— Давай ужинать…
— Поняла? — угрожающе навис.
— Да, — аж голову вжала в плечи, — но отец…
— Вот и отлично. А Семена Аркадьевича я беру на себя.
Ишь ты, любовь она похоронила, закопала живьем. Ей бы с таким талантом сочинительства книги писать.
Глава 43
— Нет, Евгений Федорыч, — уверенно мотнул головой Семён. — Я с вами не поеду. И не уговаривай. Лиза уже пыталась утром, кое-как отбился. Теперь ты… Вам и без меня будет, какие вопросы решать.
— У вас это семейное что ли? — нахмурился, руки сложил на груди. — Что за детское упрямство?
— Мой дом здесь. Когда-то этот лес спас меня, уберег от бутылки, к которой уже было руки тянулись.
— Так, давайте не насовсем, если не хотите бросать дом. Хотя бы на время, заодно обследуете свою спину, походите по врачам. А уж потом, если будет совсем невмоготу, вернетесь.
— Обследоваться я и в Кемерово могу. Тем более, уже проверял спину. Остеохондроз старческий, который не лечится. А если что, у меня здесь друзей много, придут, помогут. До того, как Лиза ко мне приехала, я в лесу жил уже без малого семь лет. Думаешь, если уедете, я тут сразу в трех соснах потеряюсь? — усмехнулся.
— Но она без вас ехать не хочет, — исчерпал все аргументы.
— Захочет, — сбросил пепел с сигареты, который тут же подхватил ветер. — А ты… — посмотрел на него таким взглядом, что Соколов понял, он не поедет, — ты лучше свою силу убеждения направь на нее. Я привык чувствовать себя хозяином своей жизни, на чужой шее никогда не сидел и не буду. Жить в тайге было моим и только моим решением. В какой-то степени я тоже поступил нечестно с Лизой. Предпочел ее с внуком перетащить сюда, а не самому вернуться в город или на худой конец в деревню. Я в свое время спрятался от людей, а потом как-то бездумно и Лизу вынудил спрятаться.
— Слабые оправдания, чтобы не ехать, — прислонился к балке, поддерживающей крышу веранды. — Ей с вами будет проще, привычнее. Да и Пашка, он вас любит. Раз считаете, что тогда ошиблись, так почему сейчас не поступить правильно?
— Нет, — и затушил сигарету о днище консервной банки. — Все мы, Евгений Федорович, в чем-то эгоисты. Мой эгоизм в нежелании покидать дом, которому я отдал столько лет, который своими руками сделал пригодным для жизни. И что же? Отдать его теперь в руки какому-нибудь пьянице, который убьет здесь всё? Я уеду, так они нового егеря пришлют. Меня ждать никто не будет. Прошлый егерь как раз и довел дом до состояния лачуги. Будь я не уверен в тебе, то сделал бы все, но дочь с внуком не отпустил. Но я уверен. Ты мужик со стержнем, не бросишь их. Главное, не дави на неё.
— Постараюсь. Не давить.
— Постарайся, — окинул взором угрюмые ели. С таким диагнозом, как у него, бессмысленно даже рыпаться. А начинать все это лечение — только кровь портить окружающим. Дочери надо свою жизнь поставить на рельсы, наладить отношения с отцом ребенка, заниматься сыном, а не сидеть около его койки с заплаканными глазами. Вроде и рано помирать с одной стороны, но с другой, значит, столько отмерено, значит, судьба. Болезнь не спрашивает, когда приходить, она просто приходит и делает свое чёрное дело. Был бы, какой попроще недуг, или хотя бы одна почка плохая, может, и имело бы смысл бороться. В его же случае проще оставить все как есть.
Глава 44
У него было время подумать, прикинуть варианты, поизучать информацию в интернете. Пересадка удовольствие крайне дорогое. И откуда брать деньги? У Соколова просить? Мол, раз дочку пригреть готов, то и его вдогонку вылечи? На такое он не пойдет. Да и риск отторжения велик, особенно у возрастных пациентов. А диализ то еще «удовольствие». Это несколько многочасовых процедур в неделю. Вывод, придется в любом случае перебираться в город, где искать жилье и просто жить от процедуры до процедуры, и все равно сдохнуть, не дождавшись спасительной пересадки. Лучше уж пусть государство молодых спасает, детей.
Вечером Лиза еще раз попыталась убедить отца поехать с ними, но без толку.
— Тогда и я не поеду, — уставилась на него негодующим взглядом.
— Дочь, повторяю снова, я справлюсь.
— Лет пять, шесть назад да, ты может и справился бы. Но не сейчас. Честно, я вообще не понимаю, за что ты так держишься? За чужой дом? А если власти посчитают, что тебе пора на покой, они же и разговаривать не станут, просто заменят тебя, выставят за дверь. Пока мы были вместе, это было бы сложнее, все-таки маленький ребенок.
— Вот если попросят, я к вам и нагряну, — устало улыбнулся. — Я сюда душу вложил, силы. А еще я бирюк.
— Угу, бирюк с кучей друзей и знакомых.
— Да, именно так. Знакомых много, но в обществе, тем не менее, я чувствую себя неуютно. И ты это знаешь. Заканчивай, Лиз. Я пожилой человек, мне нельзя так много спорить.
— Ну, пап, — опустилась на стул.
— Всё, всё… всё. И не надо мне вот этих «не поеду, останусь». Ты взрослая женщина, мать, думай о сыне в первую очередь. Как будешь поднимать его на ноги.
