1.
Первые шесть могольских императоров были всесторонне талантливы. Если не учитывать фактор наследственности, во многом это объяснялось ожесточенным соперничеством, в которое вступали все сыновья падишаха, чтобы получить право наследовать отцу. Победа доставалась падшахзаде, который обладал недюжинными политическими и военными навыками. Мы узнаем об этих властных, ярких и удивительных личностях из современных источников, в число которых в двух случаях входят автобиографии правителей. Но войны за престолонаследие всегда были затратны и потенциально вели к дестабилизации общества. Кроме того, зависимость империи от личности монарха была сопряжена с неминуемыми рисками. Некоторые историки винят в ослаблении могольской власти в начале XVIII века последнего из шести великих падишахов Аурангзеба. Он правил слишком долго, что и стало одной из его величайших ошибок. Он умер в 1707 году в возрасте 89 лет, почти 50 из которых он провел на троне2.
Империю Великих Моголов основал Захир-ад-дин Мухаммад Бабур, который вошел в историю как Бабур (“Тигр”). Он родился в 1483 году и был праправнуком Тимура (Тамерлана), а также прямым потомком Чингисхана. За столетие, прошедшее со смерти Тимура, его империя значительно сократилась в размерах и оказалась разделенной между его многочисленными потомками. Тимуриды гордились своим происхождением, но при этом были напрочь лишены династической солидарности. По принятой в степной политике традиции они считали, что имеют равные права на наследство Тимура, и без конца воевали друг с другом, стремясь его заполучить. Когда в 1494 году Бабур унаследовал от отца небольшое княжество в Ферганской долине (в Узбекистане), его тотчас попытался захватить его дядя. Пока между Тимуридами шла гражданская война, их грозные соперники из Узбекского ханства захватывали все больше территорий в Центральной Азии. В молодые годы Бабура в ханстве правил Мухаммед Шейбани, еще один потомок Чингисхана. На протяжении двух десятилетий после 1494 года Бабур главным образом оборонял, а затем пытался отвоевать центральноазиатские владения своего рода. Узбекский хан также был заклятым врагом иранского шахиншаха Исмаила I. Пользуясь покровительством Сефевидов, Бабур дважды возвращал не только собственную вотчину, но и Самарканд, где правил его дядя, и все же оба раза узбеки наносили ответный удар и снова вытесняли его с этих земель.
Временами Бабур вел жизнь бесприютного скитальца, не имея почти ни гроша за душой и возглавляя крошечное потрепанное войско. Удача улыбнулась ему, когда в декабре 1504 года он воспользовался удобным случаем и захватил Кабул. Там он основал княжество, которое вскоре осталось единственным государственным образованием под властью Тимуридов. Бабур привечал в Кабуле верных тюркских и монгольских сородичей, союзников и наемников, но скромные ресурсы его княжества сильно ограничивали его в стремлении вернуть своей династии славное имя. Поскольку узбеки не оставляли ему надежды отвоевать земли предков на севере, Бабур обратил свой взор на юг, на богатейшие угодья Пенджаба и Индо-Гангскую равнину. После нескольких разведывательных походов в 1525 году он вошел в Индию и за следующие три года разгромил противников в двух крупных битвах и установил пока еще не прочный контроль над большей частью североиндийских плодородных земель. Бабуру совершенно не нравились население, культура, еда и климат покоренных территорий. Он писал:
Хиндустан – малоприятное место. Народ там некрасивый, хорошее обхождение, взаимное общение и посещение им не известны. [Большой] одаренности и сметливости у них нет, учтивости нет, щедрости и великодушия нет. В их ремеслах и работе нет ни порядка, ни плана… Хорошей воды в Хиндустане нет, хорошего мяса нет, винограда, дынь и хороших плодов нет… [Одно достоинство у Хиндустана] – это обширная страна, золота и серебра там много[19].
Огромное богатство этой новой империи позволило Бабуру восстановить престиж собственной династии, привлечь ко двору верных тюркских и монгольских союзников и закрепиться в статусе несомненного главы династии Тимуридов.
Прежде всего Бабур был воином и благородным правителем. Но стремясь восстановить престиж своей династии, он также мечтал прославиться как поэт, пишущий на родном для него чатагайском языке. Это напоминает нам, что, хотя с политикой в XV веке династия Тимуридов справлялась с трудом, покровительство культуре ей давалось гораздо лучше. На протяжении многих веков Большая Центральная Азия оставалась одним из мировых научных, интеллектуальных и культурных центров. До пришествия ислама местные ахеменидские и зороастрийские элементы в ее наследии сочетались с эллинистическими влияниями, которые принесли с собой греческие полководцы и переселенцы эпохи Александра Македонского. С X века мусульманские правители региона содействовали возрождению иранской традиции. Величайшим литературным памятником доисламского Ирана была эпическая поэма Фирдоуси “Шахнаме”, и ее публикация имела первостепенное значение для сохранения значительной части иранской культуры и памяти. Не случайно Газневиды, представители мусульманской тюркской династии степного происхождения, поддержали выход книги и приманили Фирдоуси (940-1020) к своему двору, чтобы он стал одним из его главных украшений. Региону пошло на пользу и вхождение в исламское культурное сообщество, которое простиралось от Испании до Центральной Азии. В X и XI веках некоторые из величайших в мире философов, ученых, историков и математиков жили именно в Большой Центральной Азии.
