А Соколов с Пашей расположились за кухонным столом, обложились всем необходимым. Но не прошло и минуты, как к ним присоединился Семен Аркадьевич.
— Не помешаю? — опустился на стул.
— Деду, ты будес нам помогать?
— Могу и помочь. Что делать-то надо?
— Дядя? — Паша обратился к Евгению. — Сто надо делать?
— Ветки перебрать, — пожал плечами. Притом сразу понял, старик пришел не просто посидеть. Впрочем, Семен долго ждать не заставил.
— Как самочувствие? — взял несколько веток. — Смотрю, с каждым днём ты всё бодрее.
— Да, так и есть. Уж не знаю, что у вас тут за травы, но они буквально за два дня меня на ноги поставили.
— Это хорошо. Дожди должны прекратиться уже завтра к вечеру. Потом дня три надо будет подождать, чтобы уровень воды опустился, здесь земля быстро впитывает влагу. А там уж решим, как добираться до трассы, то ли пешком, то ли на лодке.
— Говорили же, еще неделю лить будет, — и без этого разговора было ясно, егерю он тут как собаке пятая нога, не чает уже как спровадить.
— Природа есть природа, она у нас не спрашивает и перед нами не отчитывается. Циклон резко пошел на север.
— Ясно.
— Что-то радости в твоих глазах не вижу, — усмехнулся. — Думал, порадую новостью.
— Я рад, Семен Аркадьевич, — в тот же миг у него в руке ветка треснула.
— Нравится она тебе, да? — вдруг стал серьезнее.
— Кто? — перевел на него взгляд.
— Кто, кто, дочь моя. Вижу, что нравится. Только ты уясни, Лиза натерпелась в свое время. После того, как я привез ее сюда, она еще месяц ходила точно в воду опущенная. Шутка ли, девчонке было двадцать два года, а все мечты и планы уже рухнули.
— Что же случилось? — раз от Лизы ничего толком не узнать, так может хотя бы отец прольет свет.
— Мудака великовозрастного повстречала. В общем-то, ничего нового. Соблазнил, ребенка сделал и указал на дверь. Но моя дочь гордая, так и не рассказала кто он такой, где живет. Я бы друзей попросил, сам бы поехал и пересчитал кости подонку.
— Только я не он.
На что Семен едва не расхохотался.
— Да, ты не он, — закивал. — И, слава богу. Но здесь тебе все равно не место, Лизе новые потрясения ни к чему. Есть такие девки, с которых как с гуся вода. Один бросил, так находят второго. Но моя дочь другая, на нее случившееся сильно повлияло, она закрылась ото всех, разуверилась в людях.
— Но ведь так нельзя.
— Можно ли, нельзя ли, не тебе и не мне решать. Как будет готова идти дальше, пойдет, но уж точно не с тобой. Тебя, скорее всего, семья ждет.
- Или уже оплакивает.
— Ничего, зато сколько радости будет, когда объявишься. И память вернется, никуда не денется.
— Вы видели вертолет? — слова егеря разозлили, но он все верно говорит и беспокойство его совершенно оправдано.
— Винт хвостовой видел. Машина рухнула в самой глубокой точке. Как тебе удалось выбраться, даже не знаю.
— В рубашке видимо родился.
— Видимо. Надеюсь, ты меня понял?
— Предельно ясно.
— Тогда я пошел, не буду вас отвлекать, — передал Паше веточки, — помогай, как следует.
— Я помогаю, — расплылся улыбкой малыш.
Евгений же задумался. Он тут не гость, даже не случайный прохожий, он здесь чужак, от которого хотят побыстрее избавиться. И Лиза… она ведет себя как дикарка, однако проблема в том, что как бы она себя ни вела, что бы ни говорила, это все только сильнее будоражит. Из дум вырвал детский плач.
— Эй, ты чего, парень?
— Больно, — залился слезами и показал Соколову палец.
— Ну-ка, давай посмотрим, что у тебя стряслось. Иди сюда, — поманил к себе.
И Паша подошел, вытянул руку.
— Ох, ты ж, занозу посадил, — всмотрелся в пальчик. — Что будем делать? МЧС вызывать или сами справимся?
— Сами, к нам все лавно никто не плилетит, дозди.
— Значит, сами. Готов? — взял ее руку.
— Да, — и засопел, слезы опять покатились по щекам.
— А ты набери побольше воздуха в грудь и замри. Или отвернись.
— Нет, буду смотлеть.
— Да ты отважный малый.
— Я хлаблый.
А Евгений примерился и буквально в одно мгновение выдернул из пальца ребенка крошечный кусочек дерева. Паша и пискнуть не успел.
— Готово.
— Клуто! — после чего забрался к Соколову на колени, опять схватил ветку. — Спасибо. Ты плям как спасатель.
Евгений в свою очередь обнял малыша, чтобы тому было удобнее сидеть, и сердце в очередной раз заныло. Паша его уже не боится, а он? Он боится? Если только того, что придет Лиза да огреет поленом.
— Паш, ты может, сядешь на свой стул? А то мама твоя расстроится.
— Не ластлоится, она отень доблая, — даже не подумал уходить. — Давай делать сову.
Глава 19
Когда Лиза вернулась, на обеденном столе заседала величественная птица, как оказалось, подвижная. Паша с радостью продемонстрировал маме, на что способна его Букля, малыш потянул за рычажок на спине совы, и та раскрыла крылья, выполненные из лапника.
