Взгляд назад.
– Адам?
– Я, герр майор!
– Принимайте батальон…
Подобравшись чуть ближе к стальной крепости, лейтенант снова поднес к глазам бинокль, рассматривая вагон повнимательнее. Амбразуры с пулеметами, тяжелые башни, двери… Двери?
Хм…
– Краузе…
– Да, герр лейтенант?
– Вот что – задача вам меняется. Не надо подрывать колеса, эта штука и так хода не имеет. А вот если вы сможете повесить сумку с взрывчаткой на дверь!
– Сможем, герр лейтенант!
– Фарен!
– Я, герр лейтенант!
– Приведи сюда остальных, пусть будут наготове. Как рванем дверь, всем внутрь! Большевиков серьезно оглушит взрывом, и мы их возьмем.
– Яволь!
Несколько полураздетых солдат выбрались из воды и некоторое время неподвижно лежали на берегу, приходя в себя и восстанавливая силы. Потом, прижимаясь к земле и прячась за природными укрытиями, они обогнули дорожную насыпь и подобрались поближе к разгромленному обозу.
Старший из них призывно махнул рукой, указывая на стоявшую неподалеку 37-мм пушку. Косо развернутая поперек дорожного полотна, она на вид не имела никаких повреждений.
– Больке, Форш! Осмотрите обоз – нам нужны снаряды. Ищите бронебойные, с этой железной коробкой ничем другим не справиться!
Оба названных солдата скользнули в мешанину телег.
– Ты и ты, – указал старший ещё двоим. – Вон ту телегу как-то надо отодвинуть, она будет мешать нам стрелять. Старайтесь делать это не слишком явно, наверняка русские наблюдают за этим местом. Остальным – пока лежать здесь!
Отодвинуть вдвоем перевернутую повозку – тот ещё геморрой. Поэтому к парочке выбранных для этой цели артиллеристов присоединились ещё два человека. Совместными усилиями её кое-как оттащили в сторону, и тонкий ствол орудия хищно шевельнулся, выискивая цель. Теперь ничто не мешало ведению огня – сектор обстрела был расчищен. Дело оставалось только за снарядами.
Зуммер телефона заставил капитана оторваться от пулемета.
– Да!
– Товарищ капитан! Там – на той стороне реки, шевеление какое-то наблюдается.
Снова гудит под сапогами металлический пол – бегом в наблюдательную башенку. Лязгнули открываемые заслонки, и прыгнул в руки бинокль.
Точно – есть движение! Какие-то полураздетые мужики оттаскивают в сторону перевернутую повозку. За каким, простите, фигом?
Ага…
У вас там орудие имеется?
Вот, стало быть, какие сюрпризы заготовили нам фашисты!
Телефон!
– Карпов!
– Здесь я, товарищ командир!
– На том конце моста немцы пушку к стрельбе готовят!
– Понято… щас мы им навесим…
Загудела, разворачиваясь, орудийная башня, приподнялся ствол пушки.
– Герр ефрейтор! Есть снаряды – целый ящик!
– Осколочные?
– Форш роется в повозке, сейчас и другие отыщет.
– Ладно, давай пока к орудию и эти…
Прилетевший со стороны железной дороги снаряд рванул землю неподалеку – на головы артиллеристам посыпался всякий мусор и обломки разбитых повозок.
– К орудию! Нас заметили и сейчас перепашут тут всё к чертовой матери! Будем стрелять тем, что есть!
Гахнула, подпрыгнув на месте, незакрепленная тридцатисемимиллиметровка. Встал на насыпи разрыв снаряда, взметнув в стороны щебенку.
– Снаряд!
Взрыв поблизости.
Схватился за грудь раненый подносчик, выронив снаряд. Выскочивший из-под насыпи полуголый солдат, подхватил его и, оскалившись в ухмылке, ловко забросил в казенник пушки. Лязгнул затвор.
Веер горячих пуль пронесся над дорогой, выбивая щепки из опрокинутых повозок, поднимая пыль и пронзая её огненными стрелами трассеров. Получив пулю в бедро, рухнул на дорогу ещё один солдат, из тех, которые оттаскивали в сторону повозку.
Разрыв!
По борту бронеплощадки стеганул веер осколков – снаряд лег уже значительно точнее, чем предыдущий.
– Майерс, Гофман – помогите развернуть орудие!
Оба артиллериста схватились за станины, разворачивая пушку.
Взрыв!
Рухнул на землю Форш. Деревянный ящик со снарядами, ударившись о колесо повозки, упал чуть в стороне.
Выстрел!
Мимо…
– Снаряд!
Выстрел!
– Ещё снаряд!
Уже три пулемета стегали свинцовыми плетьми остатки обоза.
Майор повернулся к лежащему рядом офицеру.
– Я видел отблеск между башнями – там сидит их наблюдатель. Передайте по цепи – массированный огонь из всего, что может стрелять! Мы должны его ослепить! Надо дать возможность нашим товарищам накрыть, наконец, этого дьявола! Иначе его пушки перемешают с землей наших артиллеристов.
Команда – и над гребнем насыпи поднялись стволы винтовок и пулеметов. Скользнули в опустевшие окопы охранения расчеты – надо было добраться до замолчавших пулеметов охраны.
И загудела броня под ливнем пуль…
Алексей поспешно нырнул вниз – по борту бронеплощадки словно градом осыпало. Над его головой заскрежетало, и к ногам упал сплющенный кусочек металла – пули уже влетали в амбразуру. Рывок рычага – и встали на место заслонки.
