16.
Поскольку визирь контролировал распределение благ и политику, у него появлялось немало врагов и завистников. Аль-Фадль ар-Раби, визирь Харуна, презирал Бармакидов и мог определять, кто имеет доступ к монарху. Он следил, чтобы в уши халифу постоянно лились ядовитые слова в адрес Бармакидов. При режиме Аббасидов, как и практически во всех империях до наступления Нового времени, политическая власть приносила огромное богатство. Смещение визиря в некоторых случаях могло во многом объясняться желанием вернуть это богатство в казну. Мудрый визирь не кичился нажитым перед монархом. Однако, даже когда сам визирь готов был проявлять сдержанность, ему нельзя было заходить в своем воздержании слишком далеко, иначе он рисковал подорвать свое положение. Вельможи должны были быть богаты и щедры, чтобы обзаводиться обширной сетью зависимых от них людей. Визирь не мог не оказывать знаки признательности, не дарить подарки, не выплачивать пособия и не предоставлять награды всем, кто славил его добродетели любым способом, признаваемым в конкретной культуре. Чтобы знать, когда остановиться, визирь должен был обладать чувством меры, достойным канатоходца.
Как и Харун, многие молодые монархи восходили на трон, испытывая недостаток уверенности в себе и благоговея перед своими наставниками. По мере того как их уверенность росла, укреплялось и желание выйти из-под опеки. Харун не мог просто дождаться смерти Яхьи, поскольку должность визиря в клане Бармакидов стала, по сути, наследственной. Младший сын Яхьи Джафар был не просто высокопоставленным политиком, но и ближайшим другом Харуна с самого детства. В юности они проводили вместе долгие вечера, смотря на выступления певцов и танцоров, обсуждая поэзию и наслаждаясь изысканной едой и вином. Состоять с монархом в близкой дружбе порой бывало нелегко. Отношения с человеком, который мог по мановению руки поставить крест на твоей жизни, не бывали ни совершенно равными, ни простыми. Сам император тоже порой разрывался между человеческой потребностью в дружбе, царским высокомерием и необходимостью поддерживать авторитет и сохранять достоинство, держась при этом на расстоянии и требуя почтительного отношения к себе. Неуверенный в себе человек иногда был особенно склонен требовать и дружеского, и почтительного отношения. Разумеется, сохранять баланс было гораздо сложнее, когда в дело вмешивалась политика, а ближайший друг правителя был и его первым министром. Поэтому принятое Харуном в 803 году решение отправить своего “отца” Яхью в тюрьму, казнить Джафара и уничтожить Бармакидов не сделало ему чести и повредило интересам династии.
В период между крахом Бармакидов в 803 году и смертью Харуна в 809-м на первом плане оказался вопрос о престолонаследии. Старшей женой Харуна – по сути императрицей без официального титула – была Зубейда, внучка халифа аль-Мансура. Она не только занимала высокое положение, но и отличалась властным характером, а потому оказывала значительное влияние на своего мужа. Неудивительно, что их единственный сын Мухаммад аль-Амин был назначен законным наследником. Однако по сложившейся в халифате традиции его единокровный брат Абдуллах аль-Мамун, который был немного его старше, должен был унаследовать халифат после аль-Амина. Как ни удивительно, пока у власти пребывал его брат, аль-Мамун был не только назначен наместником Хорасана (откуда происходило семейство его матери), но и сосредоточил в своих руках практически полный контроль над провинцией. Вероятно, когда Харун принял это решение, им отчасти двигали воспоминания о том, как он сам подвергался гонениям со стороны своего старшего брата. Обеспечив аль-Мамуну автономную власть, Харун, возможно, хотел оградить его от попыток изменить порядок престолонаследования.
Впрочем, более значительную роль в событиях, вероятно, сыграли не столь личные мотивы. Правителю в Багдаде сложно было удерживать под контролем Хорасан. В распоряжении халифа не было ничего подобного китайской бюрократии, чтобы объединять огромную империю и управлять ею. Наместники в провинциях задействовали местные связи, дворы и гарнизоны, чтобы закреплять свое влияние на обширных вверенных им территориях и собирать с них налоги. Постоянно существовала угроза вооруженного сопротивления. Устранив Бармакидов и столкнувшись с хаосом, посеянным иракским наместником Хорасана (из абна), Харун, очевидно, решил сделать ставку на династию. Без всяких сомнений, он знал, как опасно передавать имперскому принцу полный контроль над огромной и богатой провинцией. Возможно, он также полагал, что пообещав аль-Мамуну в наследство весь халифат, он устранит угрозу раскола. У арабов существовала древняя традиция принесения взаимно обязывающих клятв, которая зародилась в доисламские времена, когда никакого государства, связывающего граждан обязательствами, еще не существовало. Харун заставил своих сыновей публично и торжественно поклясться соблюдать порядок престолонаследия, известил об этом всю империю и поместил тексты клятв в священное место мусульман – в Каабу в Мекке17.
