Иван обнял Наташу, а набежавший с реки густой туман скрыл их от любопытной луны…
Глава сорок пятаяСАЛИК
После длительной болезни Степанов впервые вышел на работу. В кабинете Рудакова он рассматривал висящий на стене план Медвежьего рудника.
— Горноподготовительные работы выполнены больше чем на две трети. — Он обвел пальцем сплошные линии, покрывшие во многих местах пунктир. — Нужна повсеместная скоростная проходка…
Степанов прочитал лежащую на столе радиограмму.
— Еще новость: буровой стали нам не дают. Запланирована только на третий квартал. Конечно, выходит, мы сами виноваты: зачем досрочно пускаем рудник!
Сергей Иванович поднялся и открыл окно. На улице шел проливной дождь, воздух в комнате сразу посвежел.
Зазвонил телефон. Рудаков снял трубку.
— Разрешите доложить? — зазвенело в трубке.
— Екатерина Васильевна? Чем порадуете? — спросил Рудаков и весело улыбнулся Степанову. — Дали четыре цикла на разведке? Хорошо! Нет буров? Сваривайте обурки. До свидания!
Рудаков положил трубку и, все еще улыбаясь, сказал Степанову:
— Шесть циклов будет скоро. Да! На днях обсуждаем «художественные произведения» Плюща, ты подготовься, Виталий.
— Хорошо. — Степанов попрощался.
Рудаков собрался тоже уходить, но зашла Наташа с планом комсомольской работы, и он задержался.
Следом за Наташей появился Захарыч. По выражению его лица было видно, что он не рассчитывал встретиться с дочкой. Старик в нерешительности остановился у порога.
Рудаков, не зная, в чем дело, выжидательно смотрел на старика, а тот мялся, усиленно дымя папиросой.
Захарыч покосился в сторону дочки и, наконец, промолвил:
— Пришел я к тебе, Иваныч, на исповедь, грешен…
Наташа поднялась и хотела уйти, но отец жестом остановил ее.
Рудаков молчал, ожидая, что скажет старик.
— Бают, Прошка Дымов объявился. Тралить будем? — неожиданно задал вопрос Захарыч.
— Конечно, только пока не можем найти, где он скрывается, — ответил Рудаков, не догадываясь, что предложит Захарыч.
— Я придумал, где его нужно искать. Алешка, меньшой Степана, на его след напал. Небось прячется в зимовье за старой смолокуркой, на своем ключике, — убежденно сказал старик.
— А что это за ключик?
— Я прошлой осенью с ними в компании мыл там золотишко, пока он не обобрал меня. Хлебнул я соленого, стыдно вспомнить.
— А почему ты раньше не сказал об этом? — спросил Сергей Иванович.
— По таежным законам о таких делах отцу родному только перед смертью можно сказывать. Думал я, думал — и вот перед тобой открылся, — ответил старик и с облегчением вздохнул.
Установилась жаркая летняя погода. Новый лес для стройки заготовляли в верховьях Кедровки, но сплав шел медленно: река с каждым днем мелела и мелела. Нужно было принимать срочные меры.
Степанов послал на место сплава Турбина, хорошо знавшего реку. Вскоре к Степанову пришел рабочий с Кедровки и принес записку. Турбин писал, что весь заготовленный лес спущен на воду, но ниже заводи создался затор, и просил срочно прислать взрывников.
Виталий Петрович направил на лесосплав Наташу, Ивана, Федота и молодых Бушуевых.
В новой лодке-долбленке разместились все пятеро. На дно уложили мешки со взрывчаткой, двуствольную централку, берестяной туес и походный рюкзак.
Кедровка сильно обмелела. Из воды торчали мшистые валуны, издали похожие на медведей.
Плыли осторожно, держась берега. Федот, стоя на носу лодки, шестом толкал ее против течения. Иван сел на весла, но вскоре тоже взял шест: лодка днищем скрежетала о камни. И все-таки частенько приходилось брести по воде, сталкивая лодку с перекатов.
Километра через два перекаты кончились, и русло стало глубоким. Вечернее солнце опускалось за гору, золотило ровную, зеркальную гладь реки.
— Хорошо! — оглядываясь по сторонам, шептала Наташа. — Вода, тайга, горы… Нет на свете ничего краше!
Девушка была счастлива: школа вечерняя позади, на днях свадьба, и после пуска рудника вместе с Иваном в институт.
Наташа, ударив по воде маленьким веслом-лопаткой, обрызгала Ивана.
В ответ он размахнулся шестом и окатил всех. Наташа и Маша завизжали, ребята засмеялись, их смех гулким эхом отдавался в уснувших горах.
Послышалось отчетливое постукивание мотора, скрип железа и глухой шум падающей земли.
— Кто шумит? — спросила Маша.
— Шайтан!.. — засмеялся муж. — Не бойся. Это экскаватор канал роет, вода Кедровки на гидравлики пойдет.
Проплыли мимо зеленого, густо заросшего острова и за небольшим поворотом увидали экскаватор.
— Как гусь из воды пищу хватает! — проговорил Федот, наблюдая за его работой.
Машинист опускал раму, и ковш пропадал под водой, врезался в грунт, со скрежетом скользил по валунам. Экскаватор пятился, поднимая ковш, и, развернувшись, высыпал мокрый грунт на борт канала.
— Этот «гусек» сразу три тонны заглатывает и выплевывает в сторону, — сказал Иван.
