Мы помолчали. Казалось, я даже слышал, как тяжёлые мысли ворочаются в голове предводителя нассистской молодёжи. Он на некоторое время завис с палками в тишине, размышляя, стоит ли вновь возвращаться к своей трапезе или продолжать довольно странно складывающуюся беседу.
— Ха-ха, ладно, ладно, это Андрей так просто шутит, — пролепетал вдруг пунцовый, расчесавший уже чуть не до крови свою бровь Вадим. Его горячее, мокрое от пота лицо оказалось очень близко ко мне. От него, как от печи, веяло жаром.
— На самом деле, Андрей работает в офисе, — мямлил он. — Обычная, старая добрая офисная работа.
— А… шутки. Чувство юмора… это я понимаю, — Сергеев отёр жирной салфеткой жирные губы и, кряхтя, приподнялся. — Мне нужно отойти.
Заказав ещё один витаминный коктейль, он отправился в туалет. Мы остались вдвоём с раскалённым Вадиком.
Мимо неоднократно продефилировал недовольный официант, бросая на нас неодобрительные свои взгляды, и Вадик, снова не выдержав давления, заказал себе ещё и тарелку кесадильи.
— Ты что творишь, сука, какой ещё в жопу бэтмен! — дождавшись, пока официант отдалится от нас на почтительное расстояние, взвился Вадик.
— А что такого? Я же работал им почти месяц. И ещё спайдерменом пару недель. Уже забыл?
Вадим произвёл несколько глубоких, трагических вздохов. Отпил минеральной воды.
— Ну скажи, чего ты добиваешься? Зачем ты устраиваешь этот спектакль? Неужели не ясно, что он и так невысокого о нас мнения и без того?
— Мне насрать на него и на его мнения, — заметил я без патетики, вполне равнодушно.
— Но тебе ведь насрать на всё. Я же вижу, у тебя нет никаких устремлений, никаких жизненных целей, ты ведёшь себя, как трудный подросток. Не пора ли взрослеть?..
— И ты туда же, Вадим. Если взрослеть значит превращаться вот в такое беспринципное насекомое, как ты, мой друг, то я на это не подписывался. Я лучше буду чистить унитазы, чем ублажать со сцены этих жирных скотов.
— Вот только не надо строить из себя оскорблённую добродетель! Всё, что тобой движет — это апатия и лень, которые ты пытаешься замаскировать под принципы. Про принципы свои рассказывай школьницам, я же слишком хорошо изучил тебя. На самом деле, у тебя ведь нет ни амбиций, ни честолюбия… ни хуя у тебя нет, кроме твоего снобизма. Делайте всё, что хотите, только не впутывайте в это меня — таков твой девиз. Только, Аня правильно говорит, ты тянешь и других за собой. Если карьера говночиста привлекает тебя больше, чем карьера рок-музыканта, нужно было сказать мне об этом раньше. Я бы не отдал тебе столько времени и сил…
— Да-да, «я отдала тебе лучшие годы…» ещё скажи. Я хотел бы чего-нибудь перекусить. Я не завтракал…
— Говорю же, здесь всё очень дорого!.. Послушай. Я не собираюсь больше умолять тебя. Я обещал Ане, что если до лета ничего не изменится, я уйду из группы. И я так и поступлю, ты же знаешь. Андрюша, мне двадцать четыре года. Пора, наконец, хоть что-то из себя представлять.
— Я не держу тебя. Таких самовлюблённых недогитаристов, как ты, пол-Москвы. Да ещё и без назойливой бабы.
— Да никого ты не найдёшь! — Вадик возвысил голос. Несколько человек оглянулись на нас, в том числе и обдолбанный администратор. Возможно, нас приняли за переругивающуюся гомосексуальную пару.
— Никого ты не найдёшь! — повторил Вадик уже тише, смутившись. — Никто не пойдёт в твою группу. Ну чего мы добились за столько лет? Записали один самодельный альбом! Да любой школьник способен на это.
— Опять ты за своё? — вздохнув, обратился я даже не к Вадику, а к незримо присутствующей с нами Йоко-Ане. — Чтобы записать хороший альбом, требуется время.
— А мы записали хороший альбом? Но я что-то не видел на него рецензии в журналах «Афиша» и «Rolling Stone». В лидерах закачек он тоже не значится. Или, может, на радио крутили нас? А помнишь, сколько мы бегали за программными директорами, как слали им наши песни по почте, бросали в окно машины и совали под дверь? И хоть бы одна грёбаная прокрутка, в три часа ночи, в будний день…
— Слушай. Этот парень явный урод. Ты видел, как он ест рис? Палочками! Он доедает его палочками! Рис! Даже самый сумасшедший японец не будет этого делать! А эти витаминные коктейли? Приличный человек когда-нибудь закажет себе витаминный коктейль?