Харун умер в 809 году, когда вел свою армию абна на помощь аль-Мамуну, который намеревался восстановить полный контроль халифата над Хорасаном и приграничными территориями. Перед смертью Харун велел войску двигаться дальше, но история видела мало правителей, которые могли командовать из могилы, поэтому его армия быстро вернулась в Ирак по приказу багдадского правительства аль-Амина. К началу 811 года между единокровными братьями и их сторонниками разразилась полноценная гражданская война. Казалось бы, победа должна была достаться аль-Амину, который контролировал Ирак, основную часть войска и почти все провинции, за исключением Хорасана. Но победителем в итоге стал аль-Мамун, хотя причины этого и неясны – в первую очередь потому, что о войне нам известно мало. Аль-Мамуну чрезвычайно повезло иметь на своей стороне лучшего из полководцев той войны, молодого хорасанского аристократа Тахира ибн Хусейна. Скорость, сила и дерзость стратегии и тактики Тахира подорвали уверенность и боевой дух противника. Возможно, в армию Тахира входила кавалерия, подготовленная для степной войны, и это давало ему преимущество перед абна, состоящей главным образом из пехоты, но наверняка мы этого не знаем. Ни молодой халиф аль-Амин, ни его полководцы не обладали достаточной харизмой, чтобы восстановить единство и уверенность армии после первых сокрушительных побед Тахира. К осени 813 года Багдад, который более года осаждали войска аль-Мамуна, оказался на грани падения, и халиф аль-Амин попал в ловушку18.
Осаждавшие город войска были разделены на две армии, одной из которых командовал Тахир, а другой – Хартама ибн Айян, десятилетиями верно служивший при дворе отца и деда аль-Мамуна. Аль-Амин отчаянно хотел именно сдаться Хартаме, справедливо полагая, что человек, который был лоялен его семье, отнесется к нему с милосердием и почтением. Но к тому моменту двор халифа превратился в осиное гнездо из людей, которых в основном заботило лишь собственное благополучие после поражения. О переговорах аль-Амина с Хартамой сообщили Тахиру, солдаты которого устроили засаду, перевернули лодку халифа и взяли его в плен.
Один из помощников Хартамы, Ахмад бин Салам, также схваченный силами Тахира, в одиночестве сидел в караульном помещении, когда туда привели халифа – “раздетого, в одном исподнем, с тюрбаном, надвинутым на лицо, и изорванной тряпкой, наброшенной на плечи”. Упавший в реку аль-Амин дрожал от холода и сырости, но главное – от страха. Халиф узнал Салама, вспомнив, что он тоже служил его семье. «Подойди ко мне, – сказал он, – и обними меня. Мне очень страшно». Я прижал его к себе. Его сердце билось так сильно, словно готово было выпрыгнуть из груди”. Прошло немало минут. Затем в помещение вошли несколько персов с саблями в руках, хотя каждый из них сначала помедлил у двери, надеясь пропустить вперед другого. Первый удар нанес раб одного из приближенных Тахира. Аль-Амин отчаянно пытался защититься подушкой, крича: “Я собрат посланника Божьего… Я сын Харуна. Я брат Мамуна”, – но смелость уже вернулась к убийцам, и они навалились на него и перерезали ему горло. Тахир отправил аль-Мамуну голову аль-Амина, чтобы тот убедился в гибели бывшего халифа.
Сообщается, что аль-Мамун был опечален смертью брата, но понимая политические реалии, он сказал оплакивающему халифа визирю: “Сделанного не воротишь. Пусть твой острый ум найдет этому оправдание”. Хотя некоторое время после этого аль-Мамун с подозрением относился к Тахиру и его сыновьям, впоследствии он понял, что нуждается в их поддержке даже после победы в гражданской войне. Он был прав. Два поколения семьи Тахира – на манер Бармакидов – давали Аббасидам верных визирей в Багдаде и наместников в Хорасане. Благодаря их статусу, связям и знанию местной специфики Хорасан оставался под контролем Аббасидов на протяжении десятков лет19.
Абдуллах аль-Мамун, победивший в гражданской войне, был одним из самых интересных и неординарных халифов из династии Аббасидов. Хотя портретов халифов не сохранилось, во взрослом возрасте аль-Мамуна описывали как человека среднего телосложения, с бледным лицом, статного и длиннобородого – длинная борода у арабов считалась признаком мужественности и красоты, как и черная родинка, которая темнела на щеке аль-Мамуна. В зависимости от обстоятельств халиф становился то величавым, то непринужденным. В неформальной обстановке был остроумен и находчив, говорил и держался просто. Он любил вино, но никогда не пил лишнего и строго соблюдал другие исламские обычаи и нормы. Аль-Мамуна, как и большинство монархов, осаждали просители, жаждущие благ, неудивительно, что он, не склонный к затворничеству, однажды назвал одиночество не менее приятным, чем общение. Это намекает на ключевой аспект его личности, имевший важные политические последствия: АльМамун был самым образованным и грамотным из аббасидских халифов20.
Аль-Мамун славился эрудицией и любознательностью. Хотя это, несомненно, отчасти было присущим ему от природы качеством, он также многим был обязан своему образованию и воспитанию. Харун ар-Рашид проявлял личный, человеческий и академический интерес к образованию старших сыновей. Разумеется, их учили вести себя, как подобает принцам: изящно и уверенно говорить на публике, проявлять сдержанность и достоинство, всегда уважать старших и вышестоящих мужчин. Но Харун настоял и на полноценном образовании, которое привило его детям привычку к труду, самоконтрол