На реке темнело. В глубокой долине ночь наступала медленно. Лучи солнца в последний раз скользнули по дальней снежной вершине, и долго стоял полумрак короткой летней ночи.
Вдруг у берега закачалась осока, послышался легкий свист крыльев. Маша вскинула ружье. Один за другим ахнули два выстрела. Раздался всплеск воды и крик подраненной птицы.
— Жарево есть, а на варево, на уху, мы забыли взять рыбных консервов, — объявила Наташа под дружный смех товарищей.
Поймав подранка, поплыли дальше. Река здесь текла медленно, и Иван греб без напряжения. Вскоре над тайгой показалась луна, стало светло, будто зажгли большой электрический фонарь.
Широка страна моя родная…
Много в ней лесов, полей и рек… —
тихо запела Наташа, и песня вольно полилась по реке.
— А вот и затор, — прервал песню Петро. — Иван, правь к левому берегу.
Впереди поперек реки виднелась баррикада из беспорядочно нагроможденных друг на друга бревен. Река, озаренная холодным лунным светом, с шумом прорывалась сквозь них.
— Наташа! Иван! — раздался с берега знакомый бас Максимыча. — Причаливай к левому!
Через минуту Турбин вытягивал на берег лодку, глухо зашуршавшую днищем о песок.
— Здравствуй, Максимыч! Так у затора и живешь? — спросил Бушуев.
— Нет, в шалаше, с полкилометра выше. А сегодня тут караулю. Людей по домам отпустил. Лес-то на воде! Подорвем затор, и лес спустится до нижних перекатов, а там до фабрики рукой подать.
— Взрывать когда будем? — спросил Федот Наташу.
— Сейчас, при луне все видно. Рудаков велел подорвать для осенней навигации и перекаты.
— Правильно! — одобрил Иван и стал таскать мешки со взрывчаткой.
Наташа принялась готовить заряды.
— Что нового на руднике? — спросил Турбин.
— Есть новости, — ответил Бушуев. — Дня два назад прилетал какой-то чин из министерства. Проверял строительство.
— Смотри, какая рыбеха плещется! — перебил его Турбин, показывая на большие круги по воде, переливающиеся в лунном свете.
— Да, уплыла щерба… Много москвич возился с Плющом, — продолжал Бушуев.
— Душно́й он, вонь от него аж до самой Москвы идет, — с досадой бросил Турбин.
С реки внезапно донесся шум обвала. Бушуев прислушался, недоуменно поглядел на Турбина.
— На баррикаде бревно сорвалось, — спокойно объяснил тот.
— Чин этот велел Степанову срочно готовить жилье для новых строительных рабочих рудника-гиганта. Скоро начнут прибывать. Чувствуешь размах?!
— Иван профессором назначен, лекцию о скоростной проходке читать будет, — объявил Федот.
Когда заряды были готовы, Иван пошел осматривать баррикаду, а Наташа достала из лодки карбидку, заправила ее водой и, прочистив иглой форсунку, зажгла. Продолговатый белый язычок, поминутно вздрагивая, разгорелся ярким пламенем.
Вскоре вернулся Иван.
— Решил пока подорвать три заряда, — сказал он Наташе. — Давай мешки.
Наташа протянула ему два мешка, один взяла сама и пошла к реке.
Иван и Федот зажгли два дальних заряда, Наташа подожгла свой, и они вместе бросились к берегу, спрятались за колючей пихтой.
Раздались три глухих подводных взрыва. Затор в трех местах был прорван, вниз по течению реки понеслись десятки бревен. Однако баррикада еще держалась.
Рвали на перекатах и второй, и третий раз, пока река не стала чистой от бревен.
— Утром весь лес будет у фабрики. — Турбин уселся в лодку и посмотрел на часы. — Сейчас одиннадцать.
Плыли тихо. Длинные неуклюжие весла, ритмично опускаясь, глухо хлюпали и жалобно скрипели в уключинах.
Где-то неподалеку крякнула утка, с другого берега, как бы ей в ответ, разлилась соловьиная трель, и опять наступила звенящая тишина. На темной глади реки плыла кверху белым брюхом большая рыба.
— Какой тайменище! — забасил Турбин. Он наклонился с лодки и поймал проплывающую мимо рыбу. — Имай, Петро! — закричал он. — Взрывом оглушило.
Лодка медленно двигалась вверх по реке. На берегу темнел шалашик, сбоку освещенный луной.
— Вот и дом мой рыбачий! — пробасил Егор Максимыч, направляя лодку к берегу.
У шалашика, накрытого с трех сторон пихтовыми ветками, весело запылал костер. Женщины принялись готовить ужин, а Иван, Петро и Федот уплыли ставить сеть.
На носу лодки зажгли берестяной факел. У черной скалы Петро привязал конец сети к палке, заостренной с одного конца, а затем эту палку топором забил в речное дно. Иван медленно заводил весла и бесшумно греб к противоположному берегу, а Федот осторожно опускал в воду сеть.
— Быстрей, быстрей, — поторапливал Петро. — Здесь глубоко, дно чистое.
Из-за тучи снова вырвалась луна и разостлала наискось по реке тусклую дорожку, на ней полукругом закачались пробковые поплавки. Пахло тиной и водорослями.
Время ползло для рыбаков медленно, а воздух становился все холоднее. Над рекой разорванными клочьями плыл белый туман, поглощая ночь, реку, берестяной факел.