— Ладно, просто помолчи немного, хорошо? Мы дослушаем его и уйдём отсюда. Всё равно из-за твоих шуточек мы потеряли все шансы…
Вадику принесли дымящуюся кесадилью, и монотонные нотации оборвались. Через некоторое время из туалета вернулся и Сергеев, заметно посвежевший. Свои кудряшки он зачесал назад, обнажив идеально чистый лоснящийся лоб. Под плотно прилегающей к телу рубашкой угадывались рыхлые и нежные, но мускулы.
— Итак, о чём это мы? — Сперва Сергеев придирчиво изучил свой коктейль — не отпили ли, не плюнули ли в него эти грязные панки. Решив, видимо, что нет, не отпили и не плюнули, он обратился к Вадику. — Ах да, Дмитрий, а чем занимаетесь вы?..
Мимо окон проехало несколько машин скорой помощи — ни одна из них увы, не неслась с включённой мигалкой, чтобы помочь мне. Проехало несколько сотен машин обычных, чёрных и серых цветов. Прошло несколько симпатичных и ещё много десятков малосимпатичных девиц. Люди в узких джинсах и прямоугольных модных очках. Пара дворовых псов. Сергеев всё вещал, не забывая заглатывать очередные куски еды.
— Ну что, — вновь отирая губы, сообщил он, — я, пожалуй, закажу себе тортик. Может, кто-нибудь хочет тортик? Здесь подают очень вкусные тортики…
От этого троекратного повторения слова «тортик» мне сделалось дурно, как будто я уже съел их не один килограмм.
— Ладно, — не выдержал я. — Извините, но я очень спешу. Мне срочно нужно на работу. Я получил смс… — и в доказательство я зачем-то помахал перед его носом своим телефоном.
— На работу?
— Ага, без меня там антилопу гну уже совсем говном завалило… Всего хорошего.
Вадик крепко держал меня за руку, но я, отдавив ему ногу своей ногой, вырвал свою руку из его клещей и спешно поднялся. Напоследок я услышал, как Сергеев вдобавок к тортику заказал себе ещё пино-коладу, подумав, видимо, что он недостаточно отвратителен. Заказ принимал обдолбанный администратор. Он аккуратно записывал что-то в блокнот (возможно, рисовал цветы), покачивался и блаженно улыбался.
Я же выскочил на улицу и поймал такси. По пути домой я навестил продуктовый магазин, достигнув же дома — разделся, прыгнул в диван и пил, пил, до изнеможения, пока маслянистые губы Сергеева, поглощающего витаминные коктейли и тортики, окончательно не расщепились в алкогольном чаду. Весь следующий день я также безостановочно пил.
4
Я проснулся от диких, натужных стонов в ванной. Это стонал распахнутый настежь ржавый кран. Вода злобно била в раковину и, отскакивая, шлёпала по стенам. Потом механические звуки смолкли, открылась и закрылась дверь в ванную, и чьи-то мокрые нетвёрдые ноги зашаркали по паркету. Открылась дверь в кабинет и послышалась приглушённая фортепианная музыка. Дверь закрылась и музыка замолчала.
Я приподнялся в кровати и огляделся. Форточка была закрыта и окно занавешено. Спёртый, недвижный воздух не давал дышать. Пахло потом, разложением, грязным бельём, спиртом, табаком, гашишем, спермой, гарью и старостью. Я встал с постели, потянулся к потолку, хрустя костями, и пошёл на звук. Значительная часть половиц уже вылетела из пола, и он зиял чернеющими дырами тут и там, в одном месте дыра была уже достаточно велика, чтобы в неё провалиться. Я обошёл все пробоины и толкнул дверь в кабинет.
— Привет, — сказал мне Филипп. Он сидел перед монитором в трусах и футболке с портретом Пола Пота. В руках у него была бутылка пива, ужасно волосатые ноги он выставил напоказ, побросав на табурет как брёвна. — Как спалось?
Я не ответил ему и молча уселся рядом. Утренняя тупая вялость всё ещё владела мной, и я уселся, ничего не соображая. Фил смотрел немой чёрно-белый фильм на моём ноутбуке. Мужчины на экране были одеты в элегантные костюмы, волосы блестели от тщательно размазанного по ним вазелина. Женщины были в широких платьях в пол и маленьких шляпках с громоздкими цветками.