— Не знаю, — прикрыла глаза, — мне все это кажется каким-то сном. Будто не со мной происходит. Куда я еду? Зачем? Жить на дотации Соколова?
— Он отец Пашки, вообще-то. А с его возможностями ты сможешь и сама подняться, карьеру сделать. Ты ведь у меня умница, от работы никогда не пряталась. Никто же не говорит приклеиться намертво к кошельку богатого Соколова. Просто с ним тебе полегче будет. Да и не криви ты душой, дорогая моя, не обманешь. Между вами по сей день искрит.
— Слабо верится, что мы уживемся.
— Ну, не уживетесь, так не уживетесь. Вы это вы, Лиз. Но кроме вас есть еще Паша. Думай чаще о нем, а не о своих обидах. Твой Евгений мог бы вообще под видом амнезии свалить по-тихому, если бы испугался ответственности, но он не испугался, наоборот, чуть ли не рубаху на себе рвет в попытке доказать, что готов заботиться о вас. А это чего-то да стоит.
— Зима близится, пап.
— И хорошо. Люблю зиму. А сейчас я бы поспал.
Так и ушла из его комнаты несолоно хлебавши. И уже хотела пойти к себе, как ее перехватил Евгений.
— Ну и? — кивнул в сторону спальни Семена Аркадьевича.
— Бесполезно.
— Давай так, — все-таки взял ее за руки, — через месяц мы попытаемся еще раз. Он ведь привык к вам, поживет один, глядишь, мнение и поменяет.
— Может быть.
— Пашка спит?
— Да.
— Отлично, — вдруг подхватил Лизу и устремился вместе с ней в свою спальню.
— Жень, — а у самой сил не было сопротивляться.
— Я уже тридцать семь лет Женя, — опустил на кровать.
— Мне не хочется.
— Жаль, — и начал расправлять постель, — ну, а спать-то хотя бы хочется?
— Да, — растерянно кивнула.
— Тогда будем спать. Вместе, — забрался под одеяло, куда и ее затащил.
Глава 45
Это было странно, непривычно, но до безумия приятно — лежать в теплых объятиях мужчины, слушать его ровное дыхание, чувствовать его запах. А скоро захотелось куда больше, чем просто лежать. Лиза сама повернулась на бок, уперлась ягодицами ему в пах. Долго ждать реакции не пришлось. Тяжелая ладонь почти сразу же легла на бедро, пальцы схватились за резинку трусиков и медленно стянули их. Еще через пару минут Лиза ощутила горячий твердый член.
— Приподними ногу, — прошептал на ухо.
И она сейчас же выполнила просьбу, а Соколов одной рукой подхватил ее под колено, второй прижал Лизу к себе. Когда он вошел, бедняжка вся выгнулась, вцепилась ему в бедро.
— Чёрт, Лиза, — едва сдержался, чтобы не кончить. Все эти четыре дня был вынужден, стиснув зубы, терпеть. А терпеть он не любил, да и не умел.
— Только на этот раз не теряй головы, — начала сама двигаться, изгибаясь змеей, насаживаясь на него полностью, сжимаясь.
Но он уже потерял. Как только Лиза прижалась, как только дала понять, что хочет, так и потерял.
— Я люблю тебя, — произнес сипло, на выдохе, отчего она вдруг замерла, потом и вовсе отстранилась. Слышать признание уже доводилось, но тогда оно звучало иначе.
— Скажи, — повернулась к нему лицом, — ты меня любил четыре года назад?
— Любил, — и оказался над ней, снова вошел, — но боялся сам себе в этом признаться.
А Лиза обхватила его голову, зарылась пальцами в волосы и потянула Соколова к себе, чтобы поцеловать. Все так, она по-прежнему неравнодушна к нему. И может быть, именно сейчас у них все получится.
Целовал он с таким напором, что дыхание перехватывало, и буквально вколачивался в ее тело, притом сжимая хрупкие запястья у нее над головой. Ему всегда нравилась власть над женщиной, особенно в постели. И лишь под конец, когда уже едва сдерживался, в мозгу, опаленном желанием немедленной разрядки, будто вспыхнуло. Нельзя давить! Нельзя напирать! В этот момент замедлился, отпустил руки, а поцелуи стали ласковее, спокойнее, чувственнее. Вдруг Лиза застонала ему в губы, по ее телу прокатилась дрожь, тогда как внутри все начало сжиматься. И его накрыло следом. Увы, Соколов не успел выйти. Опять.
— Мы еще не уехали, а ты уже творишь беспредел, — пролепетала сквозь тяжелое дыхание.
— Угу, — уткнулся лбом ей в плечо. Перед глазами сейчас зажигались и гасли бенгальские огни, и снова зажигались.
— Так что? Слезешь с меня? Я бы в душ сходила.
Но он не слез, а точно морской котик, перевалился на спину. Ноги вообще не слушались.
— Я после тебя, — пробубнил.
— Стареете, господин Соколов, — поднялась с кровати, быстро накинула на себя халат.
— Если только чуть-чуть, — приоткрыл один глаз.
А если в этом дело? Если вся причина таких перемен в возрасте? Пока энергия била ключом, то и гонялся за юбками, когда же возраст взял свое, решил остепениться. И как удобно! Сын есть и уже не грудничок, а мамаша его вообще идеальный вариант — малоимущая из глуши. Будет сидеть, молча, и ждать подаяний.
— Вот блин, — закрылась в ванной. — Нет, такие дуры как я неизлечимы, — скорее забралась в деревянную лохань, включила воду.