Тем не менее не стоит недооценивать роль войны в отношениях между кочевым и оседлым мирами. Оседлые общества были лакомой добычей для кочевых степных хищников. Богатый и развитый Китай, граничащий со степями, всегда был лучшей из возможных целей, но Иран и Северная Индия не сильно отставали от него. Даже кочевники, ориентированные на торговлю с оседлыми обществами, прекрасно знали, что торговля станет значительно выгоднее, если от них будет исходить военная угроза. И племенные вожди, и будущие императоры – все правители кочевых государственных образований понимали, что выжить они смогут, только если будут выкачивать богатства из соседних оседлых обществ, добывать трофеи и предметы роскоши, которых жаждали их последователи. Политическая экономия степного мира немыслима без вымогательства и грабежа. Баланс сил между оседлыми и степными империями менялся. В обоих случаях зарождение императорской власти и все ее взлеты и падения объяснялись мощными внутренними силами. Если посмотреть на весь 2500-летний период взаимодействия кочевников и оседлых народов, все равно можно сказать, что кочевые империи, как правило, обладали большей военной мощью, но в политическом отношении оседлые империи были в большинстве своем более жизнеспособны.
Кочевники сохраняли военное превосходство, хотя оседлые общества были гораздо более многочисленны. У хуннского императора (ша-ньюя) было более миллиона подданных, в то время как у ханьского императора – более 54 миллионов, и все-таки на протяжении 80 лет именно хунну диктовали условия китайцам. Все здоровые взрослые мужчины в кочевом мире были наездниками: с раннего детства их учили скакать на коне и стрелять из лука, брали с собой на охоту, которая заменяла военную подготовку. Составной лук, распространенный в кочевой коннице, до изобретения огнестрельного оружия был самым опасным оружием, созданным человеком. Всадники кочевых армий, вооруженные луками, были страшными противниками, которые годами совершенствовали навыки держаться в седле и стрелять. При необходимости правитель кочевников мог призвать в войско четверть населения, оставив стада и табуны на попечение женщин. Конное войско со множеством запасных лошадей отличалось маневренностью, гибкостью и выносливостью, и армиям оседлых обществ тягаться с ним было очень сложно7.
Крестьяне, которые составляли подавляющее большинство оседлых обществ, были подготовлены хуже и не могли бросать свои наделы для участия в длительных военных походах. В отличие от охоты и скотоводства, сельское хозяйство позволяло им приобрести лишь некоторые базовые навыки ведения боя. Даже многолетние тренировки не могли превратить крестьян в кавалерийское подразделение, способное противостоять воинам-кочевникам. Для защиты от кочевников оседлым обществам оставалось полагаться лишь на профессиональную армию, в которую обычно входила многочисленная туземная конница. Содержание крупных профессиональных армий обходилось катастрофически дорого. Оседлое общество редко могло отправить на войну более одного процента своего населения, но в чрезвычайной ситуации гораздо больше людей можно было мобилизовать для обороны за стенами города. Кроме того, такие армии сложно поддавались контролю и представляли опасность для своих же правителей.
Даже профессиональные армии, как правило, оказывались в невыгодном положении при столкновении с кочевниками. Крупные вторжения обычно случались не слишком часто, порой успевало смениться целое поклонение, пока большая часть профессиональной армии оседлой империи спокойно сидела в казармах. На содержание этого войска расходовались огромные деньги, но также возникали немалые сложности с поддержанием дисциплины, военных навыков и боевого духа. В наступательных операциях предводитель кочевников, которые были в высшей степени мобильны, обычно выбирал наиболее удачную из потенциальных целей для атаки. Оседлому обществу приходилось оборонять свои поля и многочисленные города. Со временем кочевники неплохо изучили своих оседлых соседей. Купцы без труда шпионили за ними и сообщали ханам, какой город или регион наиболее уязвим. Хотя сначала кочевники не владели осадным вооружением, вскоре беженцы и пленники из оседлого мира обучили их этому мастерству. Вместе с тем описанные Геродотом проблемы, с которыми в VI веке до н. э. столкнулся персидский царь Дарий, когда преследовал скифов по степям и никак не мог вызвать кочевников на битву, стали одним из первых примеров того, как сложно победить кочевое войско. В любом крупном продвижении по степи в противостоянии с кочевниками логистика играла даже более важную роль, чем военная подготовка. Тем не менее преувеличивать не стоит: одержать победу над кочевниками было сложно, однако вовсе не невозможно. В 121 и 119 годах до н. э. прекрасно подготовленная ханьская армия пересекла пустыню Гоби в рамках блестяще спланированных и реализованных операций. Проникнув глубоко на территорию хунну, она частично уничтожила, а частично захватила миллионы голов скота и истребила юо тысяч воинов-кочевников. Получив сильнейший удар, который подорвал их богатство и существенно сократил количество людских ресурсов для ведения войн, хунну так и не смогли от него оправиться8.
