Он повернулся к стойке и заказал еще одну кружку. Барменша раньше видела их с Брендой и поинтересовалась, где его приятельница.
— Приятельница? — переспросил он. — Да никакая она мне не приятельница. Двоюродная сестра, живет в Шеффилде, приезжала навестить. А я тогда, наверное, город ей показывал. Сейчас она вернулась домой.
— Да не вмешиваюсь я в ваши дела, — заторопилась та, — просто показалось, что вид у вас… немного одинокий.
— Ничего страшного, — отмахнулся он. — Иногда мне даже нравится побыть одному. В одиночестве я хорошо себя чувствую, потому что живу в большой семье, и на работе народу полно, так что побыть одному — мне в радость. Нет ничего лучше, чем сесть на велосипед, поехать за город, на рыбалку в Котгрейв или Трауэл и сидеть там на берегу часами.
— Очень хорошо вас понимаю, — откликнулась она. — Я и сама такая. Не очень-то, знаете ли, весело стоять целыми днями за стойкой. Но что поделаешь? Это приличный заработок. Да, цыпленок? Чем могу? — Последние слова она проговорила громче, обращаясь к кому-то за спиной Артура.
Он повернулся и отступил в сторону, давая пройти той самой девушке, на которую только что смотрел со своего места. Она поблагодарила его и попросила барменшу дать четыре пакета хрустящего картофеля. Пальто ее было распахнуто, и под ним виднелось ярко-желтое платье, донизу застегнутое на пуговицы того же цвета. Взглянув искоса, он оценил ее несколько худощавую, но стройную фигуру.
— Чей-то день рождения празднуете? — поинтересовался он.
— Нет, — с готовностью откликнулась девушка, — мамину серебряную свадьбу.
Барменша положила на стойку пакетики и сдачу и отошла к дальнему концу стойки налить кому-то двойной виски.
— А почему папы не видно? — спросил он. — Умер?
— Разошлись, — ответила она. — Так что мамаша затеяла это празднество вроде как в шутку, но мне такие шутки не нравятся.
Вот так, не нравятся, подумал он.
— Может, выпьешь чего-нибудь, цыпленок, раз уж подошла?
Девушка обернулась через плечо и, увидев, что ее спутники заняты разговором, кивнула:
— Пожалуй. Имбирного пополам с лимонадом, если ты не против. А ты что за черную смесь пьешь? Похоже на патоку.
Он пояснил, что к чему.
— А-а, слышала и даже, кажется, пробовала однажды, — кивнула она. — Но для меня это слишком крепко. — Она отхлебнула имбирного. — Это мой предел.
— Ну, я тоже не такой уж пьянчуга. Просто сегодня захотелось поддать, потому что я только что с военных сборов. Думаю, человек имеет право выпить по такому поводу.
— Это уж точно, — кивнула она. — А ты в каких частях?
— Пехота. Но на следующий год — вчистую.
— Рад?
— Не то слово. Жду не дождусь.
— Моя сестра замужем за летчиком, — сказала она. — Он классно выглядит в форме. Но сейчас в отставке, они купили дом в Воллатоне. На следующей неделе ей рожать.
— И ты тоже там живешь? — спросил он, так и не прикоснувшись пока к кружке.
— Нет, в Брокстау, там новая застройка. Мне нравится. От магазинов далеко, зато полно свежего воздуха.
Он предложил ей отнести своим пакеты с картошкой и вернуться.
— Ладно.
Он услышал, как она громко говорит матери, что встретила товарища по работе и хочет поболтать с ним, и сделал глоток.
— У тебя что, мать глуховата? — спросил он, когда она вернулась, и протянул ей сигарету.
— Ну да. А когда на улице люди слышат, как я кричу ей прямо в ухо, думают, наверное, что я — громкоговоритель. Нет, приятель, спасибо, я не курю.
Он засмеялся и спросил, как ее зовут.
— Дорин. Дурацкое имя, верно? — Она высунула язык — большой, лопатообразный — и тут же вернула его в теплое убежище.