41…
Глава IIКолыбель империй: древний Ближний Восток и первые в мире императоры
Сельское хозяйство, города, письменность и большинство других элементов того, что мы называем цивилизацией, зародились на Ближнем Востоке. Самым древним сердцем этого региона была Месопотамия – область между реками Тигр и Евфрат. Если бы в этой полупустынной зоне не было рек, там невозможно было бы ни заниматься сельским хозяйством, ни строить города. Со временем под Ближним Востоком стали понимать территорию современных Ирака, Сирии, а также ряда областей Анатолии и Элама (на юго-западе Ирана). Хотя в этом регионе существовало множество народов и языков, единство в нем обеспечивалось тесными торговыми связями, периодическими объединениями в составе той или иной империи и использованием клинописи – особой системы письма, в которой из коротких клинообразных линий собирались неуклюжие символы.
Основными политическими единицами здесь были города-государства, в каждом из которых почитали собственного бога. Уже к началу III тысячелетия до н. э. монархия стала универсальной системой правления. Считалось, что небесный и земной мир существуют параллельно, а царь выступает посредником между ними. Ритуалы и жертвоприношения, которые он осуществлял, помогали ему умилостивить богов и гарантировать благополучие своих подданных. Как наместник и представитель почитавшегося в городе бога царь обеспечивал порядок, справедливость и безопасность. Царская власть повсюду имела и религиозные, и светские атрибуты. В ассирийской пословице, которая на протяжении последующих тысячелетий снова и снова звучала по всему миру, меняясь лишь незначительно, говорилось: “народ без царя подобен стаду без пастуха, толпе без вождя, воде без трубы… дому без хозяина, жене без мужа”. Один современный историк отмечает, что “царская власть казалась месопотамцам такой логичной и справедливой, что они считали ее изобретением богов, сошедшим с небес”. Нам остается лишь гадать, в какой степени народные массы на древнем Ближнем Востоке, а также в большинстве других обществ, существовавших до наступления Нового времени, усваивали и принимали идеологию монархии и элиты, однако до нас не дошло никаких свидетельств о несогласии с ней или о наличии каких-либо альтернатив1.
Хотя идея о священной монархии господствовала в мире городов-государств и власть на практике часто передавалась по наследству, вера в то, что выходцы из конкретной семьи или рода обладают неким исключительным правом, очевидно, пришла от племенных и полукочевых народов, которые периодически завоевывали города и устанавливали в них свою власть. Историк Древнего Вавилона, который во многих отношениях можно считать родиной ближневосточной культуры, отмечает, что в III тысячелетии до н. э., хотя “в соответствии с человеческой природой отцы часто желали, чтобы им наследовали сыновья, и готовили их к этому”, до аморейского завоевания (в начале II тысячелетия до н. э.) не было “никакого намека на то, что определенный род получил от богов право на царство”. Он добавляет, что идея о священной династии была распространена у многих семитских и скотоводческих народов, связывалась с культом предков и распространилась среди народов, населявших города-государства, включая ассириицев2.
Некоторые города-государства расширялись, завоевывая соседей. Весьма немногие из них были в этом так успешны, что создавали первые в мире империи. История империй обычно отсчитывается с правления Саргона Древнего (2334–2279 до н. э.). Если до него цари правили не более чем несколькими городами-государствами, то империя Саргона включала всю территорию современных Ирака и Сирии. Она приносила царю громадные доходы: он скопил огромное богатство из награбленной добычи и дани. Он старался подчеркнуть, что отличается от всех прошлых правителей, и подкреплял легитимность своей власти через религию: для этого он сделал собственную дочь верховной жрицей бога Луны в храмовом городе Уре. Династия и империя Саргона продержались более ста лет. Причины их падения нам неизвестны, но в их число, несомненно, входит глубокое недовольство, которое нарастало в завоеванных Саргоном городах-государствах из-за жестокости его правления и необходимости платить огромную дань. Тем не менее со временем Саргон стал героем, по крайней мере в глазах элиты: “Из него сделали кумира, подражать которому стремились все цари. Истории о деяниях Саргона продолжали звучать и спустя более 1500 лет с его смерти”. Неизвестно, как народные массы относились к Саргону при жизни и оглядываясь назад. Вполне вероятно, что в их отношении к нему смешивались ненависть, безразличие или даже недоверие: здесь, как и почти всегда в истории, практически все наши источники написаны элитами, близкими к правителям. Это искажает восприятие, но нам, историкам, приходится с этим мириться3.
На протяжении последующих 1500 лет царства династии и империи на Ближнем Востоке то появлялись, то исчезали. Пожалуй, самым знаменитым ближневосточным императором с точки зрения далеких потомков следует признать вавилонского аморейского царя Хаммурапи (ок. 1792–1750 до н. э.). Своей славой он обязан не столько тому, что правил большей частью Ирака и немалой долей Сирии, сколько тому, что составил свод законов, который дошел до наших дней и был заново открыт археологами в 1901 году. Хаммурапи был чрезвычайно озабочен своей репутацией не только среди современников, но и среди будущих поколений. Он позиционировал себя не столько завоевателем, сколько правителем, который обеспечивал своих подданных объектами гражданского строительства (водопроводная сеть и каналы), защищал слабых и, что важнее всего, служил царскому и священному идеалу справедливости.
