— По-разному, Павел Федорович. Кто по-настоящему работает на золоте, а кто прикрывается званием старателя, а сам больше в личном хозяйстве копается. Кое-кто от избытка приторговывает на базаре, а кое-кто зубами щелкает, ожидая фартового золота.
Из приемной в кабинет вошла пожилая секретарша и сказала, что звонят из дому. Министр повернулся влево, к небольшому столику, на котором чернели телефонные аппараты, поднял с одного из них трубку.
— А врачи что говорят? Опять ничего? Передай сыну, что постараюсь быть дома пораньше, будем рисовать с ним.
Положив трубку, министр озабоченно сказал:
— Болеет парнишка-то… — Помолчал. — Да, вернемся к нашей беседе. Итак, вознаграждение не по труду, вроде картежной игры? А вы не думали, во что обходится государству старательское золото? Сравнивали стоимость грамма у вас и у соседей?
— Сравнивал. Наше золото дороже вдвое.
— Золото дороже золота получается. А почему? Производительность труда ваших старателей во сколько раз меньше, чем на Новом? На каком содержании золота в песках вы работаете? — задавал вопросы министр, внимательно поглядывая на инженера.
Степанов ответил, что на Новом производительность значительно выше за счет механизации. Содержание золота в песках на Южном беднее.
— Но что поделаешь, — он развел руками, — людей где-то использовать надо!
— Живете вы пока по принципу: «Богат я, казны не считаю…» Да, да, не качай головой. Правильно сделали, что за постройку рудника взялись. Стране нужно дешевое золото, значит, следует широко развивать механизированную добычу. Кроме того, помни о людях, добывающих золото, о золотых людях! Да, да! — повторил министр.
Он встал и несколько раз прошелся по кабинету. Встал и Степанов, но министр махнул ему рукой:
— Сиди, сиди! Как только приедешь на Южный, расскажи старателям, что настало время отказаться от тяжелого, очень тяжелого физического труда. А заработки ваши сравнивал с Новым?
— В среднем раза в два с половиной у нас ниже.
— То-то! С организацией государственных работ на Южном часть артельщиков сразу же перейдет к вам, создайте им хорошие условия. Ни один человек не должен уехать с Южного. Помни: рудник первой очереди придется строить вам самим, за него персонально с тебя спросим. — Министр сел в кресло, спросил: — В каком состоянии жилые дома старателей?
— В плохом, за редким исключением, — ответил Виталий Петрович.
— Это повсюду. Прямо беда!
Степанов сказал, что старатель никогда не был уверен в завтрашнем дне. Найденную россыпь отрабатывали, и ему приходилось опять идти на новое место, и добротный дом строить расчета не было, все равно придется бросать: в тайге его не продашь. Строит старатель избушку на курьих ножках: «Скоро все равно пойду дальше». Эта старательская традиция осталась и по сей день.
— Такие традиции у них живучи: серьезных работ не начинать, механизацию не вводить, хищнически вырывать золото побогаче, — согласился министр. — А наши рудники будут строиться на десятки лет. Значит, и народ должен обосноваться на Южном надолго, навсегда. Мы вам поможем, дадим ссуды на жилищное строительство. Приступайте к нему…
Глубоко вздохнув, Павел Федорович подошел к столу.
— Сердце шалит. В Москве оно амортизируется скорее, чем в твоем медвежьем углу. Да… И по производству вам поможем, и кадрами специалистов, и техникой? Теперь запомни главное: Медвежий рудник, даже первой очереди, будет с комплексной механизацией. Мозолистые руки должны отойти вместе с профессией старателя в область предания и у вас в тайге… — улыбаясь, закончил министр.
— Так будет, но сейчас пока это кажется мечтой, — сказал Степанов.
— А ты мечтай, мечта у нас первая стадия проектирования.
Министр особо предупредил его: все затраты артели по руднику полностью учесть и оплатить артели. Он подчеркнул, что перевод на государственные работы надо проводить только по принципу добровольности.
— Только без перегибов! О них мне уже известно… А как у тебя с кандидатской диссертацией? Пишешь?
Степанов был крайне удивлен, что министр знает обо всем, и растерялся.
— Пишу, половина уже готова… — с запинкой ответил он.
— Имей в виду, что твоей работой мы интересуемся. Решения правительства о строительстве Медвежьего рудника не дожидайся, пройдет немало времени, пока оно выйдет, а мне решать такие вопросы не положено, хотя я и министр, — недовольно сказал он и добавил: — Будут трудности — обращайся прямо ко мне. Будь здоров, желаю успеха!
Глава тридцать втораяВРЕМЯ ПРИШЛО
На Южный Степанов прилетел сразу же по окончании сильных буранов, и первое, что он увидел с воздуха, — развалины недостроенной обогатительной фабрики. Снежный оползень был страшным. Здание фабрики отнесло на добрую сотню метров от места строительства, стены сжало в лепешку, покореженные бревна одиноко торчали из-под снега.
Аэродром оказался плохо расчищенным, и летчик, сделав круг, повернул было обратно, но Степанов настоял на посадке. Приземляясь, самолет сломал лыжу, и начальник прииска заполучил на лоб шишку.
Встретившись, Рудаков посмеялся над ретивостью начальника.
— Ты, конечно, герой, но зачем же лыжи ломать? От этого только убыток казне.
— Казне убытка не будет, ремонт произведут за мой личный счет, — с мальчишеским задором ответил Степанов, растирая ладонью ушибленный лоб.
Позавтракали они у Степанова. Виталий Петрович уверял Лиду, что вкуснее не ел даже в самых первоклассных ресторанах столицы. Вкратце рассказал о московских новостях.
— Теперь понятно, почему нас неожиданно стали торопить с рудником, трест тоже повернулся по ветру, уже обвиняет в срыве и тому подобное, а дела у нас идут действительно туго, — согласился Рудаков и добавил, что ураган натворил много бед: сорвал со многих дворов тесовые крыши, унес и разбросал по тайге стога сена, порвал электрические и телефонные провода, повалил столбы высоковольтной линии, опрокинул и засыпал снегом конный обоз. Здание обогатительной фабрики теперь нужно строить заново. Целую неделю старатели заняты на восстановлении разрушенного стихией, и стройка рудника приостановилась.
Хозяин и гость поблагодарили Лиду за вкусный завтрак и вместе собрались уходить.
— Ты хоть вечером приди пораньше, ведь Светланки не видел, в школе она. Все ждет тебя, чтобы вместе пойти на лыжах. Хорошо, Виталий? — попросила Лида, мало веря тому, что просьба будет исполнена.
По дороге на конный двор Рудаков остановился у ветхого дома, в котором квартировал Пихтачев.
— Я зайду к Павлу Алексеевичу. После урагана он заболел и до сих пор не поднялся.
— Профилактика? — засмеялся Степанов.
— Нет, профилактику он бросил, лечат его наши врачи. При спасении людей вел себя героем и сильно простудился. Я вызывал из области профессора, боялся за него.
— Зайди, зайди к нему. Передай привет…
И они разошлись.
Дня не хватило для осмотра всех объектов строящегося рудника, и только под вечер Степанов добрался до нового горного цеха.
В чисто выбеленной комнате раскомандировки толпились в ожидании сменных нарядов старатели. Через всю стену висел лозунг: «Построить рудник к 1 августа — дело нашей горняцкой чести». В раскомандировке было накурено, шумно. У окна на тумбочке стоял радиоприемник, и голос диктора словно пытался перекричать многоголосный гул.
— Тише, ребята, чё раскудахтались, радио не слышно! — в сердцах закричал дядя Кузя и ударил в пол культяпкой.
Но передача в это время уже закончилась.
Заметив у окна Михайлу, дядя Кузя приковылял к нему.
— Здорово, старик, слыхал, бобовина какая! Гаврила учудил со своей штольней, обскакал москвичей.
— С перепугу, что они сами найдут, и наш Гаврила храбрый стал, даже к шайтану в логово полез. Теперь большую премию отхватит, — с завистью проговорил Михайла, завязывая бинт на больной руке.
— Говорят, на курорту после поправки собирается; будет, язви его, ванны принимать из нарзану со сладким сиропом. Это верно. У кого большие деньги, завсегда с сиропом, — тоном знатока сообщил дядя Кузя.
В углу комнаты, где за столом сидела группа старателей, Иван Кравченко громко говорил Бушуеву:
— Не веришь, что Гаврила Иптешев работника держит?
— Нашел кулака! — засмеялся Бушуев.
— Нашел, не перебивай. Ходил я сегодня в тайгу зайцев пугать. Дорога торная, ну и свернул к иптешевской заимке. Гляжу — Гаврила, а перед ним медвежонок, что Федот привел ему в последний раз. Гаврила разговаривает с ним, ровно с человеком. «Ваша, говорит, мамаша моего мохнатого друга разорвала, значит, ты должен служить мне».
— Дюже заливаешь, охотник!
— И дает, значит, Гаврила медвежонку коромысло с ведрами, а медвежонок коромысло как брякнет о землю, оно пополам, — весело закончил Иван.
В наступившей на миг тишине со скрипом открылась дверь из ламповой и появился Степанов.
— Ну и начадили! — сказал он, переступая порог задымленной комнаты.
К инженеру подошел Бушуев:
— Здравствуйте, Виталий Петрович! С приездом!
Старатели окружили Степанова, шумно здоровались с ним.
— Присаживайтесь к нам, Виталий Петрович, — пригласил Бушуев начальника к столу, на котором лежали газеты и журналы. — Мы тут беседу про наши обязательства ведем, послушайте. Говори, Иван! — обратился он к Кравченко.
Иван смущенно отказался:
— Чего мне говорить? Попроси лучше Виталия Петровича о Москве рассказать.
Степанов охотно рассказал о московских новостях и в заключение добавил:
— На днях от артели примем все работы по руднику, полностью оплатим их и поведем строительство государственным способом.
— А что будет с артелью? — спросил Бушуев.
— Это дело самих артельщиков. Кто хочет — останется в артели, а кто перейдет на государственные работы.
Несколько минут все говорили наперебой, радостно поздравляя друг друга. Хотели было качать Виталия Петровича, да помешал низкий потолок. Все время молчавший Степан Кравченко громко крикнул: