– Подозреваемая? – Прекрасный глубокий голос Ламарр превращает холодное слово в упражнение из сольфеджио. – На данном этапе расследования – нет. Пока мы собираем информацию. Хотя не исключаем ничего.
То есть: пока нет.
– Теперь расскажите, что вы помните из прошлой ночи.
Она возвращается к теме, как очень красивая и воспитанная кошка кружит вокруг мышиной норки. Я хочу домой.
Зуд под повязкой мешает сосредоточиться. Краем глаза я вдруг замечаю на тумбочке мандарин и отворачиваюсь.
– Я помню… – К моему ужасу, у меня наворачиваются слезы. – Я помню… – Я сглатываю ком, впиваюсь ногтями в свои и без того изодранные ладони, надеясь, что боль прогонит память о нем в луже крови на медового цвета паркете. – Пожалуйста, скажите мне, кто… кто…
Я не могу произнести это. Просто не могу. Слова застревают в горле. Я зажмуриваюсь, считаю до десяти, терзаю ногтями ладони до тех пор, пока руки от боли не начинают трястись.
Ламарр издает удивленный возглас. Открыв глаза, я впервые вижу на ее лице искреннее беспокойство.
– Мы бы хотели услышать вашу версию событий, прежде чем мутить воду, – говорит она.
Я понимаю, что она ничего не может поделать – отвечать на мои вопросы ей запрещено.
Мне кое-как удается выдавить из себя:
– Хорошо. Не надо. Господи…
Из глаз начинают литься слезы. Они льются, и льются, и льются. Я знала. Все именно так, как я и боялась.
Я слышу, как Ламарр обращается ко мне по имени, и мотаю головой. Слезы текут из-под крепко сжатых век, обжигают изрезанные щеки. Ламарр сочувственно вздыхает и поднимается с моей кровати.
– Я пока выйду, – говорит она.
Со скрипом приоткрывается и захлопывается дверь. Я остаюсь одна. И плачу, плачу, пока у меня не кончаются слезы.
Глава 22
Ясо всех ног сбежала вниз по лестнице, пытаясь не порезаться битым стеклом и цепляясь за перила, чтобы не поскользнуться в крови. Он скорчился внизу. Живой. Дыхание вырывалось из его груди с всхлипами.
– Нина!!! – закричала я. – Нина, он живой! Кто-нибудь, вызовите «скорую»!
Нина спускалась, перепрыгивая через стекла.
– Как ее вызвать, сигнала нет!
И тут он прошептал:
– Лео…
Я застыла. Откинула с его лица капюшон и узнала. Я узнала.
Этот момент я помню со всей четкостью.
– Джеймс?!
Это произнесла не я, а Нина. Она буквально скатилась с последних ступенек и упала рядом с ним на колени.
– Джеймс, господи… Как ты сюда попал?!
Она чуть не плакала, но при этом действовала с профессиональной сноровкой – бережно прощупала пульс, нашла источник кровотечения…
– Джеймс, скажи что-нибудь! Нора, говори с ним! Пусть он тебе отвечает! Нельзя, чтобы он потерял сознание!
– Джеймс… – Я не видела его десять лет и теперь совершенно потерялась. – Господи, Джеймс… Как… почему…
– С-со… – Он кашлянул, и его губы окрасились кровью. – Лео?
Это прозвучало как вопрос, но я ничего не поняла.
Как много крови…
Нина расстегнула его толстовку, нашла где-то ножницы и теперь разрезала на нем футболку. Я чуть не зажмурилась при виде залитой кровью груди – груди, которую я когда-то гладила и целовала.
– Твою мать… – простонала Нина. – «Скорая» нужна.
– Она… – На губах Джеймса пузырилась кровь. – Она тебе… сказала?
– Пробито легкое. Наверняка внутреннее кровотечение. Зажми здесь!
Из раны на бедре хлестала кровь. Нина положила мою руку на повязку, наскоро сооруженную из футболки.
– Что нам делать?
– Пока надо остановить кровь, иначе ему конец. Зажимай сильнее! Попробую сделать жгут, но…
– Господи… – Фло стояла над нами, как привидение, закрывая руками лицо. – Боже мой… Простите… я боюсь крови…
И она осела на пол. Нина смачно выругалась себе под нос и закричала:
– Том! Убери эту отсюда, она в обморок упала! В комнату отнеси!
– Клэр… – Джеймс не мигая смотрел на меня.
Я сжимала его руку, стараясь не впадать в истерику.
– Сейчас, она сейчас придет. Господи, да где она?! Клэр!!!
Никакого ответа.
– Нет… Не надо… Она сказала? Про сооб-щение…
Голос у него стал такой слабый, что я едва разбирала слова.
– Что?
Он закрыл глаза. Его ладонь в моей обмякла.
– Он умирает! – простонала я. – Нина, сделай что-нибудь!
– А я что тут, в игрушки играю?! – возмутилась Нина. – Тащи полотенце! Нет! Сиди! Держи повязку! Я сама. Где Клэр черти носят?!
Она убежала, я услышала, как на кухне хлопают ящики.
Джеймс совсем затих.
– Джеймс! – позвала я, начиная поддаваться панике. – Джеймс! Скажи что-нибудь!
Он с трудом разлепил веки и посмотрел на меня. Глаза у него блестели, в них отражались лампочки под потолком. Окровавленная грудь и живот были открыты холоду. Мне хотелось прикоснуться к нему, поцеловать, заверить его, что все будет хорошо. Но я не могла ему лгать.
