— Случалось.
— Ну вот, это было очень сильное сокращение гладких мышц, находящихся в кишечнике; надеюсь, мы их увидим. Впрочем, и поперечно-полосатые мышцы при некоторых болезнях сокращаются очень болезненно. Бывают даже судороги, и очень мучительные.
Перейдем, однако, к устройству мускула. Масса волокон составляет мускул; он обычно начинается от какого-либо возвышения одной кости, проходит над суставом и прикрепляется к гребешку на другой кости. Обычно к концу мускула волоконца переходят в сухожилия, и вся мышца оканчивается очень плотным блестящим сухожилием. Такое сухожилие удивительно прочно; оно выдерживает большое растяжение: из сухожилий животных, например, приготовляются струны.
Заметь еще, что когда мускул сокращается, он вздувается; попробуй, согни руку в локте.
Надя согнула, и лейкоцит пощупал ложноножкой слабо намечающийся мускул.
— Э, да у тебя он слабо развит. Это — двуглавый мускул плеча. Его сокращение приближает предплечье к плечу; теперь, тебе, может быть, интересно, как работает мускул?
— Очень интересно.
— Так слушай же. Когда мускулы сокращаются, то они, помимо той или иной работы, производят тепло. Ведь ты могла заметить, как от человека пар валит, когда он работает вовсю. Ты не видела дровосека, который зимой остается в одной рубашке и еще обливается потом? Работа мускула не может идти безостановочно. Человек нуждается время от времени в отдыхе. И вот почему. Работает мышца за счет виноградного сахара, которого в крови имеется около 1 части на тысячу.
— Виноградный сахар, — удивилась Надя, — откуда он берется в крови?
— Виноградный сахар получил свое название оттого, что он впервые был обнаружен в виноградном соке. А теперь это вещество можно приготовить и искусственно; в организме же он получается из пищи; он сохраняется в печени, но по мере надобности выбирается из печени кровью и подается в мускулы. Стало быть, виноградный сахар — это те дрова, при помощи которых работает «мышечная машина». Виноградный сахар так же нужен мышце для работы, как топливо для машины. Но тебе известно, что топливо в машинах должно сгорать полностью; от топлива получаются водяные пары, углекислота и зола. Водяные пары и углекислота удаляются сами, а золу приходится время от времени удалять из тонки.
Виноградный сахар тоже должен был бы сгорать до углекислоты и воды. К сожалению, это не так. Ты знаешь, что если в топке плохая тяга воздуха, нет достаточного количества кислорода для поддержания горения, то топливо сгорает плохо; из дерева получается уголь и ядовитый угарный газ — окись углерода.
Но в мышцах мало кислорода, и виноградный сахар не может окончательно сгорать: получается молочная кислота. Молочная кислота ядовита для мускула; она его отравляет. Необходимо эту молочную кислоту удалить из мускула. Это делает кровь; она, омывая мускул, забирает из него все, что лишне (углекислоту, молочную кислоту). Но на это нужно время. Вот почему человек чувствует усталость; вот почему после труда ему нужен отдых. Усталый человек — это отравленный вредными продуктами человек. Поэтому-то мускул не может безостановочно работать, тем более что, когда мускул сокращается, он механически выжимает кровь из себя, то есть кровоснабжение мускула во время сокращения ухудшается, стало быть, уменьшается доставка виноградного сахара и кислорода — двух веществ, необходимых для работы. Ты помнишь ведь, как нас с тобой сдавило?
Поэтому-то мускулам необходим отдых: в течение отдыха к уставшему мускулу приливает кровь, усиливается доставка кислорода, а главное — убираются ядовитые продукты.
Когда они будут удалены из мускулов, человек чувствует, что отдохнул и снова способен к труду.
Очень вредно работать, когда чувствуешь усталость. Это чувство играет роль тревожного сигнала; надо к нему прислушиваться и руководиться его указаниями. И не только в мускулах, но и в мозгу при усиленной работе развиваются разные яды; и здесь нужен отдых.
Но если бы работа мускулов шла очень медленно, они могли бы работать всю жизнь. Если бы указательный палец сгибался всего 2 раза в минуту, он мог бы работать всю жизнь безостановочно; но если он сгибается и разгибается чаще, то он устает и нуждается в отдыхе. Понятно тебе это?
— Понятно.
— Ну а теперь я проголодался отчаянно, — сказал лейкоцит, — надо посмотреть, нет ли чего перекусить.
— И я, признаться, здорово есть хочу.
— Не думаешь ли ты найти здесь хлеб с маслом и колбасу? — засмеялся лейкоцит.
— А что ж? Я бы от этого не отказалась.
— Ну, здесь надо эти привычки оставить. Вот лежит умирающая клетка плевы. Видишь? Проберемся к ней.
— Клетка умерла, сказал лейкоцит, — я чувствую это, и я люблю умершие клетки до безумия.
— Но мне это не улыбается.
— Как хочешь. Неволить тебя не стану. Ты сама теперь стала вроде лейкоцита. А мы, лейкоциты, не только за-щиники и организма от бактерий; мы еще и санитары. Мы уничтожаем все омертвевшие и ненужные клетки. Я, право, не знаю, отчего умерла эта клетка, но мой долг и мой аппетит властно мне приказывают приняться за еду. А ты напрасно брезгуешь. Ну-ка попробуй.
