6
Весь вечер допоздна Косачев работал в кабинете, ждал звонка из Москвы о результатах доклада Пронина.
К полночи к нему в кабинет заявились Водников и Уломов.
— Извините, Сергей Тарасович, волнуемся. Звонила Москва?
— Да нет, — пожал плечами Косачев. — Молчат, как воды в рот набрали.
— Думают, — пошутил Уломов. — Задал ты им задачу.
— Помолчат и скажут, что надо, — бодрился Водников. — Для меня теперь ясно, двух мнений не может быть, правда за нами.
Косачев ходил вдоль аквариума, разглядывал рыбок.
Водников косился на телефон, поглядывал на часы, вздыхал. Он так же, как и Косачев, думал о взрыве. «Не затормозит ли это нам все дело? С одной стороны, взрыв был некстати, но, с другой стороны, это только подтвердило крепость наших труб».
— Интересно, — сказал он осторожным тоном, — как отнесется Москва к докладу Пронина? Удастся ли ему убедить товарищей? Может, надо было вам самому слетать, Сергей Тарасович?
Косачев молчал, рассеянно рассматривая аквариум.
Водников наблюдал за Косачевым. Нервничает, раз увлекся аквариумом и рыбками. Верная примета.
— Боюсь я, — громче сказал Водников, выдержав приличную паузу, — не повредил бы нам взрыв. Объяснит ли Пронин, ведь он сам, кажется, поверил, что лопнули наши швы.
— А ты не бойся, — резко сказал Косачев. — Ты же Герой Советского Союза, и тебе положено не бояться ничего на свете.
Зазвонил телефон.
Косачев быстро подошел к аппарату, снял трубку:
— Москва?.. Ну, ну, давайте скорее. — Он положил трубку, пояснил Водникову и Уломову: — Просят подождать. Всегда у них такое на линии: как буран — так подождите.
Снова шагали вдоль аквариума, разглядывали зеленую воду.
Уломов, усевшись поближе к лампе, читал газету. Водников стоял перед аквариумом, рассматривал рыбок, не сводил с них глаз, ждал, когда поведут плавниками. Ни одна рыбка даже не шевельнулась.
— Почему они не двигаются?
— Спят. Сейчас же глубокая ночь, — пояснил Косачев.
— Верно, я не подумал.
Глядя на Водникова, Косачев задумался:
«А догадывается ли он, что выпуск новых труб — моя последняя акция? Знает ли Водников, что скоро в этом кабинете, за этим столом будет сидеть другой директор? Сумеют ли они поладить? О себе я знаю, что хоть и крут и суров, но умею ладить с людьми. Такого главного инженера, как Водников, не всякий стерпит. Он не ленив, не трус, но звезд с неба не хватает. Сам в атаку не кинется, пока не подтолкнешь. Я ценю его, потому что хорошо знает дело, поддается упряжке и везет телегу по любой дороге — и по глади, и по ухабам. Только поглядывай да подгоняй».
Косачев ближе подвинулся к телефону, протянул Водникову сигареты:
— Кури.
Они стали прикуривать, а Уломов с другого конца кабинета в свою очередь смотрел на угрюмого, усталого Косачева. Желая подбодрить его, громко сказал:
— Был я на днях в филиале нашего института, разговаривал с профессурой. И знаете, Сергей Тарасович, наши ученые мужи, и в частности доктор наук Можайский, о вашей идее полуцилиндров говорят, что это гениально.
— Восторженный старик, — буркнул Косачев. — Что толку от их кулуарных одобрений! Ни один из них не пришел к нам в цех, не взялся за дело засучив рукава. А вот когда мы своими лбами прошибем эту стену, начнут писать кандидатские и докторские диссертации, поверь моему слову.
Телефонный звонок прервал их разговор. Косачев энергично, рывком поднялся с кресла, снял трубку:
— Косачев слушает.
— Здравствуйте, Сергей Тарасович, — послышался голос в трубке. — Говорит Коломенский.
— Здравствуйте, Алексей Степанович.
— Пронин и члены комиссии доложили министерству и нам обстановку на заводе и на трассе газопровода. Мы считаем, что ваш эксперимент нужно продолжать.
— То есть как продолжать? — спросил Косачев. — Труба уже готова, несомненно надежная и прочная. Хоть завтра можем начинать промышленное производство, вы же знаете, как дорого нам время, коллектив брал соцобязательства, мы не можем терять ни одного дня.
— Соцобязательства, конечно, надо выполнять. Но мы просим вас обратить самое серьезное внимание на качество труб. Еще и еще раз тщательнейшим образом проверьте готовность всех звеньев к серийному выпуску, чтобы ни сучка ни задоринки.
— Уверяю вас, мы все тысячу раз проверили, — крикнул в трубку Косачев.
— Не торопитесь, — настаивал на своем Коломенский. — Вашу работу будет принимать ответственная государственная комиссия, никаких скидок не будет. Да вам и не нужны, я думаю, поблажки? Завод такого класса, как ваш, не должен давать никакой осечки.
Косачев согласился, примирительным тоном сказал:
— Ясно. Когда прибудет правительственная комиссия?
— Ждите в любой момент. Пронина пока оставляем в Москве для консультаций. Действуйте самостоятельно.
— Все понял, Алексей Степанович.
— Желаю успехов. До свидания.
— До свидания, Алексей Степанович.