Я стиснула зубы и сильнее прижала повязку к бедру. Только бы кровь перестала так сильно литься…
– Прости меня… – пробормотал он.
Я сперва подумала, что ослышалась, и наклонилась к нему поближе.
– Что?
– Прости меня…
Он сжал мою ладонь, а потом вдруг, к моему изумлению, поднял дрожащую руку и погладил меня по щеке. Дышал он с хрипом, из угла рта тонкой струйкой стекала кровь.
Я зажмурилась, чтобы не заплакать.
– Ну что за ерунда. Это было давно. Все в прошлом.
– Клэр…
Да где эта идиотка ходит?! Слеза сорвалась у меня с кончика носа ему на грудь. Он снова потянулся ко мне, хотел вытереть мне глаза, но не смог и обессиленно уронил руку.
– Не… плачь…
– О, Джеймс, – только и смогла ответить я, хотя должна была сказать ему так много.
Только не умирай. Пожалуйста, не умирай.
– Лео… – тихо проговорил он и закрыл глаза.
Только он называл меня так. Только он, он один.
Когда раздается стук в дверь, я все еще плачу. Я с трудом принимаю сидячее положение, совсем забыв о кнопке, которой можно приподнять изголовье кровати. Потом наконец все-таки нажимаю ее и утираю глаза.
– Войдите.
На пороге появляется Ламарр. У меня наверняка красные глаза и зареванный голос, но мне плевать.
– Скажите правду, – требую я, не дожидаясь, пока она сядет и начнет разговор. – Пожалуйста. Я вам все выложу, все, что помню. Только скажите, он умер?
– Мне очень жаль, – говорит она.
Это не прямой ответ, но я все понимаю. Я сижу, мотая головой, пытаюсь хоть что-то вымолвить. Ламарр молча ждет, когда я соберу волю в кулак. Наконец, когда мое дыхание немного выравнивается, она протягивает мне картонный стакан.
– Кофе хотите?
Господи, Джеймс погиб. Какой, к черту, кофе?! Но я машинально киваю. Беру стакан, делаю большой глоток. Кофе горячий и крепкий. Ничего общего с больничным жиденьким раствором.
Невозможно поверить, что я жива, а Джеймса больше нет.
Я опускаю стакан. Лицо словно окаменело, голова раскалывается.
– Спасибо, – хрипло говорю я.
Ламарр берет меня за руку и сочувственно пожимает.
– Хотела порадовать вас хоть чем-то. Мне очень жаль, что… – Она умолкает. – В целях расследования было решено не давать вам никакой дополнительной информации. Нам нужно знать вашу версию событий.
Всю свою взрослую жизнь я писала об этом книги, как раз о таких ситуациях, таких допросах. Мне в голову не могло прийти, что однажды самой придется фигурировать в чем-то подобном.
Пауза затягивается.
– Понимаю, вам тяжело, – произносит наконец Ламарр, – но не могли бы вы вспомнить, как все было? Что зафиксировалось у вас в памяти?
– Я помню все, что было до… до выстрела. Потом я сбежала вниз… Он там лежал…
Я стискиваю зубы и некоторое время со свистом дышу сквозь них, сдерживая подступающие слезы. Отхлебываю кофе, не обращая внимание на то, что он обжигает мне язык.
– Вы наверняка уже знаете про ружье. Они же вам рассказали? Нина, Клэр и остальные?
– Да, мы их допросили. Но нам важно знать версии всех участников.
– Мы были очень напуганы… – Прошло как будто сто лет с той минуты, когда мы крались по темному дому в страхе и пьяном угаре, в тумане стучащего в висках адреналина. – Вечером у нас был спиритический сеанс, знаете, есть такие доски с закрепленной на них ручкой, которая пишет, типа, сообщения от духов? Она написала слово «убийца». Мы, конечно, не поверили, что это по правде, однако все равно занервничали. А потом на снегу возле дома появились следы. И когда мы ночью проснулись, в смысле в первый раз, кухонная дверь была раскрыта настежь.
– Каким образом?
– Понятия не имею. Ее запирали на ночь. Вроде бы Фло. Или Клэр… В общем, ее заперли и потом еще перед сном проверили. Но среди ночи она как-то сама открылась и хлопала на ветру, и мы все перепугались насмерть. А потом услышали шаги…
– Кому пришло в голову схватить ружье?
– Не знаю. Фло взяла его к себе в комнату, когда мы обнаружили раскрытую дверь. Но в нем должны были быть холостые!
– Правильно ли я понимаю, что ружье держали вы?
– Я?! Нет! Оно было в руках у Фло.
– На стволе ваши отпечатки.
Я потрясенно смотрю на нее. Они сняли отпечатки с ружья?! Потом я соображаю, что от меня ожидается ответ.
– Я п-придерживала ст-твол. – Какого черта я опять заикаюсь?! – Но рукоять была не у меня. В смысле, приклад. Слушайте, ружье держала Фло, у нее тряслись руки, ствол ходил ходуном, я его просто придержала, чтобы она ни на кого из нас дуло не наставила!
– Зачем? Вы же думали, что в ружье холостые.
Вопрос заставляет меня опешить. В залитой солн-цем палате мне вдруг становится холодно. Снова чуть не срывается вопрос, не подозревают ли меня. Но она все равно ответит, что нет, и вообще это будет выглядеть странно.
– Затем, что этого делать нельзя. Даже если ружье не заряжено. Ясно вам?
– Ясно, – спокойно говорит она, что-то записывает в блокноте и переворачивает страницу. – Давайте вернемся немного назад. Откуда вы знали Джеймса?