Отношения у Сергея Ивановича с Катей установились дружеские, все шло хорошо… до сегодняшнего разговора. Теперь же Катя не находила себе места и ничего не могла делать.
Наташа, зайдя в ее маленький кабинет, удивилась. Красная от волнения, Катя стояла посреди комнаты. Увидев Наташу, она с горечью выкрикнула:
— Что я наделала!
— Что случилось? — испугалась Наташа.
Катя долго молчала, не решаясь выдать свою тайну, но в конце концов порывисто призналась:
— Ляпнула, не подумав, а теперь готова сгореть со стыда.
— Да в чем дело?
— Вчера пришла ко мне домой Варвара Сергеевна и стала жаловаться на внука: грубит он, самовольничает, она с ним справиться не может, а отцу некогда. Я сегодня и напустилась на него: «Подумайте о сыне, о себе. Вы заслуживаете счастья куда больше, чем многие…» Я говорила это искренне, мне очень жаль Сергея Ивановича. А он посмотрел на меня так тепло и в то же время грустно. «Поздно мне думать о таком счастье», — ответил и сразу же вышел. И вот, когда он ушел, я только и поняла, что он мог обо мне подумать…
— Объясни при случае, что у тебя роман с Васей, — засмеялась Наташа. — Этот курносый мыслитель мне все уши прожужжал…
Катя посмотрела на Наташу безучастным взглядом, не думая о смысле ее слов, потом прошептала:
— Он поймет меня правильно, он поймет…
Наташа обняла ее.
— Я пойду, — тихо сказала она и направилась к двери.
— Подожди, Наташа! Я что-то хотела тебе сказать… Да! Сергей Иванович просил тебя обследовать разведочный шурф над нашей штольней, ты когда-то в нем работала.
— Зачем? — поинтересовалась Наташа.
— Его будем опробовать еще раз. Содержание золота в штольне значительно выше разведочного, и мы хотим проверить и шурф, тогда запасы золота увеличатся еще больше. Сергей Иванович просил тебя провести показательную отпалку в бригаде Кравченко.
— Твой Сергей Иванович найдет всем работу, — Наташа сделала ударение на первом слове и этим заставила подругу покраснеть.
Выйдя от Кати, Наташа направилась в штольню. У входа в нее на опрокинутом в снег кузове вагонетки сидели, покуривая, Краснов и Михайла. Наташа мимоходом поздоровалась с ними. Михайла ответил, а Краснов демонстративно сплюнул и процедил сквозь зубы:
— «Легкая кавалерия». Чтоб ты пропала! Недостачу у меня нашли, Наташка акты стряпает. Артели конец, и всему конец, сматываться надо. Только нужно на дорожку руки в штольне погреть. Теперь мы точно знаем, где «шалое» золотишко и где его шарить. Все по науке, паря, айда промышлять! — И самодовольный Краснов громко засмеялся. — Дела идут неплохо, «дантист» будет доволен.
Михайла безучастно слушал Краснова.
— Будешь катать вагонетки — сортируй руду в забое, в меченую клади только богатейшую. И должна у тебя эта вагонетка в пути случайно сходить с рельсов и опрокидываться, — Краснов подмигнул. — А ночью подберем.
— Нет, Пижон, не путай меня больше, я крест поставил на эти дела, — твердо сказал Михайла и поднялся.
— Погоди! Куда? — забеспокоился Краснов. — Может, ты запамятовал, как на Миллионном золотишко воровал… — зло глядя на Михайлу, прошептал он.
Тот покачал головой.
— То было на старанке, а у казны — не буду.
— А что же делать будешь? В кулаки опять запишешься? — шипел Краснов.
— А их уже двадцать лет как нету. На золоте робить буду, как все прочие. Теперь я инвалид, меня не выгонят.
Краснов усмехнулся.
— Артели не будет, значит, батрачить на казну решил. Эх ты, недопеченный!
— Не дражнись, Филька, и не бреши. Ничего отбирать не будут, я у самого Степанова пытал.
— Не хочешь с нами уходить — недолго поработаешь на воле, — угрожал Краснов.
— С тобой уходить? А куда? Ты меня оберешь да и выбросишь, как бутылку выпитую… А здесь задумаешь выдать — так я тебя первый. Ну! — схватив его за грудь и замахиваясь рукой в гипсе, предупредил Михайла.
Бывшие друзья обменялись злобными взглядами и молча разошлись в разные стороны…
Наташа нашла Степана Кравченко у ярко освещенного передового забоя. Он в раздумье стоял перед новеньким передвижным компрессором. В забое бурил Иван, а Дымов грузил руду, рассматривая каждый ее кусок. Вагонетка с меловым крестом наполнялась отборной рудой, другая — навалом.
— Последнюю смену бурим вручную, завтра затарахтят молотки, — заметил Степан Иванович.
— Отстаем от графика, а первое августа не за горами. Как с отпалкой? — деловито спросила Наташа.
— Взрывчатка плохая, а шкварец что твой алмаз, — объяснил Степан Иванович.
— Как шпуры располагаете? — поинтересовалась Наташа.
— Как? На глаз, он у нас наметан, не ошибемся, чай не первый раз рвем, — недовольно ответил старик.
Наташа взялась за расчеты. Степан Иванович недоверчиво посмотрел на ее вычисления и подмигнул сыну. «Считай, считай, только взрыв от этого лучше не будет».
