4.
Война опасна, сложна и непредсказуема. Династия, легитимность которой основывалась лишь на успешном лидерстве в войне, не могла продержаться у власти долго. Ключевым моментом стал принятие франкским королем Хлодвигом I папского варианта христианской доктрины (то есть не несторианства, как сделал король вестготов, и не одной из других “еретических” христианских сект). Помазанник божий стал уникальной фигурой для непосвященных. Он приобрел полусвященный статус наследника Давида, Соломона и других ветхозаветных правителей. Католическая церковь даже благословила последующие притязания французских и английских монархов на обладание практически волшебной силой исцеления болезни – золотухи – наложением рук, что было сенсационным компромиссом с языческими традициями королевской власти. Святой Григорий Турский (539–594) сравнил крещение Хлодвига с крещением Константина. По легенде, в ходе таинства с небес спустился голубь с миром для помазания короля на царство и наделил Хлодвига даром исцелять золотуху. Это была явная параллель с сошествием Святого духа во время крещения Христа.
В период до создания королевского бюрократического аппарата церковь и ее епископы были ближайшими союзниками короля в его владениях. Они были все кровно заинтересованы в защите мира и законов королевства от ожесточенной борьбы между воинственными аристократами. Когда с XII века города стали расти, а торговля – набирать обороты, к ним присоединились и купцы. Уплачиваемые ими налоги позволили королю создать административный и судебный аппараты, чтобы постепенно превратить стремления к миру и законности в реальность5.
Экономический рост и развитие административной системы сопровождались усложнением не в последнюю очередь в сферах политики и управления государством. В первые века своего существования Королевство Франков, по сути, считалось наследственным владением династии. С появлением королевских чиновников и юристов проступили и первые очертания того, что можно назвать государством. Когда к концу XII века восстановилось сначала знание римского права, а затем и древнегреческой философии, публичная власть и государство стали восприниматься по-новому. Особенно большое влияние оказала “Политика” Аристотеля. Появление университетов в XIII веке существенно обогатило интеллектуальный ландшафт. Именно в том столетии святой Фома Аквинский создал то, что на протяжении сотен лет оставалось официальным католическим синтезом христианской доктрины и древней мудрости по вопросам политического и морального порядка. В средневековой Европе юристы, ученые и священнослужители за несколько поколений создали “теорию двух тел короля” – физического и политического, причем над вторым из них смерть была не властна. Мало кто из римских и китайских философов готов был счесть свою империю вотчиной наследственного правителя или нуждался в подобном разграничении6.
Пожалуй, самым знаменитым европейским публичным интеллектуалом начала XVI века был Эразм Роттердамский. Карл V, французский король Франциск I и английский король Генрих VIII боролись за его похвалу и (иногда) за его услуги. Опубликованная в 1516 году книга Эразма “Воспитание христианского государя” была посвящена будущему императору Карлу V Это сочинение считалось наиболее авторитетным руководством по тому, как следует воспитывать и обучать юного принца, чтобы он стал добродетельным и успешным законным монархом. Может, Макиавелли в своем труде и объяснил итальянским благородным выскочкам, как удерживать власть, но истинные монархи должны были опираться на религиозные и этические принципы и чувствовать духовное единение со своими подданными. Эразм многое взял из классических источников, особенно у Цицерона, Сенеки, Аристотеля и Платона. Их мысли он подкрепил отсылками к Ветхому завету и христианскому милосердию. Одна из особенностей книги Эразма состоит в почти конфуцианском презрении философа к военным и военной идеологии. Он пишет, что христианскому монарху следует рассматривать войну как крайнюю меру: “Военные – это тоже своего рода бездельники, но гораздо более опасные, из-за которых гибнет все доброе и распространяется все дурное”[17]. Особенно Эразму претили рыцарские истории о любви и военной доблести: “А сегодня, – пишет он, – мы видим, как любят многочисленные сказки об Артуре, Ланселоте и другие такого рода, не только склоняющие к тирании, но и просто невежественные, глупые и бабьи”.
К несчастью для Эразма, он жил не в Китае. Европейская социальная элита состояла из воинов и землевладельцев, и монарх был их лидером. Война представляла собой неотъемлемый элемент европейского мульти-государственного и анархического мира. Правители проводили большую часть жизни либо в сражениях и за планированием войн, либо в мучительных раздумьях о том, как их финансировать. Военные расходы были главной статьей в бюджете любого крупного государства. Вкупе с отправлением правосудия для подданных ведение войн, по сути, составляло весь смысл существования европейского монарха. Как правило, король завоевывал авторитет своей отвагой и победами на поле боя, а не мудростью и благочестием и не пышностью двора. Особенно это касалось его статуса в глазах аристократии. Поскольку мало кто из монархов мог править без поддержки знати, это имело огромное значение. Кроме того, правители понимали, что поддерживать стабильность внутри страны зачастую становится проще, если энергия аристократов направлена вовне.
Из знати был составлен мир, в котором жили монархи. Правители разделяли ценности аристократов, проводили время за такими же занятиями и мнение аристократов заботило их больше всего. Компаньонов и друзей – в той мере, в которой дружба в принципе была возможна для монархов, – они тоже выбирали из этого круга. Карл V и его современники Франциск I и Генрих VIII мечтали о военной славе и состязались друг с другом, чтобы ее обрести. После того как в 1515 году Франциск I блестяще начал свое правление победой при Мариньяно, он настоял на том, чтобы его прямо на поле боя посвятил в рыцари шевалье де Баярд, которого вся Европа считала образцом рыцарской доблести. Всем трем правителям нравились атрибуты рыцарства – будь то гербы, истории и легенды или членство в рыцарских орденах, таких как Орден Подвязки или Орден Золотого руна. Среди других рыцарей Ордена Золотого руна даже Карл V мог расслабиться и ненадолго забыть об императорской сдержанности. Трое монархов также с удовольствием занимались военизированным спортом – охотились и сражались на турнирах – и гордились своим мастерством и смелостью, идя на риск. Преемник Франциска I, Генрих II, был убит на турнире в 1559 году. Его смерть стала одним из главных факторов, приведших к началу гражданской войны, которая с перерывами продолжалась во Франции на протяжении последующих 35 лет7.
Китайский император был в некоторой степени царем-жрецом, который теоретически обитал в мире, недосягаемом для сановников и элиты. Османский султан в величайший период истории империи управлял двором и правительством, где служили одни мужчины, которые были его рабами. Помазанный на царство европейский монарх XVI века был не просто первым среди равных в аристократической элите, но и оставался очевидно гораздо ближе к ней, чем правители многих других императорских монархий. Например, в Кастилии в XVI веке король называл “кузенами” глав 35 благородных семейств грандов, и им было позволено не снимать шляпу в присутствии монарха. В каждом королевстве между королем и аристократами существовала серая зона, в которую попадали младшие и побочные ветви королевского рода, а также благородные семьи, в прошлом заключавшие браки с представителями правящей династии. Самой маленькой эта зона была в Англии, но гораздо больше – во Франции, что отчасти объяснялось наличием множества семей иностранных принцев (например, Лотарингского дома), земли которых со временем вошли в состав Франции. В Германии все было еще сложнее. Теоретически лишь император считался венценосным и полновластным. Далее в иерархии стояли несколько курфюрстов, но при всей их влиятельности никто из них, например, не имел права даровать своим подданным титулы, поскольку это оставалось прерогативой императора. Когда в 1356 году была учреждена коллегия курфюрстов, семейство Габсбургов, из которого к тому времени вышли два императора Священной Римской империи, в нее не вошло, поскольку было признано недостаточно древним и влиятельным родом. Его отправили во второй эшелон имперской аристократии8.
Монархия и аристократия работали по тому же принципу. У власти стояли семьи, или династии. В связи с этим они были одержимы генеалогией и гордились древностью и славой своих родов. Из кастильских аристократов выше всех при дворе Карла V и Филиппа II стоял герцог Альба, который обрел и добрую, и дурную славу как главный габсбургский полководец. Альба был известен своей твердой приверженностью делу Габсбургов. Тем не менее его биограф отмечает, что “превыше своей верности короне Альба ставил еще более глубокую верность своей семье и роду”. Как можно ожидать от императоров Священной Римской империи, Габсбурги больше всех гордились древностью и великой историей собственного рода. Карл V был не только внуком императора Максимилиана I, но и потомком Карла Великого и Готфрида Бульонского, который в 1099 году был коронован как защитник Гроба Господня в Иерусалиме. Специалисты по генеалогии на службе у Габсбургов переплетали их семейную историю и легенды с давно устоявшимися мифами о происхождении многих королевств, которыми они правили9.
Империя Карла Великого и пришедшая ей на смену Священная Римская империя всегда считались прямыми наследницами Древнего Рима. В связи с этим они впитали в себя древнеримские мифы о происхождении государства, в которых основателями города назывались Эней и троянцы. Рыцарский орден Золотого руна – ключевой элемент в сплочении Бургундской династии и аристократии – славил героическое троянское происхождение династии и считал аргонавтов ранними примерами благородного рыцарства и верности. После крещения Константина ученые мужи на протяжении столетий связывали воедино римскую и ветхозаветную историю. Дед Карла V, император Максимилиан I, вынудил теологический факультет Венского университета признать его притязания на родство с Ноем. Ветхий завет давал католицизму миф о сотворении мира, история европейской литературы начинается с поэмы Гомера о разру