Косачев положил трубку, мрачный и суровый, молча стоял перед телефоном, словно соображал, что делать дальше. Взглянул на Водникова, потом на Уломова, будто только теперь увидал их перед собой в кабинете.
Водников с недоумением смотрел на Косачева, кивнул на телефон:
— Когда же дадут добро?
Косачев уверенно сказал:
— Дадут!
Он энергично отодвинул телефон, вышел из-за стола, включил радио. Стоял, слушал тихую музыку, мечтательно смотрел куда-то вдаль, так, будто старался представить, о чем пели скрипки. На секунду закрыл глаза и вообразил тихое озеро, летящих птиц, облака.
Уломов отбросил в сторону газету и, насупившись, тщательно протирал очки белым платком. Водников давно уже перестал рассматривать аквариум, подошел вплотную к столу Косачева, сел напротив Сергея Тарасовича.
— Что будем делать? — в раздумье спросил Уломов.
— Что делать? — переспросил Косачев, весело смотря в серьезные лица Уломова и Водникова. — Работать! Пошли в цех, товарищи. Не дают нам ни чаю попить, ни поспать по-человечески. Буди, Кирилл Николаевич, всех, кто нужен, чтобы были здесь, на заводе.
7
…Ранним утром, как всегда, на площадь к трубному заводу со всех концов города собирался народ. Бесконечный людской поток устремился к воротам проходных, теснился, бурлил, клокотал говорливым гомоном и шумом обычных приветствий. Людские волны набегали одна на другую, выплескивались, кружились, как водоворот перед створом плотины. Люди шли на работу, вслушиваясь в гремящие над площадью и над городом слова «Последних известий». Все улыбались, весело перекликались. Всем было приятно, что по радио из Москвы диктор четким голосом говорил на всю страну о славных делах коллектива трубопрокатного завода, который «с большим энтузиазмом трудится над выполнением заданий пятилетки, успешно осваивает выпуск новой продукции высокого качества».
Голос репродукторов разносился далеко и торжественно, люди ловили слова, с задором покрикивали, шагали бодрее, смеялись. Шутливо подталкивая друг друга, текли к заводским проходным.
— Слыхал, Прокофьич? Про тебя на всю Россию.
— Да и про тебя тоже. Про всех нас.
В заводские ворота проехала машина секретаря горкома партии Астахова. В кабинете директора его уже ждали Косачев, Водников, Поспелов, Уломов, Квасков.
— Ну что, товарищи, слушали радио? — спросил Астахов с порога. — Вижу, весь штаб на ногах. Приветствую вас! Здравствуйте! — он пожал руки всем присутствующим. — Приятная штука похвала. Согласны?
— Наверняка Алексей Степанович организовал, — сказал Косачев. — И правильно сделал, подбодрил.
— Если не возражаешь, Сергей Тарасович, пойдем сразу в цех. Чего в кабинете засиживаться?
— Хочешь чаю? — спросил Косачев, наливая густую заварку в стакан, где плавали два золотистых кружка лимона.
— Чай не водка, много не выпьешь, — пошутил Астахов.
— А я после бессонной ночи заряжаюсь крепким чаем. Прекрасный напиток, бодрит. Мы вот тут с Водниковым и Уломовым всю ночь не спали, приходится чаем спасаться. Подожди, пожалуйста, одну минутку.
Пока Косачев допивал чай, Астахов перебросился несколькими словами с другими товарищами. Спросил главного инженера:
— А что вы думаете о взрыве? Нет ли слабины в заводских сварных швах?
— Это исключено, товарищ Астахов, — уверял Водников. — Мы каждую трубу подвергаем такой проверке, что малейший дефект не может остаться незамеченным. При нашем методе сварки разрывы швов вообще невозможны.
— Почему же все-таки произошел взрыв на трассе? — допытывался Астахов. — У них такой же метод сварки?
— В том-то и дело, что они варят по-другому, отстают от мировой практики.
— Да что нам на мировую практику оглядываться! Забыли разве, «что может собственных Платонов и быстрых разумов Невтонов российская земля рождать!».
— Совершенно справедливо. Мы это учли, а газовщики — нет. Для нашего завода это уже в прошлом.
— Что в прошлом? Слова Ломоносова?
— Вы не поняли меня. Я говорю не о словах Ломоносова, а о старых методах электросварки. Для нас это прошлое, и говорить не стоит. И вообще, теперь ясно, что наша новая труба уже у нас в руках, как говорит Сергей Тарасович. Он решил эту проблему блестящим образом, — сказал Водников, поглядывая на Косачева, довольный тем, что директор не слышал их разговора, а то, чего доброго, мог бы принять слова Водникова за подхалимаж.
— Значит, вы и в вопросах электросварки тоже новаторы? — сказал секретарь горкома.
— Безусловно, — ответил Водников. — В этом деле у нас первейшие специалисты, например, инженер Поспелов, многие сварщики, это известно.
— Я готов, товарищи, — громко сказал Косачев, отодвигая в сторону стакан и чайник. — Пойдемте в цех.
— Да, да! — подхватил Астахов. — Пошли.
Косачев надел шубу и шапку и, пропустив вперед секретаря горкома, вышел из кабинета. За ними пошли все остальные.
В цехе все были на своих местах. Лица рабочих и мастеров были деловито озабоченные, движения живые и точные, взгляды острые и внимательные. И гул и шум цеха б