Иван подошел к Наташе и, присев рядом на корточки, прошептал:
— Приходил вечор к вам, увидал на крыльце Захарыча и ушел. А как хотелось повидаться…
— Я тоже собиралась к твоей мамаше за шелковыми нитками, кисет вышиваю тебе, а узнала, что тебя нет дома, и не пошла. — Девушка улыбнулась.
Вместе с Иваном Наташа наметила на забое схему расположения шпуров уступами и, когда их пробурили, сама зарядила и отпалила.
Издали прислушиваясь к взрыву, Степан Кравченко уловил его необычную силу, а когда вернулись в забой, то нашли большую груду подорванной породы.
— Вот это вруб! Ни одного стакана, — похвалил подошедший Иван.
Степан Иванович одобрительно крякнул и расправил усы.
— Спасибо, дочка! Оторвала породы больше, а взрывчатки потратила меньше нас. А ну-ка, нарисуй мне все на бумажке. По расчету-то лучше получается — не зря ты училась на курсах.
Наташа набросала чертеж расположения шпуров по забою и, передав его Кравченко, попросила:
— Пойду шурф разыскивать, дайте мне помощника.
— Это по заданию Рудакова? Знаю. Эй, Дымов, пойдешь подсобишь Наташе, — распорядился Степан Кравченко.
— Подмогнуть можно. Только отвезу вагонетку и догоню, — согласился Дымов и, удаляясь, хрипло затянул:
А молодого коногона
Несут с разбитой головой.
Прощай, Маруся-стволовая,
Тебя мне больше не видать…
Наташа взяла деревянную лопату, веревку, карбидную лампу, вышла из штольни, надела лыжи и поднялась на пригорок. Увидела, как у Дымова сошла с рельсов вагонетка и сползла под откос. Дымов, помахав ей рукой, закричал:
— Соскочила, язви ее! Подниму и приду. Дожидайся!
Наташа осмотрелась, нашла знакомую, дугой изогнутую березу. Рядом с ней, помнилось, был разведочный шурф. Развернула план, увидела на нем условный знак — березу. Да, здесь.
Сняв лыжи, Наташа прорыла в снегу две глубокие траншеи и действительно обнаружила шурф. Но он был доверху завален породой. Постояла немного, отдохнула. Снова взялась за лопату. «Через десять метров должен быть другой».
Лопата глухо ударилась о бревна накатника, накрывавшие шурф. «Значит, не завален!» Девушка отбросила в сторону короткие бревна. Взглянула вниз. Свет карбидки вырвал из мрака несколько перекладин крепления. Но на глубине трех метров было совсем темно. Наташа бросила в шурф небольшой камень. Он ударился где-то совсем близко.
— Кажется, обрушен, — подумала вслух.
Спустила на веревке зажженную карбидку. Метрах в пяти от поверхности лампа осветила поломанную крепь и стукнулась обо что-то. Опять неудача! «Наверное, выше должен быть еще один шурф».
Наташа сбросила полушубок, пуховую шаль и начала копать траншею. Случайно взглянула за ближайший пригорок. По нему шли запорошенные снегом лыжные следы, обрываясь у третьего шурфа, накатник которого был почти без снега.
Наташа удивилась. Кто-то здесь недавно был.
Шурф этот оказался хорошо закрепленным, да еще с ходовой лестницей. Девушка бросила камень. Стук донесся издалека.
Девушка прочно привязала один конец веревки за ближайшую пихту, а другой бросила в шурф. Минуту нерешительно глядела в черный провал. Спускаться одной нельзя — запрещено правилами, но любопытство все же взяло верх.
Осторожно, с карбидкой в левой руке начала Наташа спускаться по лестнице. В шурфе было тепло. Пахло гнилью и сыростью.
И вдруг — как это случилось, Наташа поняла позже — надломленная и незакрепленная лестница с грохотом полетела вниз. Руки мгновенно впились в канат. Наташа зажмурилась…
— Помогите! — вырвалось у девушки, но крик, казалось, потонул где-то в глубине шурфа.
Оглядевшись, увидала глубоко внизу каким-то чудом не погасшую карбидку. Сверху она казалась светящейся каплей.
Немного придя в себя, девушка попробовала подтянуться на руках. Вначале это показалось нетрудным. Но прошло несколько секунд, и Наташа почувствовала, что руки перестают слушаться, а тело наливается свинцовой тяжестью. И чем выше поднималась Наташа, тем больнее становилось рукам. Когда она была метрах в трех от поверхности и уже ясно видела квадрат голубого неба, руки ее начали скользить по обледенелой веревке.
Посмотрев на дно шурфа, Наташа не увидела огонька. «Потух… Наверно, в шурфе газы. Оборвусь, и если не расшибусь, то задохнусь». С порезанных ледяной коркой ладоней закапала кровь. «Нет! Не вырваться! Сейчас упаду — и конец!» — лихорадочно билась мысль.
Наташа из последних сил качнулась на канате — и уперлась ногами в крепь. Бросив канат, ухватилась руками за крепежное бревно. Нога нащупала выступ, и Наташа очутилась в темной нише.
Достала спички, зажгла — и ахнула: в нише кучей лежали куски руды с золотыми блестками, чугунная ступка, бутылка с ртутью, промывальный лоток.
«Воруют руду, здесь толкут и золото извлекают, как на фабрике. Кто же это они?» — Наташа настороженно замерла, в шурфе задергался канат.
Девушка торопливо потушила спичку, взяла в руки чугунный пест и отодвинулась в глубь ниши.
По канату кто-то спускался, беспрерывно повторяя ее имя: