Салфеточный голубь в руках Кузьмина трепыхал крыльями, раздражал Косачева.
— Конечно, сделают, — сказал Косачев. — Не я, так кто-нибудь другой сделает. А мне хочется, чтобы именно я сделал такую трубу, мой завод, мои люди. Это наше изобретение, и мы должны сами довести дело до конца.
Косачев бросил карандаш на бумаги, встал со стула и опять сел.
— Я-то на твоей стороне, я понимаю, — согласился Кузьмин, разглаживая салфетку на колене. — Ты верен своим идеалам, вечный оптимист, всегда смотришь вперед, смолоду был таким. Мой тебе совет: не уступай, добивайся своего, у тебя есть экспериментальный цех, катай себе свои трубы и никого не спрашивай.
«Да понимает ли старик, о чем я толкую? Играет в кошки-мышки или в самом деле выжил из ума?» — подумал Косачев, слушая несуразные переходы Кузьмина от одной мысли к другой.
А Кузьмин дружелюбно смотрел на Косачева, улыбался, как радушный, хлебосольный хозяин.
— Значит, твоя мысль не всеми поддерживается? Странно. Прими мой совет: подними всех на ноги, докажи.
— А вы-то, Аркадий Петрович, как считаете?
— Я — за! Но я же не начальство, что толку от моего мнения?
— Я думал, вы сможете повлиять на министра, мы же однокашники, он тоже ваш ученик. Сам когда-то был директором завода, все наши хитрости постиг, должен бы войти в положение.
— Может, потому и спуску вам не дает, что хорошо знает вашего брата и вашу местническую дипломатию? Ты не любишь крепкого чая? Пей же, остынет и потеряет вкус. Это особый букет, смесь разных сортов, по рецепту одного знатока.
— Спасибо, я выпью, — подвинул к себе чашку Косачев, но не стал пить. — Дело в том, Аркадий Петрович, что министр тоже хочет решить эту проблему, думает, с какой стороны подойти. Всех поднял на ноги, собирает самые разнообразные предложения. У министра на столе уже лежит десяток проектов. А я хочу, чтобы прошел и мой, потому что уверен: мой проект для государства сегодня самый выгодный. Меньше капиталовложений и скорая отдача — вот что главное в моем проекте.
— Кто же мешает? — простодушно спросил Кузьмин.
— Никто не мешает, но и никто пока не дает зеленый свет. Я ведь тебе сказал, что кроме моего проекта у министра на столе лежат и другие предложения.
— Ты знаком с другими предложениями?
— Кое-что слышал в общих чертах, а досконально не знаю. Но я уверен, что наш проект ближе к реальности.
Аркадий Петрович положил салфетку на стол, начал гладить вышитого на скатерти петушка. Осторожно спросил:
— Ты хоть понял, как министр смотрит на эту проблему?
— Пока не говорит окончательно, да это и понятно. Он обязан быть объективным, действует в интересах дела.
— А с тобой как ведет себя?
— Как со всеми. Хотя, кажется, прошлогодняя неудача с моими трубами запала ему в душу.
Кузьмин перестал гладить петушка, с лица его пропала улыбка.
— Неудача? — будто между прочим спросил он. — Что случилось с твоими трубами?
Косачев махнул рукой, с досадой пояснил:
— Был неприятный случай. Послал я без ведома министерства партию опытных труб на испытание. Ну, трубы не выдержали в тот раз испытаний. Пошли разговоры. Но надо же понимать. Некоторые любят рассуждать: с одной стороны, и с другой. Отчасти, мол, за, но отчасти — против. А в таком разе, если что-нибудь осложнилось, известно, перевес всегда за теми, кто против. Зачем рисковать? Ничего не надо менять и перестраивать, живи, как жил. Спокойнее на душе.
Кузьмин и сам начинал терять интерес к чаю, почувствовал серьезность разговора.
— Значит, предвидишь бой, Серега? И зовешь меня в свои ряды?
