— Верно, Захарыч. Забыли мы, что про чужие сани сказано, — поддержал его Пихтачев.
Захарыч досадливо отмахнулся.
— Мы фабрику чин по чину отгрохали, а золота не видали. Оказалось, руда больно кислая, сульфидная, что ль, зовется. Фабрика — штука хитрая, в ней понимать надо! А еще скажу: на прииске, кроме меня да еще одного-двух, и мастеров-то плотников нет. А без мастеров какая работа? Не то дорого, что красного золота, а то дорого, что доброго мастерства.
— Мастера найдутся! — бросил со сцены Рудаков. — Вот тебя, Захарыч, пригласим в бригадиры.
Захарыч еще раз поднялся.
— Стар уж я стал для такого дела. Да и зачем меня? Намываю не меньше артельщиков, золотишко всегда сыщу — оно меня любит. Мы с ним дружим без малого полвека!
Но Сергей Иванович заметил: приглашение в бригадиры польстило старику.
— Ему видней, но построим и без него, — нарочито громко сказал Иван.
— Не трави, Иван, якорь тебе в глотку! Посмотрим, как вы обойдетесь без Захарыча!
— Выше шум поднимай, Захарыч, — подшутил Турбин.
Это вызвало взрыв смеха.
Рудаков заметил в зале Федота и Машу Иптешевых. «Значит, о руднике и в тайге известно», — подумал он.
Петро Бушуев, поднимаясь на трибуну, тоже увидел гостей из тайги. На несколько секунд он замешкался, потом чуть заметно улыбнулся и принялся рассказывать об одной встрече.
В Отечественную войну он дошел до Эльбы и там встретился с американцами. Один из них, аптекарь, предложил ему на память обменяться деньгами: доллар на червонец. Вручая доллар, американец сказал: «Это самая крепкая валюта в мире, на нее везде и все можно купить». Бушуев ответил, что пока крепкая, но скоро рубль будет крепче. Американец засмеялся: «Америка завоюет мир не солдатом, а долларом».
— И почему, думаете, я сюда вернулся, когда у меня здесь из родни никого не осталось? — спросил он, обращаясь к собранию. — Потому, что разговор тот у меня из головы не выходит. И решил я доказать, чья валюта будет крепче.
— Эка куда загнул, паря! Доллар нашим золотом бить… — Захарыч покачал головой.
Поднялся Рудаков, и в зале стало тихо.
Сергей Иванович говорил не торопясь, глуховатым баритоном, как бы беседуя с друзьями. Изредка он бросал взгляд на лежащую перед ним бумагу с тезисами выступления.
— Мы с вами бойцы валютного фронта. Сейчас наша главная задача — выиграть сражение за рудник. Можем мы отказаться или хотя бы отложить это сражение? Я думаю, что ответ должен быть ясен для каждого из вас.
В зале захлопали в ладоши, зашумели. С трибуны выступать больше никто не стал, но перекинуться словцом с соседями хотелось каждому.
Рудаков присел к столу и молча выжидал. Он видел, как кипятился Захарыч, как возбужденно спорили молодые старатели, повторяя выражение «бойцы валютного фронта», как отрицательно качал головой мрачный Степан Кравченко.
Рудаков пошептался со Степановым, снова поднялся.
— Для постройки рудника наша артель сразу стала мала. Что будем делать? Как ты на это смотришь? — неожиданно обратился он к Степану Ивановичу.
Кравченко поднял голову, растерянно огляделся, встал.
— Я-то? — переспросил он. — Я смотрю так: уж ежели решаем строить рудник, так надо собрать на стройку весь народ. Не будем прутиками, будем веником!
— А как остальные думают? — Рудаков слегка наклонился над столом и выжидательно посмотрел в зал.
— Как общество, так и мы.
— А рудник строить немедленно! — громко сказала Наташа.
— Голосовать надо, Павел Алексеевич! — глядя в упор на растерянного Пихтачева, сказал Рудаков.
Пихтачев встал и упавшим голосом произнес:
— Так, выходит, поступило одно предложение: рудник строить — и немедленно. Другие будут?
— Нет! Какие там еще предложения! Голосуй!
— Краснов, у тебя будет предложение? — спросил Пихтачев и с горечью подумал: «За кого цепляюсь!»
— Воздержусь, — ответил тот под общий смех.
— А у тебя, Павел Алексеевич, не будет другого предложения? — полушутя-полусерьезно задал вопрос Рудаков.
Председатель смутился.
— Нет.
— Тогда голосуй, — подсказал секретарь партбюро, — не теряй времени.
Большинство старателей голосовало уверенно, дружно. Воздержались немногие. И лишь несколько человек проголосовало против.
Пихтачев был поражен. Он до последней минуты надеялся, что за рудник проголосуют в порядке партийной дисциплины только коммунисты, а большинство старателей пойдет за ним.
— О чем задумался? — прервал его размышления Рудаков. — Командуй. Ты же председатель.
— Конечно, — спохватился Павел Алексеевич и взял себя в руки. — Открываю запись на стройку. Кто самый удалой, подходи первый.
Но желающих не было. Наступило неловкое молчание.
Кто-то крикнул:
— Проголосовали — и по домам, дураков нынче нету!
В ответ засмеялись и зацыкали.
Борис Робертович, заняв место дяди Кузи, бесцеремонно нажимал на бедро соседки, пытаясь заставить ее подняться со скамейки.
— Пойдем в бильярдную, все ясно: степановская затея с рудником лопнет как мыльный пузырь.