Теперь – бегом в башню!
Карпов сейчас воюет с артиллеристами, но моё-то орудие по-прежнему смотрит на дорогу – туда, откуда сейчас ведут огонь пехотинцы. Вот и подкатим им…
Кстати!
Он даже запнулся на бегу.
Отчего немцы открыли ружейно-пулеметный огонь по бронеплощадке, понимая всю бесперспективность этой затеи? Отвлекают внимание от своих артиллеристов? Да, но если дело не только в этом?
– Левченко! – наклонившись вниз, крикнул капитан. – Ты где тут?
– Здесь! – отозвался откуда-то из глубины вагона агроном.
– За тылом смотри! Не просто так немцы пальбу устроили! Не иначе, ползет к нам кто-то тишком!
Рванувший на насыпи снаряд, не только исковеркал пути – осколки и разбросанная взрывом щебенка просвистели над головами отважной двойки, что пробиралась к вагону. Солдаты прижались к земле, опасаясь следующего разрыва. И он последовал – чуть в стороне, словно стреляло сразу несколько орудий, второпях засыпая противника градом снарядов. И ладно бы, если стрельба велась бронебойными лупили осколочными, что сразу же сделало проблематичным сам подход к бронеплощадке. Снаряды даже пролетали над насыпью и рвались где-то в лесу, стрелявшие явно торопились накрыть цель.
Но выполнять задание было нужно и, выждав некоторое время, оба солдата осторожно двинулись дальше.
«Ах, ты ж, скотина!» – Ракутин осторожно повернул маховик поворота башни. В прицел медленно вполз пульсирующий в окопе огненный цветок пулеметной точки. «И ещё чуток…»
Есть! В перекрестье он!
Бумс!
Стрелок из капитана оказался ещё тот – по огневой точке снаряд не попал, Ракутин не учел угла возвышения пушки. Но просвистевший над головами стрелков снаряд, лопнул прямо на бровке дорожного полотна, заставив навсегда замолчать нескольких отважных стрелков из карабинов. Взрывная волна и осколки ударили и по командному пункту. В который раз за день не повезло третьему батальону – он лишился вновь назначенного командира. Досталось и майору. Он, хоть и остался цел, получил контузию и на некоторое время выбыл из строя. Глушануло и других офицеров – батальоны временно остались без командования. И хотя ротные и взводные командиры были на своих местах, централизованного руководства боем не стало, он разбился на несколько ожесточенных схваток – каждое подразделение вело свое собственное сражение. Кто-то из офицеров приказал прекратить огонь и оттянуться назад, под прикрытие насыпи. Тем более, что шрапнель перестала осыпать лежащих солдат тяжелыми пулями. Да и пулеметы сейчас перенесли огонь на более важную цель – на стрелявшее до сих пор орудие.
Увидев свой промах, Алексей сплюнул и снова взялся за маховик наводки. Наконец, только третьим снарядом, удалось добиться накрытия. И хотя в окоп он всё-таки не попал, но пулемет стрелять перестал. И это было хорошо, потому, как снарядов оставалось уже совсем немного – штук шесть.
– Гофман! Гофман, где ты, чертов сын?! Снаряд!
Ефрейтор-наводчик кричал, не слыша собственного крика. Разорвавшийся поблизости снаряд словно забил его уши ватой, так, что он перестал слышать сам себя. Да и руки стали предательски дрожать. Только прочный щит пушки спас его от снопа осколков. И продолжал спасать – на этот раз уже от пулеметов. А те, пристрелявшись, засыпали пулями всё вокруг. Уже было убито большинство из тех, кто переправился через реку. Буквально перепиленный очередью, свесился через станину Байер, так и не донесший до орудия ящик со снарядами. А сам ящик, расколотый пулями, лежал в нескольких метрах от орудия. С таким же успехом он мог лежать и на луне – ни там ни здесь он был недосягаем.
Кто-то тронул ефрейтора за плечо. Он обернулся.
Живой и здоровый, даже совсем не поцарапанный, присел между станинами Гофман.
– Снаряд! – прохрипел ефрейтор. – Давай его!
– Нет ничего! – развел руками тот. – Ты выпустил уже все, что мы принесли!
Наводчик скорее догадался, нежели расслышал своего товарища.
– Нет! Я выстрелил только семь раз! Есть ещё!
Гофман только головою покачал, указав куда-то вбок.
Да, снаряды ещё имелись – под разбитой взрывом повозкой виднелись ноги очередного подносчика. Где-то там лежали и оставшиеся снаряды.
– Иди! – толкнул ефрейтор последнего уцелевшего артиллериста. – Мне нужен снаряд!
Снова взрыв – пушку качнуло взрывной волной.
– Он не перестанет стрелять! – наводчик чуть не плакал с досады. – А мне нечем ему ответить!
Гофман снова покачал головою, но приподнялся, осматриваясь по сторонам. Внезапно, словно распрямилась сжатая пружина, он метнулся к лежащему Байеру. Нырок, кувырок – и в его руках оказался бронебойный снаряд! Ещё прыжок…
Огненные трассы мелькнули над щитом. Ударили солдата в грудь, разом остановив его стремительное движение.
Артиллерист покачнулся, руки его разжались, и выпавший снаряд воткнулся головной частью в изрытую ногами и осколками землю. На лице Гофмана отразилось изумление, он словно ещё не понял ничего из происходящего. Ноги его подогнулись, он уткнулся головою в станину орудия. Он был ещё в сознании, но кровь, вытекая из ран, стремительно уносила с собою и его жизнь.