— Совершенно верно, Аркадий Петрович. Боюсь, как бы меня одного не положили на обе лопатки. Я-то не сомневаюсь, что прав, а мне говорят: никто еще никогда этого не делал.
— Это известно, есть такие, — сочувственно закивал Кузьмин. — Не без этого.
— Вот если бы вы, Аркадий Петрович, согласились свое объективное мнение в какой-нибудь форме изложить министру. Ваш авторитет в таких вопросах…
Кузьмин подчеркнуто удивленно вздернул плечи:
— Я же сказал тебе ясно и понятно: я — за! Обеими руками голосую. Я полностью за тебя. О чем разговор!
— Если бы вы поехали к министру или написали письмо, — сказал Косачев. — В крайнем случае, позвонить можно.
— Это неудобно, Сереженька, — Кузьмин пожал плечами. — Вроде нажима с моей стороны. Ты же знаешь, он самолюбив, только рассердится еще сильнее. Вот если как-нибудь так, к случаю, — я скажу. Определенно поддержу тебя.
— Да некогда ждать случая, — настойчиво и упрямо твердил Косачев. — Нужно теперь, завтра же. Именно в этой ситуации нужна ваша поддержка.
Аркадий Петрович добродушно засмеялся, стараясь держать разговор в рамках легкой дружеской беседы:
— Ах, Серега, Серега! Как был горяч, таким и остался. Хочешь меня столкнуть с министром? Ну что же, ты знаешь, я не трус. Могу пойти, стукнуть кулаком по столу. Но не всегда следует полностью поддаваться чувству, нужно и разума слушаться. Зачем же мне драться с министром, когда он умный человек? Он и без меня поймет твои доводы. Так даже лучше для тебя: добиться победы без протекции, так сказать, без давления авторитетов. Я бы на твоем месте пошел один на один. Ты вон какой богатырь, практический человек, в пух и прах разобьешь наших кабинетных мудрецов, в этом я ни капельки не сомневаюсь. Что мне, старому воробью, лезть в вашу львиную драку? Моего чириканья никто не услышит.
Аркадий Петрович откинулся на спинку стула, зашелся старческим смехом, даже слезы выступили на глазах.
Косачев понял позицию академика, помрачнел. Угрюмо отодвинул от себя чашку, так и не попробовав чаю, решительно встал из-за стола.
— Спасибо за советы, Аркадий Петрович. Извините, что помешал мирному течению вашей жизни. Будьте здоровы.
Он взял свой портфель и пошел к выходу.
— Куда же ты, на ночь глядя? — встревожился Аркадий Петрович, желая остановить гостя.
Косачев не откликнулся, скрылся за дверью.
— Экий горячий. Гордец!
Продолжая искать союзников своего проекта, Косачев решил поискать надежных сторонников среди нефтяников и газовиков. Чтобы разведать ситуацию, захотел встретиться со своим зятем Иваном Полухиным. Когда-то Иван работал на заводе у Косачева механиком, потом поступил в Московский геологоразведочный институт. Вскоре женился на дочери Косачева Тамаре. Молодые не пошли по косачевской дороге, выбрали свой путь в жизни.
— Жаль, что Тамара отбилась от моей стаи, — сокрушался Сергей Тарасович. — Да что поделаешь? Женщина всегда идет за мужем, а не за отцом, так уж повелось.
Иван Полухин смолоду быстро пошел в гору, участвовал в открытии нескольких месторождений природного газа, стал известным специалистом. Теперь многие солидные газовики и нефтяники считаются с ним, советуются. В прошлом году Иван рассказывал Сергею Тарасовичу о своих поездках по промыслам и стройкам. Тогда же говорил, что всех волнуют проблемы быстрейшего промышленного освоения природного газа и нефти. Жизнь заставляет думать о том, как скорее наладить транспортировку нефти и газа к потребителям. На многих промыслах, где еще нет железных дорог и нефтеперерабатывающих предприятий, остерегаются бурить новые скважины, боятся из-за отсутствия больших резервуаров и хранилищ затопить плодородные земли, вызвать пожары. А газ? Разве мало огненных факелов пылает в степях, в пустынях, в непроходимой тундре? Ясно же всем, что нужно скорее строить трубопроводы, значит, нужны трубы большого диаметра. Нефтяники и газовики, несомненно, хорошо понимают ситуацию, должны поддержать Косачева. А может, и подскажут какую-нибудь толковую мысль.
