То, что она его ненавидит, теперь ясно и понятно. И ненавидит оправданно. Но! Паша! Он ведь копия его отца. Поначалу казалось, что мальчик похож на Лизу, но теперь ясно, он в деда. Федор Николаевич Соколов был натуральным блондином с голубыми глазами, это они — братья пошли в мать — темноволосую черноглазую уроженку казачьей станицы. И характером Паша в Соколовых. Фёдор, несмотря на внешний вид, был мужиком суровым, деятельным, воспитывая те же качества и в сыновьях, однако старший постигал отцовскую науку жизни куда лучше, младший предпочитал лишний раз спрятаться за материнскую юбку.
Но все это лирика. Важно другое — Пашка его сын! Лиза не стала делать аборт, сбежала, родила и спряталась. Вот откуда эта необъяснимая тяга к мальчишке… Кровь есть кровь, её не обманешь.
С ума сойти! Он столько лет отмахивался от мысли завести детей, не желая тратить ни силы, ни время на то, от чего далёк, и тут на тебе. И Лиза… Почему не рассказала сразу, кто он? Почему скрыла? На что надеялась? Хотя… видимо решила поскорее спровадить призрака прошлого, пока тот ничего не вспомнил, а значит, не хочет никаких контактов. Она ясно дала понять, в её жизни и жизни её ребенка нет места никаким залетным папашам. А ночью пришла, чтобы он уже отвалил от нее со своими расспросами. Расслабился и отвалил. Глупо, по-женски, но и тут можно понять её поведение, просто другого варианта, скорее всего, не увидела.
— Твою сука за ногу, — откинулся на подушки.
Он так и не долетел до лесоповала, а пилот, по всей видимости, сейчас лежит на дне озера. Если уж жизнь бьет по башке, то наотмашь. Интересно, горе-братец его ищет? Или в панике носится по кабинетам, не знает, куда свою жопу теперь пристроить?
— Н-да, лучше бы и не вспоминал ничего, — принялся растирать руками лицо.
И как быть? Выйти утром к Лизе и сказать, что он всё вспомнил? Только, какую реакцию получит в ответ? Она скорее нож в него метнёт, и прикопают потом с отцом где-нибудь под сосной. Всё более или менее нормально, пока Лиза уверена в его беспамятстве. Пусть так и остается… Если уж у нее хватило моральных и физических сил, чтобы забраться в такую глушь с маленьким ребенком, раз за все годы не вышла на связь, ни о чем не попросила, значит, давно похоронила его.
А ведь он оказался совершенно не прав в отношении юной секретарши Лавровой. В то утро, когда они расстались, Соколов поехал на работу с уверенностью, что Лиза сделает аборт, ведь ей нужно задержаться в Москве, нужно хоть чего-то добиться, а он мог бы дать ей всё, что она хочет. Но нет… Вместо этого Лаврова испарилась. И его это задело, сильно. Так, что первые два месяца только и уверял себя в том, что она вот-вот приползет обратно, осознав, чего лишилась. А когда злость сошла, осталась обида, за обидой пришла гордость. Никогда он не бегал за женщинами, никогда не уламывал, ничего серьезного не обещал. Если бабы были с мозгами, они получали, что хотели и шли дальше устраивать свою жизнь, а безмозглые, но с амбициями, оставались у разбитого корыта. Но Лиза оказалась другой… во всём другой. Видимо поэтому и засела занозой в мозгу, да и не только там.
И вот… он здесь… в доме её отца! С ней и сыном, которые спят за стенкой! Сын… даже не верится. Вчера он делал сову ребёнку девушки, которая спасла его, а сегодня сова стоит рядом с кроваткой его сына, его и Лизы. Чего же ему сейчас хочется? Наверно выложить ей правду-матку, а потом схватить, прижать к себе и сказать «прости». Но почему она ни разу не дала о себе знать? Почему скрыла ребёнка, тогда как они наверняка нуждались в деньгах? Не могли не нуждаться! Отец Лизы простой егерь с мизерным окладом. Да, у них добротный дом, но здесь никаких условий для нормального воспитания ребенка. Глухой лес! Дикое зверьё вокруг! Нет связи! От города чёрт знает сколько! И если Лиза собралась потом в город, то на что, интересно, собирается жить? Уж могла бы приструнить свою гордость и дать о себе знать. Но нет, до сих пор, вон, смотрит как на врага народа.
И главное, как теперь ему смотреть им в глаза? Как сделать вид, что ничерта не случилось и он по-прежнему в полной несознанке? Раскрывшись перед ними, хорошего не будет. Лиза укажет на выход, а к ребенку и на километр не позволит приблизиться. У него же на мальчишку никаких прав вообще! Позавчера на глаза попалось свидетельство о рождении, Лиза оставила на кофейном столике. В документе в графе «отец» стоит прочерк, а фамилия у Паши Лавров. Н-да, она реально полностью вычеркнула его отовсюду, предпочла забыть. Но судьба восстановила справедливость.
В окне тем временем забрезжил рассвет…
Соколов же продолжал сидеть, не понимая, как дальше общаться с Лизой. Как не выдать себя. Вдруг дверь скрипнула и медленно отворилась. На что лицо Евгения просияло улыбкой.
— Пливет, — прошептал Паша.
Мальчик стоял опять босиком, в руках держал сову.
— Привет, парень, — поманил его к себе, — забирайся на кровать, пока ноги не отморозил.
— Мама сказала нельзя. Я плосто поздоловаться плишёл.