Актёры с мертвенно-бледными лицами и подведёнными тушью глазами двигались неестественными порывами, будто это не они двигались сами, а переставляли их с помощью скрытых нитей невидимые кукловоды. Фильм сопровождали крупные надписи:
«ВЕЧЕРОМ ТОГО ЖЕ ДНЯ КЛАРА ПОДЪЕХАЛА НА ИЗВОЗЧИКЕ К ДОМУ, ГДЕ ЖИВЁТ МАЕВСКИЙ. ОНА НАРЯДНО ОДЕТА, ОЧЕНЬ КРАСИВА. ПОКА ОНА СХОДИТ С ИЗВОЗЧИКА И РАСПЛАЧИВАЕТСЯ, НА НЕЁ ОГЛЯДЫВАЮТСЯ ПРОХОЖИЕ. ПОДБЕГАЕТ ШВЕЙЦАР. КЛАРА СПРАШИВАЕТ, ЗДЕСЬ ЛИ ЖИВЁТ МАЕВСКИЙ.
— ДА…ДА… ПОЖАЛУЙТЕ!»
Мертвенно бледная девушка ходит из стороны в сторону. Хаотичным движениям сопутствуют дальнейшие комментарии: «НА НЕЁ НАПАЛО ВОЛНЕНИЕ. СТРАХ ДУШИТ ЕЁ. ОНА СТОИТ В НЕРЕШИТЕЛЬНОСТИ. ШВЕЙЦАР СМОТРИТ УДИВЛЁННО-ИРОНИЧЕСКИ. ОНА ПОШЛА БЫЛО К ДВЕРЯМ, ПОТОМ ВЕРНУЛАСЬ, ЗАМЕТАЛАСЬ ПО УЛИЦЕ. НАКОНЕЦ ПРОШЛА В ПОДЪЕЗД. ШВЕЙЦАР УСМЕХНУЛСЯ И ПОСМОТРЕЛ ВСЛЕД».
— Ну зачем, Клара, ну зачем, — вздохнул печальный Филипп, ввинчивая зад поглубже в неудобное сиденье.
«У МАЕВСКОГО СИДЯТ ГОСТИ, ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО МУЖЧИНЫ. ОНИ КУРЯТ, ПЬЮТ КОФЕ С ЛИКЁРОМ, ОЖИВЛЁННО СПОРЯТ. МАЕВСКИЙ ПОКАЗЫВАЕТ ИМ ЭТЮДЫ, РИСУНКИ. КЛАРА ВОШЛА РОБКО И ПРИ ВИДЕ ГОСТЕЙ СОВСЕМ СМУТИЛАСЬ. ОНА НЕ ИДЁТ ДАЛЬШЕ, ВИНОВАТО ГЛЯДЯ НА МАЕВСКОГО. МАЕВСКИЙ НЕ СРАЗУ УЗНАЁТ ЕЁ, ПОТОМ ИДЁТ К НЕЙ БЫСТРО. НЕ ПОДАЁТ РУКИ. ОНА ЛЕПЕЧЕТ ЕМУ СВОИ ОБЪЯСНЕНИЯ. ГОСТИ ИЗ СКРОМНОСТИ ОТВЕРНУЛИСЬ И ЗАНЯЛИСЬ ЭТЮДАМИ, КОФЕ, АЛЬБОМАМИ, РАЗГОВОРОМ. МАЕВСКИЙ ЗЛИТСЯ.
— ОСТАВИТЕ ЛИ ВЫ МЕНЯ, НАКОНЕЦ, В ПОКОЕ? ЗАЧЕМ ВЫ ЗДЕСЬ?
— ВЫ СКАЗАЛИ… НО ВЫ ЖЕ СКАЗАЛИ…
У КЛАРЫ ЗАХВАТЫВАЕТ ДУХ, ОНА ОЧЕНЬ ВЗВОЛНОВАНА.
— А ЗА СВОИМ ПОРТРЕТОМ ВЫ МОЖЕТЕ ЯВИТЬСЯ ЗАВТРА. ПЯТНАДЦАТЬ РУБЛЕЙ, И ПРОШУ ВАС, БОЛЬШЕ НИКАКИХ ИСТОРИЙ…
МАЕВСКИЙ РЕШИТЕЛЬНО ВОЗВРАЩАЕТСЯ К ГОСТЯМ».
— Бедная дурочка, — покачал головой Филипп. Он запустил руку куда-то за голову и достал со стола упаковку печенья. — Х