— Ого! Вот это да, — округлила глаза, — какая большая.
— Да, да, да, — прыгал рядом малыш, — больсуссяя. Это дядя сделал. А есё я занозу посадил, и дядя вытассил. Вот! — протянул руку.
— Ничего себе у вас здесь события происходят, — мельком глянула на Соколова, который сидел с видом школьника-отличника, ждущего оценку. — Что будешь с совой делать?
— Паставлю ее лядом с кловаткой. Дядя сказал, она будет стласные сны отгонять.
— Вот как. Значит, она еще и волшебная, — затем все-таки повернулась к Евгению, — спасибо. Вышло здорово.
— Паша очень помогал, — заметил порозовевшие щеки Лизы, видимо только что из душа вышла.
— Он всегда помогает, во всём.
— А как ты планируешь дальнейшую жизнь? Парню же школа нужна, общение со сверстниками, развитие.
— Само собой, — налила себе чаю, — и у него всё будет, когда придет время.
— Значит, переберешься в город?
— Переберусь. Папа сказал, погода уже вот-вот начнет налаживаться. Так что, через несколько дней ты сможешь вернуться.
— Угу, — сразу насупился. — Смогу.
— Надеюсь, обиду на нас не затаишь, — улыбнулась, отчего Соколов захотел немедленно подойти к ней и снова поцеловать, но уже иначе. Лизе явно не нравится напор, а вот ему, видимо, наоборот. Ибо в момент поцелуя возникло дикое желание сорвать с девчонки одежду и взять прямо в сарае. Увы, как бы ни останавливал себя мыслями о возможной семье, побороть влечение к Лизе не выходит, оно только сильнее разгорается.
— С чего бы? Вы мне жизнь спасли.
— Ну, мало ли. Будешь потом рассказывать знакомым, как одичалая дочка егеря тебя покусала.
— А я бы повторил… — подался вперед, положил руки на стол. — Много раз.
Лиза так и застыла с ухмылкой на лице. Вся печаль в том, что глядя ему в глаза, в ней просыпаются не только обиды, но и то, что когда-то увлекло, покорило. Соколов, несмотря на свой статус и положение, человек деятельный, любящий узнавать новое, чему-нибудь учиться. За те полгода, что они встречались, Евгений успел пройти курсы учебно-летной подготовки и получить свидетельство пилота-любителя, а до этого получил сертификат дайвера и освоил управление яхтой. Да что там, весь его детский фотоальбом был заполнен фотографиями, на которых он, то что-то чинил, то собирал, то строил. Руки у него растут из нужного места, другое дело, необходимость в большей части умений отпала, когда Евгений начал хорошо зарабатывать, но это не помешало ему двигаться дальше в своих изысканиях. Так что, работа была его семьей, а разнообразные увлечения — отдыхом от семьи. Ну, а женщины… с женщинами он расслаблялся физически. Несмотря на это, человек он интересный, многогранный, умеющий подать себя. И ей, как девушке неискушенной, казалось, что умнее и неординарнее мужчины просто уже не может быть. А еще ей казалось, что между ними все серьезно и по-настоящему. Только реальность такова, Соколов птица свободного полета. И сейчас она бы с радостью напялила на него акваланг, посадила в самолет и помахала ручкой на прощание.
Тут снова Паша прибежал, причем уже весь сонный.
— Мам, — припал к ней, — я устал. Пойдем купаться?
— Пойдем, зайка. Хороших снов, — бросила Евгению.
— И вам… всем…
Соколов остался один, но ненадолго, скоро в кухню заглянул Семен.
— Ты это, — встал в дверях, — помочь мне завтра сможешь?
— В чём?
— Мне водосточку надо подправить, тут ураганы были, один повалил сосну и прямо на угол крыши. От тебя потребуется немного, только подать кое-что.
— Да, без вопросов.
— Вот спасибо, — и удалился.
И пора бы уже идти спать, только ноги точно к полу приросли, а на плечи, будто по ведру цемента поставили. Соколова ломало. Кто он, где живет, чем занимается, почему оказался в том вертолете и что происходит с ним здесь? Почему так тянет к женщине, которая его явно не переваривает. И Паша, этот мальчик не кажется чьим-то чужим милым ребенком, в его взгляде, улыбках или кривляках есть что-то очень близкое, знакомое. Особенно, когда парнишка становится серьезным и концентрируется на каком-нибудь деле. Его ни конфетами, ни планшетом не заманишь, если он чем-то занят. Вроде мелкий совсем, а такой собранный, упертый. Пока с крыльями для совы возился, все пальцы себе исколол, но и слова не сказал, разве что сердито сопел себе под нос.
Так и сидел до часа ночи, прокручивая в голове то сон, то сарай, то игры с Пашей, то разговор с отцом Лизы. Все это будто какие-то кусочки одного целого. Только, чтобы увязать их между собой, нужно еще кое-что — его воспоминания. В глазах Лизы и ее отца слишком много неприязни, причина которой не в том, что они вынуждены кормить лишнего человека. Здесь нечто другое, более личное, более давнее. Может, они все-таки где-то пересекались, может, он когда-то чем-то обидел этих людей?
Вдруг со стороны улицы раздался треск, отчего Соколов дернулся.
— Твою мать, — глянул в окно, — так и заикой станешь, — после чего поднялся, испытав ноющую боль в области ребер, и пошел к себе.