Разоренный монгольским вторжением и Черной смертью, в XV веке этот регион пережил культурное возрождение при Тимуридах. Внук Тимура Мирза Тарагай (Улугбек) основал знаменитую обсерваторию в Самарканде и был одним из величайших астрономов и математиков своего столетия. Под властью его двоюродного брата Хусейна Байкары (1469–1506) Герат стал одним из главных культурных центров исламского мира. Близкий друг и советник Хусейна Низомиддин Мир Алишер (1441–1501), известный под псевдонимом Алишер Навои, был не только великим покровителем музыки, поэзии и искусства, но и знаменитым поэтом. Именно Навои своей поэзией практически в одиночку превратил свой родной чагатайский в литературный язык. В глазах Бабура Навои был героем и образцом для подражания. Падишах написал на чагатайском немало стихов и автобиографию, и это позволило ему обращаться к нам с прямотой и человечностью, которые исчезают в витиеватом персидском языке придворных поэтов и писателей его эпохи. Пользуясь чагатайским языком, на котором говорили его предки, Бабур показывал, как гордится своим тимуридским наследием. В обезоруживающей манере, благодаря которой читать его биографию весьма интересно, падишах также с сожалением признается, что считал себя ужасным поэтом, когда писал на персидском и соблюдал традиции, характерные для персоязычной литературной культуры3.
Карьера Бабура во многом повторяет карьеру Махмуда, который в начале XI века сделал Газневидов первыми исламскими правителями Северной Индии, происходящими из Центральной Азии. Подобно Тимуридам, Газневиды оказались вытеснены с родных земель, на этот раз турками-сельджуками. Махмуд обосновался в районе Кабула, а затем использовал его в качестве опорного пункта для завоевания Северной Индии. Как и Бабур, он смог захватить эти территории исключительно в силу слабости режимов, которые в тот период управляли Северной Индией. Это отражало геополитические реалии: войти в Индию прямо из Средней Азии было очень сложно, поскольку захватчику необходимо было преодолеть высокие перевалы Гиндукуша, а затем пересечь Афганистан и миновать Хайберский проход. С немалыми сложностями сталкивался даже тот, кто удерживал Кабул и использовал его в качестве базы. Любой стабильный режим, контролировавший ресурсы Северной Индии, мог обеспечить охрану горных перевалов и преградить дорогу захватчику. В XIII веке Делийский султанат не пустил на субконтинент даже монголов. Организованное Бабуром вторжение отчасти оказалось успешным потому, что он воспользовался трениями внутри афганской династии Лоди, которая правила Северной Индией в 1520-х годах и была весьма непопулярна среди многих ее раджпутских благородных подданных, исповедовавших индуизм. Первым шагом Бабура стало вынужденное покорение Пенджаба, который он использовал как опорный пункт для будущих операций. На руку ему сыграло то, что наместник Пенджаба, поставленный Лоди, перешел на сторону Моголов, как только их армии вступили в регион.
В 1526 году в битве при Панипате неподалеку от Дели Бабур разгромил основные силы Лоди, а на следующий год разбил раджпутских князей при Кхануа, хотя в обоих случаях противники имели большое численное преимущество. Своими победами он обязан грозной могольской военной машине и умению координировать ее различные элементы на поле боя. Ядро его армии составляли монгольские конные лучники – слово “Моголы” возникло как искаженный вариант названия “монголы”. Бабур сочетал их знаменитые тактические навыки и мобильность с использованием пехоты и артиллерии, сформированных по европейской и османской модели. При дворе у Бабура были османские военные эксперты, и его тактика в бою сильно напоминала тактику, примененную османским султаном Селимом I в Чалдыранской битве с Сефевидами в 1514 году. В центре своих позиций Бабур сооружал укрепления, за которыми располагал артиллерийские орудия и мушкетеров. Основой этих укреплений были повозки, соединенные друг с другом цепями. Благодаря этим укреплениям и скрытой за ними артиллерии при Панипате и Кхануа атакующие Лоди и раджпуты понесли большие потери. После этого могольская кавалерия контратаковала противника из-за строя повозок и с флангов, и деморализованные вражеские армии рассыпались. Один военный историк отмечает, что “Северная Индия впервые столкнулась со слаженной работой конных лучников, полевой артиллерии, вооруженной огнестрельным оружием пехоты и тяжелой кавалерии, и это стало катастрофой для местных армий”