Простейшей и важнейшей причиной политической слабости кочевников были кризисы престолонаследия. Одни кочевые империи справлялись с передачей престола лучше, чем другие. На протяжении 80 лет во II веке до н. э. хунну передавали власть от поколения к поколению царского рода, не допуская ни политического кризиса, ни гражданской войны. Для кочевников это было великим и необычайным достижением. Два брата, основавших Тюркский каганат в VI веке и. э., прекрасно ладили друг с другом и мирно передали власть следующему поколению. Но, как правило, в наследственных монархиях такие неформальные структуры иногда держались между братьями, но почти всегда распадались при жизни следующего поколения, в результате чего двоюродные братья начинали бороться за престол друг с другом. В кочевом мире иначе и не бывало. Главная проблема была связана с тем, что кочевники считали самодержавную власть прерогативой всего царского рода. Теоретически все принцы имели право на престол. Усомниться в этом значило бросить вызов фундаментальным представлениям кочевников о справедливости и равенстве. Ни в одном крупном кочевом государстве не появилось упорядоченной и общепризнанной системы престолонаследия, которая на много поколений исключила бы вероятность гражданской войны между представителями царского рода. Именно такие войны чаще всего приводили к краху кочевых государственных образований, включая и кочевые империи.
Политическая слабость кочевников объяснялась и другими причинами. Кочевые государства были наиболее стабильны, когда участвовали в успешных походах и завоеваниях. В некоторой степени это иллюстрирует расхожее мнение, что успех приводит к сплочению любой группы и легитимизирует власть ее лидера. До наступления Нового времени во всех обществах, которые верили в то, что боги на небесах руководят происходящим на земле, успех считался признаком небесного благословения. Убеждение монголов в том, что их верховный бог Тенгри повелел им править всем миром, было куда более примитивным, чем исламский призыв к джихаду, но оказывало примерно такое же влияние на людей, обеспечивая сверхъестественную поддержку свойственному людям стремлению к грабежам и завоеваниям.
Когда завоевания прекращались, правителям необходимо было искать новые способы удовлетворять и контролировать в высшей степени мобильных воинов-кочевников, вооруженных до зубов и рассредоточенных на огромной территории. Без грабежей рядовой воин влачил жалкое существование. Но главное – правителям нужно было задабривать племенную элиту и военачальников, которые командовали собственными небольшими армиями (включая и собственные войска) и легко могли взбунтоваться или перейти на сторону правителя соседнего государства. Теперь местным элитам приходилось платить из налогов и дани, которую собирали с завоеванных оседлых народов. Создать эффективные фискальные и административные институты для этих целей бывало непросто. Если правитель хотел, чтобы его режим выстоял, он должен был обеспечивать благополучие завоеванных оседлых народов и легитимизировать свою власть в их глазах. В своих попытках добиться этого монарх рисковал оттолкнуть от себя воинов-кочевников, от лояльности которых зависела его власть.
Даже если правитель и находил баланс, его проблемы порой на этом не заканчивались. Североафриканский философ XIV века Ибн Хальдун посвятил часть своей жизни изучению динамики кочевой политики. Он полагал, что после завоевания оседлых обществ кочевники, которым теперь приходилось ими управлять, теряли свою военную мощь. Они не только становились мягче, но и лишались наступательного порыва и чувства солидарности, которые подпитывали их военные триумфы. Ибн Хальдун рассматривал примеры из Северной Африки, но кочевники Магриба и Сахары были близкими родственниками кочевников степей. Великий иранский визирь государства Сельджукидов Низам аль-Мульк, живший в XI веке в Анатолии, настоятельно советовал сельджукскому султану подталкивать своих подданных-кочевников к постоянной войне с Византией, чтобы они не растеряли боевой дух. Этот разумный совет мог иметь опасные последствия. Именно неспособность или нежелание хуннского правителя положить конец набегам его подданных на империю Хань и привели к губительным китайским кампаниям, которые разорили хунну в 121 и 119 годах до н. э. Кроме того, как бы хорошо кочевой правитель ни управлял своими подданными, угроза могла прийти извне. Столкновения между другими кочевыми образованиями были способны запустить цепную миграцию по степи. Кроме того, порой к миграции приводили даже незначительные погодные колебания в Монголии и восточной степи, где пастбища пересыхали, климат свирепствовал, а кочевники в такой экологической обстановке постоянно жили на лезвии ножа9.
Тремя самыми значимыми степными империями были Хуннская держава, Тюркский каганат и Монгольская империя. Хунну правили Монголией с 209 года до н. э. по 91 год н. э. и господствовали на Таримской равнине, а также в некоторых регионах Северного Китая на протяжении первой половины этого периода. Они стали моделью для будущих степных империй. Их империя появилась главным образом вследствие того, что в 210-х годах до н. э. кочевникам пришлось отражать атаки войска первого императора Китая Ин Чжэна (или Цинь Шихуанди, который, в частности, захватил лучшие пастбищные земли кочевников в Ордосской области чуть южнее реки Хуанхэ. Первым настоящим хуннским императором (ша-ньюем) стал отважный и харизматичный Модэ, который в 209 году до н. э. сместил с престола своего отца, воспользовался гражданской войной, разразившейся в Китае после падения Цинь, и вернул Ордос. Впоследствии он одержал победу над армиями Хань, что привело к заключению мирного договора, выгодного для хунну. Он предусматривал уплату дани, без которой шаньюй не смог бы удержать лояльность своей огромной личной дружины и племенных элит.