«В конце концов Иван наш бывший рабочий, осталось же у него хоть сколько-нибудь заводского патриотизма? — с надеждой думал Косачев. — Обязательно надо повидаться с ним, и как можно скорее. Теперь каждый день дорог».
Собираясь к зятю, Косачев с особым радостным чувством стремился туда еще и потому, что соскучился по внуку.
Сергей Тарасович набрал номер телефона и обрадовался, что к аппарату подошла Тамара.
— Доченька! Здравствуй! Я в Москве, хочу к тебе заехать. Сейчас же. Дома все в порядке? Ну и добро, приеду — поговорим. Через полчаса буду у вас.
Вызванный Косачевым таксист отлично ориентировался в московских перекрестках и поворотах и мигом домчал его до зоомагазина. Косачев решил заглянуть сюда на минутку, чтобы купить для внука давно обещанный подарок — аквариум с рыбками.
Окинув опытным взглядом все аквариумы, выбрал самый большой, похожий на стеклянный шар. Потом придирчиво отобрал диковинных рыбок, велел пустить их в аквариум с водой, купил корм, расплатился за все и осторожно понес в машину. Хотя в машине было достаточно тепло, Косачев прикрыл аквариум полой своей шубы, чтобы рыбки не замерзли.
Пробиваясь к улице Вавилова, где в большом новом доме жила Тамара, Сергей Тарасович с нежностью думал о предстоящей встрече с родными ему людьми. Как жаль, что так быстро проходит время, не успел оглянуться, как маленькая ласковая девочка Тамара стала взрослой, выпорхнула из родительского дома, уехала в столицу. Прошедшие годы не погасили его душевной привязанности и любви к дочери. Отцу так хотелось, чтобы дочь всегда жила рядом, занималась делом, близким его душе. Теперь и женщины нередко становятся инженерами-металлургами, строят заводы, конструируют машины, станки, и Тамара могла бы делать трубы. А впрочем, может, и не следует всем идти по одной дороге? Жизнь мудрее нас, не зря она дает каждому свое.
В первые годы супружеской жизни Тамара каждое лето уезжала с мужем в экспедицию, быстро приспособилась к полевым условиям, работала много и с увлечением. Побывала в сибирских краях, в пустынях Средней Азии, в Закарпатье, на Кавказе. С годами кочевая, скитальческая жизнь стала утомлять Тамару, неустроенность быта, оторванность от друзей и постоянного места работы вызывали раздражение и усталость. Видимо, не прошла бесследно тяжесть трудного детства. Тамару потянуло к уравновешенному, спокойному быту, к ясному распорядку дня. Ей казалось, что, если она посвятит все свое время только одной науке, ее жизнь обеднится, она не испытает полноты женского счастья. С каждым годом сильнее пробуждалось материнское чувство, хотелось иметь детей, создать семью. Муж не сразу понял Тамару, еще лет пять продолжал брать ее с собой в экспедиции, и они вместе лазали по скалистым горам, ходили по знойным пескам, жили в палатках, варили пищу на дымных кострах, пили мутную воду из заброшенных колодцев. Поддаваясь увлечению и азарту Ивана, она старалась быть полезной мужу в его занятиях и действительно хорошо помогала, да и сама была отличным работником, знающим свое дело. И все же, после того как ей исполнилось тридцать лет, Тамара осела в Москве, перешла на преподавательскую работу, читала лекции в институте, а Иван продолжал свои изыскания, уезжал в экспедиции.