— А мы не скажем маме, что ты здесь был, — поднялся, быстро натянул спортивные штаны и пошел к малышу.
Больше всего на свете сейчас хотелось взять Пашу на руки. Посмотреть на него другими глазами, осознать, что вот этот растрепанный заспанный паренёк его сын.
Евгений взял Пашу на руки, всмотрелся ему в личико. Да, без сомнений, мальчишка его кровь. Иначе и быть не может.
— Как сова? Спать не мешала? Она ж птица ночная.
— Не мешала, — мотнул головой.
— Мы можем ей совят смастерить. Хочешь? И сове не будет скучно.
— Хочу. А мозно еще мишку?
— Да легко, — сел с мальчиком на кровать, а спускать его с рук не хотелось, но пришлось. Сейчас надо быть осторожным и не торопиться.
Однако сердце больно сжалось. Три года! Три года он жил в полном неведении, что у него есть ребенок. И дальше бы жил, если бы не трагическое стечение обстоятельств. Паша меж тем расположился на одеяле, принялся раскладывать и складывать крылья у совы. А спустя минут двадцать послышался голос Лизы.
Глава 23
— Иди к маме, Паш. Она волнуется.
— А ты сколо плидешь?
— Скоро. Умоюсь и приду.
Евгений постарался как можно незаметнее пробраться в ванную, где встал напротив зеркала и словно увидел себя впервые. Физиономия в желто-фиолетовых синяках, недельная щетина, которая уже и не щетина, но еще и не борода, что-то среднее. Зато швы выглядят куда лучше, да и не болят как раньше. М-да, большой начальник, столичный житель, любитель театров и гламурных вечеринок, а похож сейчас на какого-то бомжа после массовой драки. Как только Лиза вчера не побрезговала лечь с ним? И тотчас в паху заныло, перед глазами возникла она, как лежала с закинутыми за голову руками, как выгибалась ему навстречу, как целовала, пусть и с ненавистью, но страстно. А ведь у него появился шанс завоевать её снова, доказать, что он изменился, что готов к семье. Да, все произошло слишком внезапно. До крушения мыслей о семье не было, только работа, только решение поставленных задач, наращивание мощностей, выход на зарубежных партнеров и тому подобное, вот о чем приходилось думать двадцать четыре часа в сутки. Но теперь всё изменилось, теперь у него есть ребёнок, и есть Лиза, к которой еще предстоит найти правильный подход, что будет крайне сложно.
В гостиную зашёл и первым делом увидел Пашу, мальчик вывалил на ковер два контейнера с игрушками и что-то активно искал среди этой кучи, а Лиза суетилась в кухне, откуда доносились самые разные звуки, то грохот, то хлопки, то звон посуды. И Соколов испытал очередное нехарактерное для него чувство — страх перед женщиной. Что будет, когда они окажутся нос к носу? Предпочтет ли Лиза сделать вид, что между ними ничего не было или признается, что эта ночь стала самой большой ошибкой?
— Потерял чего? — сначала подошел к Паше.
— Масыну, — усердно перебирал игрушки, — класную сполтивную.
— А у тебя есть машины на пульте управления? — прислушался к кухонным звукам, которые резко стихли.
— Нет.
И Соколов всмотрелся в игрушки. Все было самое простое, недорогое, либо самодельное, скорее всего, дед старался — деревянные кубики, фигурки животных, людей. Тогда взял одну машинку — синюю, покрутил в руке. Такие частенько встречал в Союзпечати, когда по утрам покупал свежую прессу. Будучи человеком любознательным и внимательным, Евгений всегда и на всё обращал внимание, запоминал, казалось бы, ненужные ему мелочи. А уж если в руки попадал какой-нибудь каталог с товарами, причем любыми, обязательно просматривал. Даже раздел Детские товары и Игрушки не обходил стороной. Для детей сейчас столько всего есть, а у Пашки считай, ничего нет. И понятно почему. Лиза с отцом живут в режиме жесткой экономии. Но его ребенок не должен жить в режиме экономии и не будет.
— Хотел бы?
— Ну да, было бы здолово.
На что Евгений не смог сдержать улыбки. Все-таки парень в их породу.
— Доброе утро! — раздалось за спиной, отчего Соколов едва коленом на кубик не приземлился.
— Доброе, — сразу поднялся.
— Завтрак почти готов, — Лиза стояла с видом средневекового палача, которому разрешили последний раз покормить приговоренного к смерти.
— Да, супер.
Она все же изменилась. Раньше была мягкой, нежной, податливой, выполняла любую его просьбу, каждый день старалась угодить или удивить, хоть чем-нибудь, чем угодно, блинчик в форме сердца или яичница с улыбкой из кетчупа. Только он этого не ценил, принимал как должное, мол, это же ей надо, это она хочет показать себя с лучшей стороны, заслужить его поощрение.
— Дебил, — чуть слышно прошептал на выдохе.
— Что, прости? — сразу нахмурилась.
— Ничего. Ребра ноют.
— Могу дать мазь, уже можно. Она хорошо обезболивает.
— Было бы здорово.
Но кое в чем Лиза осталась прежней. В заботе и любви к тем, кто ей дорог. А еще взгляд остался таким же — глубоким, проницательным, всегда немного грустным. Из всех женщин, что у него были, в таких подробностях он запомнил только её. И сейчас, когда прошлое соединилось с настоящим, Лиза кажется еще притягательней. Она повзрослела, стала сложнее.