Ксюша, опустив голову, тяжело дышала, с силой отталкивала от себя его проворную руку и глупо улыбалась.
А собрание все еще было в замешательстве, ни один человек не записался на стройку.
Рудаков вопросительно посмотрел на Захарыча.
Старик рассеянно теребил бородку и вдруг решительно направился к Пихтачеву.
— Пиши меня добровольцем на валютный фронт, если по годам в бойцы подхожу.
— Переметная сума, — прохрипел Краснов, направляясь к выходу.
— Подходишь, Захарыч! Рады иметь такого сверхсрочника. А насчет работы не сомневайся, инструктором у нас будешь! — ответил за председателя Рудаков, шагнул со сцены и крепко пожал старику руку.
Захарыч повернулся лицом к залу и по старой привычке поклонился в пояс приискателям.
— Песок сыплется, а туда же, — зло смеялся Дымов.
— Песок в строительстве тоже нужен, — отшутился Захарыч, — стройматериал.
Пихтачев посмотрел на него со страхом — старик не иначе как рехнулся. Его в артель сколько лет заманить не могли, а тут сам в петлю лезет. Светопреставление началось!
К Захарычу подошла Наташа.
— Поздравляю, батя!
— Спасибо, дочка! Втянула в дело — теперь от меня не отставай. Пока есть силы, потягаюсь и с тобой, — бойко ответил польщенный общим вниманием старик.
Вслед за ним к столу подошли Федот и Маша Иптешевы, одетые в одинаковые черные полушубки, отороченные замысловатой вышивкой. Их сопровождала толпа взрослых парней. Брата и сестру хорошо знали и любили на прииске.
К Маше протиснулся Бушуев, поздравил ее.
Глава шестнадцатаяКОРОЛЬ БИЛЬЯРДА
После собрания Борис Робертович появился в зеленой комнате. Это было единственное место в клубе, которое он охотно посещал. Зеленое сукно бильярдного стола, зеленый шелковый абажур над лампой, выкрашенные в зеленый цвет стены, зеленые шторы на окнах и неподвижное облако синеватого табачного дыма.
На бильярде играли Дымов и знаменитый на всю округу охотник Гаврила Иптешев, отец Маши и Федота. С появлением Бориса Робертовича Дымов сразу же уступил ему кий — маркшейдер был королем бильярда. Борис Робертович снисходительно согласился сыграть с Гаврилой при условии, что тот за учебу добудет ему двадцать беличьих шкурок, из которых он хочет сделать шапку. Сговор состоялся, и началась игра.
Гаврила ходил вокруг большого зеленого стола с сетчатыми лузами и высматривал шары. Он приседал, щурился и, не решаясь ударить, начинал примеряться вновь.
— Играй своего в середину, — покровительственно говорил Борис Робертович, показывая кием нужный шар.
Гаврила нескладно подпирал кий пальцами, долго целился и потом рывком бил по шару. Тяжелый, слоновой кости шар юзом шел по сукну и, выскочив за борт, глухо стукался об пол.
— Чтобы шкурка целый был, моя белку только в глаз бьет, а такой дырка мажет. Тьфу! — с досадой отплевывался Гаврила, поднимая упавший шар.
Его пошатывало, и Дымов, потянув носом, определил:
— Клюкнул.
— Моя бутылка пива с быком слопал, — блаженно улыбаясь, согласился охотник.
— Зубровка, значит, — пояснил Дымов.
Оскалив зубы, Борис Робертович долго смеялся над ответом охотника.
— Сколько же тебе лет, Гаврила, что ты «пиво с быком» бутылками пьешь? — поинтересовался он.
— Однако семьдесят, а может, сто, — не моргнув глазом, ответил старик.
— Брешешь, бурундучий сын. В каком году родился? — наседал на него Дымов.
Уперев в пол измазанный мелом кий, Иптешев задумался.
— В тот год, когда царь батька Сашка совсем пропал, — обрадованно ответил Гаврила.
— Александр Второй или Третий? — уточнял Борис Робертович.
— Ага, — подтвердил охотник.
— Прикидывается придурком, а сам хитрит, чтобы налогами не облагали.
Дымова поддержала Ксюша, она незаметно тоже появилась в бильярдной.
— А когда ты, Гаврила, обещание свое исполнишь — лису мне подаришь? — спросила она и подмигнула Дымову.
— Ладно. — Иптешев кивнул головой, неуклюже прицеливаясь.
— А не обманешь? — допытывалась Ксюша.
— Мошно, — ответил Гаврила под общий хохот и, постучав пальцем себе по виску, сказал: — Думай, башка, картуз куплю. — И, выбрав шар, стоящий у лузы, снова промахнулся.
— Марала, да еще нетверезый, — насмешливо бросил Дымов.
— Дуплет в угол, — небрежно объявил Борис Робертович и с клапштосом положил шар.
Ксюша ахнула, а Дымов завистливо процедил:
— Артист!
Польщенный вниманием, Борис Робертович дал в руки партнеру мелок, которым натирал кожицу кия.
— Нарисуй, куда мне оттянуть свой шар.
Гаврила вывел в центре стола меловой крестик, и маркшейдер опять с клапштосом положил последний шар в среднюю лузу, а свой оттянул точно на меловой знак.
— Профессор, ну как есть он! — восхищался Дымов.
— Его — шар играет, моя — маленько зверь убивает. Борька всегда изба торчит, моя тайга ходит, — оправдывал свое поражение Иптешев.