Крупнейшей империей на Ближнем Востоке было так называемое Новоассирийское царство, существовавшее с 972 по 612 год до н. э. Оно было в четыре раза больше любой из предыдущих ближневосточных империй и простиралось от Средиземного моря до Персидского залива, но также управляло территориями, которые находились за пределами исторического Ближневосточного региона. Много веков Ассирия была средним по влиятельности городом-государством, расположенным неподалеку от современного Мосула на севере Ирака. Главной заслугой ранней Ассирии было создание разветвленных торговых сетей, возникших благодаря ассирийским купцам, которые торговали в Анатолии и на юге Ирака. К XIII веку до н. э. Ассирия стала крупным и грозным царством, одним из целого ряда царств, господствовавших в тот период в регионе. После 1200 года до н. э. на Ближнем Востоке, очевидно, разразился общий кризис, причины которого неизвестны, но который усугубили серьезная засуха в Ираке и нападения средиземноморских пиратов. Хеттское и Египетское царства распались, Вавилон завоевали эламиты из Юго-Западного Ирана, Ассирия сжалась в исходных границах города-государства. Восстановление началось с наступлением X века до н. э., и пика развития империя достигла в VII веке до н. э. В конце VII века до н. э. она неожиданно пала по причинам, о которых ведутся споры.
Новоассирийское царство, очевидно, придерживалось исключительно суровой системы эксплуатации покоренных территорий. Официальная идеология подчеркивала верность ассирийскому богу Ашшуру, в культе которого завоевания и грабежи считались добродетелями. Ассирийский язык представлял собой уникальный диалект аккадского. Изначально ассирийский город-государство не имел естественной защиты на местности и периодически оказывался в руках захватчиков. “Причудливая смесь религиозной и милитаристской идеологий помещала царя в центр вселенной и позиционировала Ассирию как страну, окруженную кольцом зла” – ассирийская пропаганда изобиловала историями о диких пытках и казнях противников режима. Часто случались и массовые депортации покоренных народов. В их число вошли и евреи: учитывая, какое воздействие Библия оказала на христианский мир (к которому принадлежало большинство историков и археологов, изучавших древний Ближний Восток), вряд ли стоит удивляться, что ассирийцы вошли в историю как особенно жестокие империалисты, о чем свидетельствует строка Байрона: “Ассириец пришел, как на пастбище волк”[8]. К политике террора и жестокости в разной степени прибегали все империи. Тем не менее, как отмечает один историк, никогда прежде ни одна ближневосточная династия не хвалилась тем, что причиняла столь ужасные страдания своим врагам, и никогда ассирийская пропаганда не вторила вавилонскому царю Хаммурапи, который называл себя защитником вдов, сирот и слабых. Но разнузданный террор, эксплуатация и экспансия в долгосрочной перспективе обычно убивают империю4.
Из доступных источников историку, как правило, намного легче узнать, чем занимались древние монархи и как именно они позиционировали себя, чем составить представление об их характере. Ровно так дело обстоит с ассирийскими императорами. Многие из них явно были отличными полководцами, а также искусными и суровыми политическими лидерами. Порой мы можем разглядеть в них и авторов конкретных политических программ. Так, грозный царь Тиглатпаласар III (745–727 до н. э.) расширил границы империи и усилил контроль над периферией. Он также ограничил влияние ассирийской аристократии, сосредоточив высшие посты и связанные с ними блага в руках царских чиновников различного происхождения, многие из которых были евнухами, а потому считались безгранично преданными монарху и зависимыми от него. Эта политика на короткий срок укрепила царскую власть, однако, ослабив поддержку династии в среде социальной элиты, “привела к возникновению ситуации, когда крах двора стал равнозначен краху империи”5.
Единственным ассирийским монархом, портрет которого можно набросать хотя бы крупными мазками, был Ашшурбанапал (669–631? до н. э.). Он выделялся на фоне остальных ассирийских правителей, поскольку гордился не столько своими полководческими талантами (возможно, он и вовсе никогда не командовал армией в походе), сколько своей ученостью: “… традиционно царь изображался воином и защитником своего народа, и только Ашшурбанапал решил запечатлеть себя со стилосом, заткнутым за пояс”. Монарх публично заявлял о своих познаниях в астрологии, прорицании, математике и литературе. Некоторые из этих познаний были тесно связаны с разработкой политического курса. Принимая политическую программу, все правительства производят расчеты и делают прогнозы. Для ассирийцев важнее всего было предугадывать намерения богов, изучая звезды и внутренности овец. Правитель, разбиравшийся в астрологии и прорицании, мог гораздо лучше оценивать советы, которые получал от соперничающих знатоков и групп, порой стоявших за ними