И, ободряемая лейкоцитом, она принялась с ним вместе уписывать погибшую клеточку. Скоро от нее осталось одно воспоминание, а Надя почувствовала, как к ней возвращаются силы.
— Ну, что мы теперь будем делать? — спросила она лейкоцита.
— Знаешь что? Я думаю, проберемся в кровеносный сосуд и поплывем опять с кровью.
Сказано — сделано. И наши друзья очутились в волосном сосуде, а оттуда поплыли к сердцу.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Во рту. Дуплистые зубы. Слюнные железы. Неожиданная тревога. Обед рабочего и путешествие в желудок. Опять одна. Приключения в желудке. Снова с лейкоцитом. «Топки» организма. Ферменты и их роль. Значение соляной кислоты. Почему желудок сам себя не переваривает. Воротная вена.
Наши путешественники снова прошли через правое предсердие, а дальше через правый желудочек в легкие; оттуда они снова попали в левое предсердие, а потом в левый желудочек. Теперь они из левого желудочка двинулись не вниз, а вверх, в рот. (Рис. 20).
Здесь было очень интересно. Сначала Наде было неприятно. Они оказались на внутренней стенке щеки, куда они вылезли из волосного сосуда, по совету лейкоцита, чтобы получше наблюдать. Но как язык, так и щеки и нёбо — все было покрыто слоем слизи. Слизь непрерывно изливалась из массы железок в полость рта.
Кроме слизи, во рту было некоторое количество слюны, и она, примешиваясь к слизи, внушала Наде еще большее отвращение. Но это продолжалось недолго: лейкоцит, видимо, чувствовал себя в слизи и слюне как в своей тарелке.
Во рту вдоль внутренней стенки щек шли два ряда зубов. Они были не очень привлекательны; правда, некоторые зубы были белы и целехоньки; но некоторые были черны, как деготь, в них были дупла, из которых шел скверный запах. Лейкоцит, видимо, испытывал удовольствие: тошнотворный запах его привлекал.
— Эх, — сказал он, — жалко, что нам надо отправиться на дальнейшее изучение человека, а то бы я остался здесь надолго. Работы здесь хоть отбавляй.
— Но почему здесь так отвратительно пахнет?
— В этом опять-таки виноват наш хозяин; он не чистит зубов и не следит за ними вообще. В дуплах завелась масса бактерий, которые вызывают гнилостное разложение; их необходимо уничтожить. Не думай, что я тут один; здесь много лейкоцитов и помимо меня. Много нас гибнет здесь в борьбе с бактериями: видишь, в слюне сколько плавает трупиков лейкоцитов?
Человек их либо выплевывает, либо проглатывает со слюной, и тогда их трупики перевариваются в желудке. Да, нелегко стоять на защите человека.
— Но почему не больно этому человеку? Зубы-то у него гниют.
— Гниют, конечно, но дупла еще не достигли зубной мякоти; когда они до нее доберутся, тогда человеку станет больно: он заревет белугой, будет ругать «проклятый зуб», но не догадается обругать самого себя за свое невежество и за свою беспечность.
— А нельзя ли ему помочь?
— Можно, конечно; надо починить дуплистые зубы и чистить зубы утром и на ночь. Тогда все будет благополучно.
— Когда окончу путешествие, непременно скажу ему об этом; много о чем надо поговорить с ним, так заодно и об этом поговорю.
— Вот посмотри, — сказал лейкоцит, — видишь, внизу, далеко под нами, виднеется отверстие выводного протока? Это проток слюнной железы (рис. 21). У человека три пары слюнных желез (рис. 21); одна пара околоушных; когда они воспаляются и распухают, лицо делается похожим на морду поросенка; а потому болезнь эта получила название «свинки»..
— Так свинка — это воспаление околоушных желез! А я этого не знала.
— Другая пара — это подчелюстные железы; третьи — подъязычные. Все они выделяют слюну несколько различного качества. И, заметь, слюна выделяется обычно в очень скромных количествах; но когда человек начнет есть, то ее выделяется много. Попробуй глотать слюну впустую, — предложил лейкоцит.
Надя попробовала: глотнула раз, другой; третий и четвертый глотнула еле-еле; а на пятый глоток слюны никак не набралось. Пришлось глотнуть впустую и то с трудом.
Видя ее бесплодные попытки, лейкоцит весело смеялся.
— А ты попробуй что-либо жевать, хоть сухари, хоть яблоко; увидишь, как весело побежит слюна.
— Да тут ничего такого не найти. А твои клеточки можно есть только тогда, когда очень голодна.
— Смотри! смотри! — закричал вдруг лейкоцит, — тут холерная запятая! — и он ринулся к тому месту, где лежала бактерия холеры. Скоро он начал обволакивать запятую своими ложноножками. Бактерия сопротивлялась отчаянно: она корчилась и судорожно била своими жгутиками. Надя с интересом и тревогой следила за ходом битвы и успокоилась лишь тогда, когда запятая оказалась целиком внутри лейкоцита и начала замирать.